— Где Ярослав? — сказал я, поздоровавшись.
— А он пошёл к Ваське Рыжему помочь с домашкой, — ответил мне пацан и уже хотел закрыть дверь в комнату, но я поставил вовремя ногу на порог.
— Пойди, позови его. Скажи — дядя Муля пришёл, а я подожду здесь, — велел я.
Пацан, нимало не возмутившись моим приказным тоном, прыснул куда-то в сторону и поскакал по коридору.
Я же зашёл в комнату и присел на единственный свободный стул. Да, сразу видно, что в комнате проживают пацаны. Вроде и чисто — грязи на полу нету, стол не липкий, но вещи свалены прямо на этажерку, на кровати: книги, учебники, — всё вперемешку с какими-то спортивными прибамбасами, модельками самолётиков, и с каким-то другим барахлом. На маленьком столике, который символизировал в этой комнате кухоньку, стоит сковородка с картошкой, которая, наверное, ещё самого Ивана Грозного видела.
Я усмехнулся, вспомнив свои бытовые дела, когда учился в университете и жил в общаге.
Но долго сидеть в одиночестве мне не дали. Буквально через пару минут пришёл Ярослав. Увидев меня, он расцвёл улыбкой.
— Дядя Муля! — воскликнул он и полез обниматься.
— Привет, Ярослав, — сказал я. — Я не сильно тебя отвлеку? У тебя уроки уже закончились? Ты же в первую смену?
— Да, я уже свободен. Мы с Васькой домашку делаем. Но я уже свою сделал.
— Тогда давай поговорим.
Я выставил на стол из сумки то, что наготовила Дуся. А Дуся, конечно, как обычно, расстаралась: здесь была и кулебяка, и пирог с сахарным маком, и ватрушки с творогом, и пирожки с картошкой и капустой, и жареная колбаса, и котлеты, и чего там только не было.
Пацан завистливо посмотрел на стол, пустил слюнки и торопливо попытался исчезнуть.
— Пацан, стой, — сказал я. — Давайте вместе покушайте, а потом ты пойдёшь себе делать домашку, а мы с Ярославом поговорим. Хотя ты нам вообще не мешаешь.
Пацан обрадованно кивнул и сказал:
— Меня зовут Петя.
— Ну, Петя, так Петя, а я дядя Муля. Вот и хорошо.
Пока пацаны поглощали Дусины яства, я начал рассказывать Ярославу последние новости: рассказал, как съездил в Якутию, потом про Беллу, рассказал про Музу, ну и про всех остальных.
— Как ты тут поживаешь? — спросил я его, когда он уже насытился.
— Нормально, — кивнул он и рот его растянулся до ушей.
— Голодаешь, наверное?
— Да почему это? В столовке хорошо кормят, много. А Маша через день что-нибудь вкусненькое приносит… но, в основном, блинчики и вареники…
— Погоди, ты сказал: «Маша»? — изумился я, — эта та Маша, о которой я думаю?
— Угу-м, — кивнул Ярослав. Говорить он не мог, как раз сунул в рот кусок Дусиного пирога.
А у меня чуть глаза на лоб не вылезли от удивления.
Еле-еле я дождался, когда он доест и сможет мне отвечать.
— Наша Маша? — спросил я, не в силах переварить полученную информацию. — Вы же страшно рассорились, она же тебя даже выгнала? Или я что-то не так понимаю?
— Всё ты правильно понимаешь, — важно кивнул Ярослав. — Мы рассорились, и она меня выгнала. А ещё подговаривала твоего отчима против меня, что я делаю всякие гадости. А я их не делал! И варенье из айвы не я съел, и сахар в борщ не я Дусе насыпал. Но она сказала, что это я, и Модест Фёдорович поверил…
— То есть то, что вы поссорились, это понятно. Я хорошо помню всю эту историю, — сказал я осторожно, — но вот как же она к тебе теперь ходит? И, главное, почему и зачем?
— Да просто ходит. Понимаешь, Муля, одиноко ей. И страшно, что она одна. В смысле, без друзей. Она тогда кучу всякой ерунды нахомутала, а сейчас как-то начала задумываться и поняла, что не права. Она пришла ко мне и извинилась, — сказал Ярослав. — И я её простил. Вот, сам подумай, зачем вспоминать былое? Она тогда была не права, и она это честно признала. Ну, с моей стороны было бы неблагородно не простить женщину, да ещё и беременную.
— Очуметь, — прошептал я. — И как же это всё развидеть?
