Дуся задумалась, затем медленно кивнула.
— Я тоже так думаю. Но Адияков упёрся, и всё.
— Я поговорю с ним, — сказал я.
— Это было бы замечательно! — расцвела Дуся и тут же наябедничала: — А ещё прибегал Миша Пуговкин. Но тебя не застал и просил тебе не говорить, что он прибегал.
— Да? Что он хотел? — я отмахнулся, потому что после той ситуации на Котельнической, когда его жена не захотела взять детей, я как-то поменял своё мнение по отношению к их паре.
— Да, вот он тебя лично хотел увидеть, но я так поняла, что он переживает за жену.
— А что там опять не так с его женой?
— Да то, что она не захотела взять детей, и он теперь… — Дуся сбилась.
— И он абсолютно прав, — сказал я. — Я, например, это воспринял как обиду. И я считаю, что, проживая в моей квартире, взять детей на один-два дня, сделать для меня услугу… это можно было бы и сделать.
Дуся на меня посмотрела укоризненно.
— Я понимаю, что ты думаешь, что раз я их пустил в ту квартиру, то теперь они мне всю жизнь должны… Не должны. Но вот иногда даже мне поддержка нужна. Бывают такие ситуации, когда нужно плечо друга, а его-то как раз и не было.
— А много у тебя друзей? — вдруг сказала Дуся и посмотрела на меня испытывающим взглядом.
Я задумался. Так-то вокруг меня народу полно, а вот друзей… ведь даже ту же Дусю я могу назвать своим ангелом-хранителем, но вряд ли другом.
Да, постоянное одиночество — это мой удел и спутник.
Мы сидели, болтали с Дусей на кухне, но продолжить наш обстоятельный разговор не получилось — прибежала Глаша, домработница Фаины Георгиевны. Она была вся запыхавшаяся, раскрасневшаяся. Глаза её искрились от еле сдерживаемых новостей.
Глаша явно жаждала посплетничать, причём настолько сильно, что даже не смогла дождаться утра, чтобы поделиться сплетнями на рынке.
Так-то Глаша старалась никогда не прибегать по вечерам, чтобы не заставать меня; меня Глаша явно не любила, сам не пойму, почему. Обычно, насколько я понимаю, они с Дусей пересекались где-то на нейтральной территории, типа на рынке, или в каком-то магазине, или в прачечной, и я-то видел эту Глашу за всё время всего пару раз.
А сейчас она прибежала прямо к нам домой.
Мне стало любопытно. Но, чтобы не мешать им сплетничать, я деликатно вышел в кабинет Модеста Фёдоровича. Мог бы и в свою комнату, но оттуда, каюсь, было отлично слышно и я теперь прислушивался к их разговору.
Глаша прибежала якобы попросить какой-то особой приправы для рагу. Я усмехнулся про себя: что, прям нельзя было до утра подождать? И что без этой приправы ничего приготовить нельзя? Да и зачем готовить столь сложное рагу на ночь глядя? Ну, повод был, конечно, явно надуман. Но что с Глаши взять — что смогла, то и выдумала!
И вот они закрылись на кухне и зашушукались. Из-за того, что дверь закрыли, мне было слышно не очень хорошо, поэтому я крадущейся походкой пододвинулся поближе к кухне, стараясь, чтобы паркетина не скрипнула.
Разговор вёлся сначала громким шёпотом, а потом эмоции взяли вверх, и они обе уже почти кричали, не сдерживая эмоции и любопытство.
— И что?
— Да, вот он опять сейчас пришёл! — заливалась восторгом Глаша. — духи ей принёс! Импортные!
— Да ты что! — ахнула Дуся. — И как? Что дальше?
— А она ему говорит…
К сожалению, из-за закрытых дверей слышно было плохо, но я уже сообразил, что там происходит, и что за новости принесла «в клювике» Глаша.
— … И они потом пошли в театр, а он ей ручку целовал! Два раза! Я видела!
— Да ты что! И что она…?
— Она прям даже согласилась, конечно! А они на выходных решили поехать на дачу.
— Так она же не любит ездить на дачу! Категорически!
— Да, вот теперь оказалось, она срочно полюбила! Они теперь ездят туда вдвоём и потом приезжают обратно вечером в воскресенье, она всегда такая довольная, аж поёт. Ты же знаешь, как она поёт…
Дальше я слов не слышал. Но на моих устах заиграла довольная улыбка. По-моему, и вторая часть моего плана насчёт Фаины Георгиевны начала исполняться!
