Вдалеке, над крышами белых капсул, на стене лагеря своей группы, в окружении каких-то людей, стоял освещённый факелами Кукушкин в неизменном белом костюме,
И, может, меня подвело зрение, подаренное роботами…
Но мне показалось…
Что он зло и горько смеялся!
Смеялся, презрительно наблюдая за далёкой схваткой. Смеялся, как тот, кто давно всё предвидел. Смеялся безрадостно, как Ной, стоя на борту своего ковчега. Смеялся не над теми, кто сейчас гиб. А над тщетностью всех своих предупреждений.
Но, может, я просто додумал что-то…
Вот что я рассмотрел точно — как один из тех, кто стоял рядом, подхватил Иваныча под локоть и потянул прочь со стены.
И я совершенно отчётливо увидел, что руки у Кукушкина связаны.
А на сцене шло кровавое представление. Четыре десятка бойцов «кукушат» и ещё два десятка подкрепления сцепились в смертельной схватке с главами групп. И кто бы ни победил в этой бойне, я знал одно: члены групп не простят «кукушатам» подлого нападения на Большом Совете. Не простят и не забудут.
И над этой кровавой баней, весь в белом, пусть и со связанными руками — что, впрочем, в такой ситуации лишь добавит ему плюсов — останется только один настоящий мэр.
Глава 20
Пр-р-росто чудная ночка: начало!
Дневник Листова И. А.
Сто семьдесят девятый день. Великий уравнитель.
Мы побежали вдоль стены, огибая место драки по широкой дуге, чтобы выйти за спинами «сил безопасности кукушат». К этому времени характер боя принципиально изменился. Если в начале драки у «сил безопасности» ещё был шанс отбиться, благодаря стрелковому оружию, то когда завязалась рукопашная — сработало численное преимущество глав групп.
Правда, не все они полезли в драку. Не участвовали женщины, которых было аж целых полтора десятка, и несколько мужчин, избежавших общего порыва. Да ещё пара десятков раненых и убитых первым залпом из арбалетов…
Зато остальные навалились на противника со всем пылом ненависти. А её у обиженных и притесняемых «кукушатами» накопилось немало…
И тут против «сил безопасности» сыграло сразу несколько факторов. Низкая дисциплина, давка во время прорыва на территорию амфитеатра, ну и общий беспорядок. Мужики не успели ни строя организовать, ни оружие сменить, а на каждого из них сходу накинулось по два-три противника.
А если брать в расчёт ещё и то, что главой группы редко становились за красивые глаза… Всё-таки немаловажную роль в становлении лидера играли мозги… Но скажем честно: кому нужны твои обмозгованные аргументы, если ты не можешь продвинуть их с помощью грубой силы?
В общем, главы групп были крайне неприятными и опасными противниками. А три таких врага одновременно — это вообще что-то из области ночных кошмаров. И не спасали бойцов «кукушат» ни деревянные шлемы, ни дубинки. Их просто атаковали со всех сторон, валили на землю, ну а дальше главное — ногами работать активно, и противник уже не поднимется.
Это не значит, что «силы безопасности» были сразу повержены. Вовсе нет. Но весы сражения стали клониться на сторону лидеров групп. К тому же, двадцати бойцам «кукушат», спешившим на помощь своим в амфитеатре, пришлось отбиваться от толпы «зрителей», пришедших под стены послушать, что решат на Большом Совете. Понимая, что их лидеры вступили в жестокий бой, они тоже стали давить, подступая ко входу.
Со стороны лагеря «кукушат» показалось ещё три десятка бойцов. И, возможно, они смогли бы урезонить и лидеров групп, и «зрителей»… А может, и нет. Не знаю, потому что всё пошло совсем по другому сценарию.
Я, Тихон и Пусть так и не добрались до сцены, за которой был выход. Драка там шла ожесточённая, а в пылу сражения нас влёгкую могли убить. Поэтому мы не стали мудрить и просто нашли слабое место в заборе, проломив себе выход.
Прямо за спинами тех двух десятков арбалетчиков, которые стращали толпу «зрителей».
— А! Гля, вылезли! — крикнул обернувшийся назад боец, после чего со злой ухмылкой навёл на нас арбалет. — А ну стоять! Всех вас, придурки, приказано арестовать!
— Да? — удивлённо проговорил я.