— Да вот так. Она часто приходит ко мне поболтать, а ещё она мне в химии помогает. Всё-таки, ты же сам понимаешь, какая у нас эта химия была там, в деревне. И хоть Модест Фёдорович со мной занимался, но всё равно этого мало. Вот. А часто нам дают такие сложные задачи, которые просто так решать не получается, там надо понимать это всё. И Маша приходит, и она нам тут всё рассказывает.
— Нам? Это кому?
— Мне, Ваське, Петьке вон, потом ещё Лёшка приходит, и Колька тоже… — начал перечислять Ярослав.
— Погоди, погоди, я правильно понимаю…? — я не мог чётко сформулировать мысль, настолько меня поразила перемена, которая произошла с Машей.
— Да что тут понимать… Она мне рассказывает о своей жизни, я ей рассказываю о своей. Несколько раз мы ходили с ней гулять. Один раз я покупал продукты, ну, то есть она дала деньги, а я принёс ей сумку, потому что ей тяжело.
— Может быть, она эксплуатирует тебя по бытовым делам? — настороженно предположил я.
— Да нет, это был всего один раз, там просто картошку надо было занести, а так она или сама по магазинам ходит, или Белла ей помогает.
— Понятно. Ну и как тебе… Маша? Она сильно изменилась?
— И ты знаешь, что я скажу? — Ярослав поднял на меня свои мудрые, как у старичка, глаза. — Она сильно изменилась. И она поняла, что была не права.
— Только поезд уже ушёл, — пробормотал я. — Отчим-то мой уехал в Югославию.
— Да нет, не в этом дело. Она бы к нему и не вернулась. Насколько я понимаю, она не любила его, поэтому вот это всё и произошло. Но она теперь переменилась и поняла, что вела себя эгоистично, и сейчас хочет всё исправить.
— Ну-ну, — покачал головой я. — Ну-ну-ну…
С другой стороны, я был, в принципе, рад, что кто-то из взрослых присматривает за Ярославом, потому что я со своими разъездами, со своими делами совершенно выпустил его, как и Беллу, из головы.
— Ну, хорошо, что хоть она к тебе приходит.
— Ну, почему только она… И Белла ко мне два раза приходила. Дуся ко мне вообще постоянно заходит. Ну, точнее не ко мне. Она к Семёнычу заходит.
— Семёныч? Это кто ещё такой? — спросил я.
— А это вахтёр наш. Кузьма Семёныч. Она его пирожками подкармливает, так он про меня всё вызнает и потом ей ябедничает.
И я сразу понял, почему этот вахтёр знал и про тройку по физике, и всё остальное. Оказалось, это всё проделки интриганки Дуси. Кто бы сомневался!
Мы ещё поболтали с Ярославом немного. Я спросил, куда он собирается на каникулы, и пригласил его к нам провести время.
— Хорошо отдохнёшь, — сказал я, — мы потом ещё к Дусе на участок съездим. Шашлыков сделаем. И на рыбалку сходим.
— Спасибо, конечно. Но нет, я лучше поеду к нам в деревню, — сказал Ярослав. — Соскучился я уже по бабе Варе. Вот. Да и Пётр Кузьмич писал, что хочет меня видеть. Интересно, как он там поживает… И Жасминов этот смешной… Я тут такую вещь придумал, новую дымовую шашку. Для театра. Уже даже испробовал. Оно как бабахнет!
В общем, Ярослав был на своей волне.
Дома я застал суету. Сначала не понял, что случилось и почему в комнате всё вверх ногам перевёрнуто. А потом из дальней комнаты вышла Надежда Петровна и я врубился.
— Муля! — воскликнула она, как только я переступил порог. — А ты свою пижамку… фланелевую такую, не видел?
Я аж глаза вытаращил.
— Какую пижамку? Я уже давно не сплю ни в каких пижамках… Что за пижамка? Объясни.
— Ну, у тебя в детстве была такая пижамка фланелевая. С паровозиками и зайчиками, — сказала Надежда Петровна. — Тебе четыре годика было, и ты в ней очень любил спать, помнишь?
Ну, даже если бы я был Мулей, и то вряд ли бы помнил такие подробности. Но, на всякий случай, кивнул.
— Вот, мы с Дусьей всё уже перерыли — а найти не можем.
— А зачем тебе эта пижамка? — осторожно спросил я.
— Так для Лешеньки надо. Я пошла в магазин, а там такие пижамки… некрасивые. И главное, они жестковатые. А у тебя была такая хорошенькая, мягкая, её из Парижа привезли и тебе подарили крёстные.
