Да нет, она точно из знати! Причем из высшей. А что память отшибло — так это у них порой случается. А может и не отшибло у нее ничего? Может просто скрыть чего-то хочет? Ну не знаю, да и не мое это дело.
— Для брусники сейчас не сезон, но соус брусничный я вам обещаю, сударыня. И вино французское будет.
У меня дома в буфете еще оставалось несколько бутылок бургонского. Думаю, для такой барышни оно придется в самый раз…
У трактира нашелся только один свободный экипаж. Я сунул извозчику монету, назвал адрес магистра Амосова и помог Катерине взобраться в повозку. Сиденья здесь были твердые — обычные доски, хорошо хоть оструганные — и не очень чистые, но в темноте это не особо бросалось в глаза.
Голые запыленные ступни Катерины то и дело высовывались из-под полы плаща, и я всякий раз незаметно поглядывал на них. Вдруг вспомнилось, что там, под этим плащом, на Катерине из одежды больше совсем ничего нет, и от мысли этой в горле встал ком. Даже переглотнуть было тяжело.
Повозку трудно было назвать просторной, и сидеть нам пришлось достаточно близко. Из-за частых ухабов ее то и дело начинало раскачивать из стороны в сторону, так что Катерина нет-нет да и падала прямо на меня. И всякий раз я ощущал, как тесно прижимается ко мне ее тело. Плащ при этом иногда случайно распахивался — не сильно, а чуть-чуть совсем, но все же я успевал увидеть под ним светлеющие полоски обнаженных бедер. И сердце у меня в эти моменты начинало колотиться где-то в мозгу.
Должно быть один раз я подсмотрел слишком откровенно, потому что Катерина это заметила, поправила плащ и строго предупредила:
— Сумароков, не подглядывай!
Я сразу закашлялся в кулак. Стал нарочито заинтересовано смотреть по сторонам, хотя ничего примечательного там не было. Извозчик на козлах сначала сидел молча, потом с шумным бульканьем приложился к бутылке и затянул какую-то грустную песню, которой я никогда прежде не слышал.
Катерина слушала его очень внимательно, глаз от него не отводила, а когда же он закончил, то повернулась ко мне.
— Я ни слова не поняла! — заявила она. — О чем он пел?
— Понятия не имею, — ответил я. — Я не слушал…
Катерина немного помолчала. Потом снова спросила:
— Там, на дороге, когда этот бандит приставил мне к горлу нож… Ты сказал ему, что у тебя в руках золото, и он тебе поверил… Но я-то видела, что никакого золота не было! А он вел себя так, как будто оно там было!
Я совершенно не хотел поддерживать эту тему. Она была очень скользкой и опасной. Я знаком с этой девицей не больше часа, и не собираюсь перед ней раскрываться полностью… Хотя сама она передо мной делать это не смущалась.
— Не понимаю, о чем вы, — сказал я холодно. — У меня нашлось несколько золотых, и я просто хотел откупиться.
Катерина вдруг рассмеялась, да звонко так, закатисто.
— Откупиться⁈ — воскликнула она. — Да ты их всех там поубивал, как курей, а от этого задохлика хотел окупиться⁈ Не смеши меня, Алешка, мне и без того смешно! Да так, что сил никаких нет! Признайся, ты гипнотизер?
Я ждал от нее совсем другого вопроса, и потому этот поставил меня в тупик. С минуту я отупело крутил головой, а потом наморщил лоб и развел руками.
— Кто⁈ Что ты имеешь в виду?
А Катерина словно бы спохватилась. Тут же отвернулась и потуже закуталась в плащ.
— Ничего… Жрать охота…
Я взглянул на нее с удивлением. Лицо ее в белом свете, который слабо источал рогатый месяц, казалось белее мела, и я совершенно не к месту подумал, что при дворе в последнее время пошла дурацкая мода выбеливать себе лица пудрой, отчего люди начинали казаться куклами. Но Катерина на куклу была совсем не похожа.
«Красивая», — подумал я. И спросил:
— Сударыня, можно задать вам один вопрос?
— Валяй, — как-то странно отозвалась она.
— Если вы помните свое имя, то и род свой тоже должны помнить. Вы можете его назвать?