— Да это Вано! Его сказали в плен не брать! — сообщил второй арбалетчик.
Возможно, он хотел сказать что-то ещё… Но смысл сказанного дошёл до меня раньше, чем до арбалетчика, который в нас целился. Я рванул в сторону, на ходу вытаскивая револьвер. А болт бессильно врубился в забор в том месте, где я стоял ещё секунду назад.
— Эй!..
— Берегись!..
— Пушка!..
Те из бойцов «сил безопасности», кто успел обратить на нас внимание, всё правильно поняли. Но, как говорится, Бог создал людей разными, а Кольт всех бессовестно уравнял. У меня, конечно, не «кольт», а безымянный револьвер из Алтаря Вознаграждения, но чем он хуже?
Тем более, Тихон тоже вытащил револьвер, смещаясь вдоль забора — так же, как я, но в другую сторону.
Расстояние было плёвым, а в стрельбе я за последнее время поднаторел. И первые же пули нашли свои цели. Вот только времени на перезарядку нам не дали бы. И даже если бы мы с Тихоном не потратили ни одного лишнего патрона, против нас всё равно осталось бы восемь человек.
Но тут своё слово сказала толпа за спинами наших противников… Почувствовав слабину «сил безопасности», люди яростно взревели и пошли в атаку.
Да и люди Вити, до этого безучастно взиравшие на происходящее, заметили, что на их товарища напали. Ближайшие охранники слаженно сомкнули щиты, сохранившиеся у всех участников войны с работорговцами. А затем попёрли в бой с криком, который во все времена обычно сопровождает самые большие проблемы:
— Наших бьют!
А когда я выпустил последнюю пулю, вокруг царил настоящий ад. И над ним, как громовые раскаты, нёсся один-единственный, но очень единодушный призыв:
— Бей «кукушат»!
Алтарное стремительно погружалось в кровавый хаос… Теперь уже всё Алтарное… Как от упавшего в воду камня, от амфитеатра расходились круги стихийного бунта. И не было в городе больше силы, способной этот бунт унять. Я слышал, как Тихон приказывал своим людям отходить в лагерь… Как страшно кричат бойцы «сил безопасности», попавшие в руки толпы…
И я пожалел, что стрелял так, чтобы не убить их. Ведь смерть от пули гораздо быстрее и безболезненней, чем от избиений и издевательств. Волна народного гнева захлёстывала город подобно цунами. Вспыхнули навесы в мэрии, заполыхали постройки на торговых площадях.
Я уже не видел ни людей Вити, ни Тихона. Где-то потерялся Пусть. Я бежал по улицам города, стараясь обогнать набиравший мощь и силу бунт.
— А ну стоять! Стой, ля! — я даже не сразу понял, что кричат мне.
Из-за одной из капсул, стоявших вдоль узкой улочки, вынырнуло четверо мужчин. Один из них тащил за волосы рыдающую девушку, вынужденную идти, согнувшись. Может, она работала на «кукушат», и парни искренне считали, что наводили «справедливость». А может, они были обычными бандитами, решившими повеселиться под революционный шумок.
Это был тот случай, когда лично мне было плевать, кто они и зачем пытаются меня остановить.
Я просто достал револьвер, который успел на ходу перезарядить, и открыл огонь. С первым же выстрелом прочь бросились все: и случайные прохожие, и мужики, пытавшиеся меня остановить, и даже девушка, получившая в этот момент свободу.
Огнестрельное оружие — великий уравнитель. Особенно, если натренировался быстро взводить курок. Не могу сказать, что мог бы соревноваться в этом деле со стрелками с Дикого Запада… Но даже два выстрела в три секунды — неплохой темп против безоружных противников.
Один всё-таки сумел уйти. А трое его приятелей лежали на земле вдоль улицы. Последнему я попал в спину каким-то чудом. Он успел убежать очень далеко, и две пули прошли мимо. Только третья, и последняя в револьвере, поразила цель.
Я двинулся дальше по улице, настороженно поглядывая по сторонам и спешно выбивая гильзы, чтобы забить барабан свежими патронами. Но стрельба была веским аргументом для всех агрессивных элементов, чтобы в ближайшее время и носа не высовывать на мою улицу. Тем более, за капсулами уже кричали о том, что, мол, всё, власти нет — и пришло время громить склады города.
