Сразу за околицей начинался большой луг, при дневном свете наверняка пестрый от цветов, но в ночи казавшийся тоскливо-черным, лишь с редкими серыми крапинками каких-то особо ярких растений. Мы стояли на вершине округлого холма, а луг простирался далеко вниз, куда-то в темноту, в которой непрерывно что-то тихонько звенело и стрекотало.
Заметив, должно быть, что я замешкался, Фальц легонько подтолкнул меня в плечо.
— Вперед, аспирант! У нас не так много времени. «Тайную тропу» открыть — это вам не трубку раскурить…
«Тайными тропами» среди магов принято называть особые пространственные коридоры, позволяющие моментальным образом перемещаться из одной точки империи в другую. Далеко не всякий чародей способен открыть такую «тайную тропу», и далеко не во всяком месте.
На грешной земле нашей есть вполне определенные места, где линии пространственных связей истончились, ослабли, и теоретически были способны на какое-то короткое время разорваться, прежде чем срастись вновь. Зная местонахождение такой «тайной тропы» и проведя в этом месте определенный ритуал, можно было проявить «тропу» в нашем мире и использовать ее для перехода в заранее намеченное место.
Но именно на этом моменте обычно и возникали сложности. Если провести ритуал и проявить «тропу» смог бы даже весьма средненький чародей, едва-едва ухвативший самые азы пространственной магии, то наметить точный маршрут для такой «тропы» и открыть для нее выход в точке назначения — тут уже требовалась особая квалификация.
В узких кругах подобных магов так и называли: тропуны. Они ведали «тайные тропы», могли отыскивать их, открывать и задавать маршрут, позволяющий провести путника в желаемое место.
Тропунов было немного. Пожалуй, по одному на губернию, но в Петербурге их насчитывалось сразу четверо: Беттихер, Федька Галкин и братья Дубасовы, Владимир с Андрияном. Но не оттого их было много, что большой спрос имелся, а просто не пожелали они в свое время разбредаться по губерниям. Оно и понятно — уж лучше в столице жить, в свете императорского двора, где всегда найдется работенка для ловкого мага, чем сгинуть где-нибудь в дальних губерниях, где и «тропу»-то открыть потребуется всего раз-другой в жизни…
При прежнем императоре, Алексее Петровиче, первом по счету, чародеев жаловали. При дворе они высокие должности занимали, сущность свою не скрывали и даже академию собственную заимели, куда приглашали на обучение молодых людей со всей империи, в ком находили хоть какие-то зачатки чародейских качеств.
Царствование Алексея Петровича выдалось долгим и мирным, академия чародейства при нем процветала, и выпускниками ее в те годы были такие столпы магии как граф Кайсаров, или Вениамин Огарков, или даже сиятельный князь Ростовский.
Но государь-император Алексей Петрович скончался от странной болезни, поразившей все его члены одновременно. Она обездвижила его и приковала к постели, не способного не то что слова произнести — и вдохнуть-то полной грудью ему было тяжко. Так и отдал богу душу, дыша часто-часто и непрерывно обливаясь липким потом. Так при дворе поговаривали, во всяком случае…
А потом на престол взошел нынешний император Михаил Алексеевич — человек горячий, вспыльчивый и склонный к весьма скоропалительным решениям. В общем, молодой очень. Ведь было ему тогда всего девятнадцать годков отроду. И притихла земля российская в ожидании грядущих перемен.
Отгремели пушки на Петропавловской крепости. Вот тут-то и начались для чародеев тяжелые времена! Не прошло и месяца, как академию прикрыли. Сначала просто было объявлено, что империя больше не может позволить себе столь бессмысленные траты. Здание опечатали до дальнейших распоряжений, преподавательский состав сняли с довольствия, а слушателям объявили, что они могут отправляться по домам.
Первое время еще никто не разъезжался. Изо дня в день юные маги являлись на площадь перед академией, в надежде, что сюда вот-вот явится вестовой от императора и объявит о произошедшей ошибке и возобновлении работы академии.