Глава 17
Миша Пуговкин нарисовался у меня дома уже к вечеру. Он пришёл и, смущённо переминаясь с ноги на ногу, сказал, не глядя мне в глаза:
— Муля, нам надо поговорить.
— Говори, — кивнул я и отошёл, пропустив его в квартиру.
Миша вошёл и сконфуженно остановился у двери. Вид его при этом был крайне виноватым.
— Проходи на кухню, Миша, — вздохнул я, понимая, что так просто отделаться от него не выйдет и разговор явно будет непростым и небыстрым. — Там Дуся вишнёвый как раз кисель приготовила и ещё вон драники жарит.
Из кухни действительно вкусно пахло свежей выпечкой, жаренными драниками и шипела сковородка. Дуся вовсю жарила.
Я пошёл на кухню. Мише ничего не оставалось, как идти за мной. Да, я мог бы его пригласить и в гостиную. У меня было место, где принимать гостей. Но дело в том, что как раз в это время, до его прихода, я ел, и прерывать свой ужин не собирался.
— Здравствуйте, — поздоровался Миша с Дусей и неуверенно посмотрел на неё умоляющим взглядом.
Очевидно, он думал, что Дуся сразу же выйдет. Но надо знать Дусю. Так-то она довольно деликатный человек. Но в некоторых случаях делает вид, что намёков не понимает.
— Эмммм….нам с Мулей надо поговорить… — озвучил Миша свой немой посыл, видя, что Дуся его намёкам явно не вняла.
Дуся пожала плечами и положила на сковородку новую порцию чего-то буроватого, что я идентифицировал как перетёртый картофель, из которого она собственно жарила сейчас драники.
— Говори, Миша, — сказал я.
Миша бросил ещё один многозначительный взгляд на Дусю, но та всё так же флегматично продолжала жарить свои драники. Я же молчал, ожидая того, что он скажет.
Когда Дуся сжалилась и поставила перед ним чашку с чаем, он схватился за неё, словно утопающий за соломинку. И, тем не менее, паузу ему всё равно пришлось прервать.
— Я это… Муля… — пробормотал он, — я… эммм… хотел извиниться…
— Извиняйся, — сказал я и пожал плечами.
— Ты даже не спросишь, за что извиниться? — посмотрел удивлённо на меня Миша. — Ты так изменился, Муля! Ты совершенно стал не таким, каким был раньше! Раньше с тобой хоть можно было…
— Стоп, стоп, — прервал я поток упрёков. — Я прекрасно понимаю, что лучшая защита — это нападение, но ты пришёл ко мне разве для того, чтобы рассказать, каким плохим я стал?
Уши у Миши заалели:
— Нет, нет, не это…
Он опять припал надолго к чашке, пытаясь оттянуть разговор длительной паузой.
Но я ждал, мне спешить было некуда, это моя кухня, моя квартира, поэтому пусть пьёт чай, рано или поздно он в чашке закончится. Я скосил взгляд на Дусю и увидел, что она с интересом прислушивается к нашему разговору. И уши у неё, как локаторы. Хотя как такового разговора ещё и не было.
— Это… эмм… — опять промычал Миша и умоляюще посмотрел на меня.
Я не отреагировал, сделал вид, что не понял.
— В общем, я хотел извиниться за Надю, — вздохнул он.
Я молчал. И Мише пришлось продолжить.
— Конечно, она могла бы взять детей, оставить у себя… я понимаю, что у тебя была такая ситуация… но вот она растерялась, и мы… мы… — он опять заблеял.
Я посмотрел на него тяжёлым взглядом и сказал:
— Да, могла бы. И я был бы благодарен за такую поддержку, за эту дружескую услугу. Но она не взяла.
— Поэтому, извини меня, Муля, — сказал Миша и опять надолго припал к чашке.
Я посмотрел на него и сказал:
— Ну, я на тебя, Миша, как бы и не в обиде. Ведь насколько я понял, не ты решаешь все дела в вашей семье.
Миша вздохнул и ещё ниже опустил голову.
Дальше мы пили чай молча. Миша не знал, что ещё говорить, а я принципиально не делал никаких попыток поддержать разговор. Понимаю, что это было крайне невежливо с моей стороны, но просто не хотел. Вот не хотел и всё.
Дуся, видимо, считала точно так же, потому что она вообще самоустранилась от всего этого разговора. И хотя раньше она точно поворковала бы с Мишей о всяких житейских и бытовых делах. Но сейчас сделала вид, что очень занята, потому что жарит драники. Причём, дожарив до конца, она принялась переставлять на столе и в шкафу какие-то баночки, потом стала мыть миску, потом ещё что-то.