Ан-нет! Случилось все в точности до наоборот. Сразу же после того, как ведение всех внутригосударственных дел было поручено светлейшему князю Черкасскому, сюда нагрянула рота солдат и в мгновение ока очистила площадь. Кто не пожелал уходить по-хорошему — были арестованы, и дальнейшая судьба их была туманна.
А потом магия и вовсе была объявлена вне закона. По всей империи были сформированы отряды так называемых «охотников на ведьм», в основном из простонародья, но возглавляли их, как правило, люди из всякого рода мелких чинов и разорившихся дворян. За каждого пойманного чародея светлейший недурно платил, так что за несколько лет такого рода охота успела превратиться в весьма доходное ремесло.
Много чародеев было истреблено в те годы. В распоряжении светлейшего имелись списки слушателей академии, что сильно облегчало ему задачу. Прокатились по всей России повальные аресты. Некоторым магам удалось сбежать за границу, но основная же их масса попросту распылилась по бескрайним просторам империи.
Но были и те, кто не собирался отрекаться от магии. Ректор академии князь Обресков таинственным образом исчез сразу же после снятия его с должности, но Советник Академической канцелярии граф фон Раттель, Иван Фридрихович, оказался не столь расторопным. «Охотники» арестовали его прямо в собственном имении под Петербургом. Ночью спящего вытащили из постели, и как был — в ночной рубашке и ночном же колпаке — доставили в подвалы Тайной канцелярии, где к тому моменту уже было учреждено специальное ведомство по делам магов.
Суд над ним был скорым. Он не отрицал ни одного пункта обвинения, поскольку действительно занимался чародейством, владел магией высшего порядка и обучал ее премудростям молодых слушателей. Единственное с чем советник фон Раттель не был согласен, так это с тем, что деятельность его была направлена во вред государству и лично государю Михаилу Алексеевичу.
— Это какая-то жутчайшая ошибка, господа! — заявил он на финальном заседании. — Весь учебный процесс в нашей академии был направлен исключительно на пользу государству и императору, без всяких сомнений. Это я вам заявляю со всей ответственностью!
Однако этой ответственности не хватило, чтобы склонить судей на свою сторону, и приговорен был советник к публичному сожжению на костре. Подобных казней не случалось на Руси уже много-много лет, никто и не помнил даже когда подобное происходило. И многие даже ужаснулись, но объяснение такой жестокости было дано следующее: «Любая другая казнь, кроме как сожжение на костре, не может лишить чародея возможности воспрепятствовать ее полному и всеобъемлющему претворению…»
Многие попросту ничего не поняли из такой формулировки, и потому вскорости поступило и разъяснение. Из него следовало, что высокий суд опасается неких возможных действий магического толка во время казни, в результате которых чародей такого ранга, какой имел советник Иван Фридрихович фон Раттель, мог бы воспрепятствовать проведению казни вплоть до летального исхода. Якобы, тело чародея даже будучи подвешенным в петлю за шею или обезглавленным, способно само себя исцелить. А будучи захороненным, может попросту покинуть могилу в любой удобный момент. Сожжение же до состояния головешки лишает чародея подобной возможности.
Звучало это как-то сомнительно, но многих такое объяснение удовлетворило. А что? Кто их этих чародеев знает? Наложит он заранее на себя всяких исцеляющих и оживляющих заклинаний и с издевательской улыбкой положит голову на плаху. А потом — раз! — и отрастит себе новую, лучше прежней. На то она и магия, чтобы творить то, чего обычным людям недоступно…
В общем, сожгли господина советника на огромном костре прямо посреди Сенной площади. Полыхало так, как полыхает во время доброго пожара! Говорят, советник все это время кричал жутким голосом. И не просто кричал, а сыпал проклятьями, пока еще был в состоянии это делать. Он проклял государя-императора Михаила Алексеевича и весь его род, проклял светлейшего князя Черкасского и весь его род, проклял всех судей, уготовивших ему такую незавидную участь. Возможно он проклял бы и еще кого-нибудь вместе со всем его родом вплоть до седьмого колена, но из-за жутких страданий сознание оставило его, а потом тело скрючилось и обвисло на веревках.