— Род… — повторила Катерина, как бы пробуя слово на вкус. — Я так понимаю, тебя интересует моя фамилия?
— Точно так.
Она ненадолго замялась. Затем ответила:
— Романова я. Если тебе это так интересно.
Я почесал затылок.
— Романова? Слышал о таких. Антошка Романов не брат вам часом?
— Нет у меня братьев. И сестер нет. Одна я у мамы с папой.
— Понимаю. Видимо, у вас какая-то другая линия Романовых. Не новгородская. Может московская? В свое время московские Романовы чуть на царство не были избраны, но Поместный Собор утвердил тогда другого царя, из рода Трубецких.
— Да ни черта ты не понимаешь! Питерские мы…
— Выходит, вы из Санкт-Петербурга? Что-то не припомню местных Романовых. Хотя и служу при дворе.
— При дворе! — повторила Катерина, и в голосе ее я услышал уважение. Хотя, оно легко могло оказаться издевкой. — Напомни слабоумной: и кто же у нас сейчас царь?
Да-а-а… Красивая она девка, конечно, ладная вся такая, а вот с головой совсем плохо. Жаль, очень жаль.
— Государь-император у нас нынче Михаил Алексеевич. Не так давно он на престол взошел, но дел всяких уже множество натворить успел.
Сказал я это, а сам поглядываю на нее искоса, за реакцией слежу. Если она из партии светлейшего князя Черкасского и служит его интересам, то непременно начнет расспрашивать меня, каких именно дел натворил новый государь. А самое главное — как я отношусь к этим деяниям.
— И что за дела такие? — спросила Катерина.
Вот оно, началось! Неужели и впрямь она шпионка светлейшего? Но что тогда она делала в лазарете? Неужели князь прознал о «тайной тропе» в подвале и приставил туда своего человека? Но почему он выбрал для этого голую девку? Гораздо проще и разумнее было арестовать меня на выходе и доставить прямиком в тайную канцелярию.
— Разные дела, — ответил я весьма неопределенно. — Ни к чему вам это знать. Да и долгий рассказ получится, а мы уже почитай приехали.
Я нисколько не кривил душой, мы действительно почти приехали. Дорога стала ровной, мощеной, без ухабов, а по бокам потянулись большие красивые дома. Рядом с одним из таких домов мы вскорости и остановились.
Наказав Катерине ждать меня в повозке, я соскочил на булыжник и подошел к извозчику.
— Жди меня здесь, — приказал я, сунув ему еще одну монету. — Я не долго. Потом отвезешь нас с барыней на Васильевский, я укажу куда надобно…
Извозчик был только рад такому положению вещей. Он с благодарность принял монету.
— Я туточки вас буду ждать барин. Хоть до утра.
— Не нужно до утра, я скоро…
Дом магистра Амосова выглядел нескромно. Был он в три этажа, фасад так и усеян арочными окнами. Парадный вход с высоким крыльцом, тяжелые двери, которые одним своим видом заставляли визитера почувствовать себя гораздо ниже ростом… На гнутой железной петле рядом с дверями висел витой шнур с красивой кистью на конце, и я за этот самый шнур дернул трижды, потом еще дважды, и в конце дернул всего один раз. В ночи слышно было, как где-то далеко внутри звенит колокол. В дневное время его обычно не слышно.
Заслышав торопливые шаги, я немного отступил. Громыхнул засов, одна створка приоткрылась, и я увидел заспанное лицо Кирьяна, дворецкого Петра Андреевича, освещенное светом масляной лампы.
— Алешка? — удивленно произнес он, посветив на меня. — Ты чего трезвонишь, окаянный⁈ Ночь на дворе! Али случилось чего?
Темные кудри спадали ему на лицо, а иные в беспорядке торчали в стороны, как и усы, обычно аккуратно причесанные, а теперь же похожие на щетку.
— Случилось, Кирьян, случилось, — отодвинув дворецкого, я прошел в дом. — Буди Петра Андреевича, дело срочное.
Только сейчас я обратил внимание, что во второй руке Кирьян сжимает короткоствольное ружье, наверняка заряженное.
Но будить магистра Кирьяну не пришлось. Тот и сам уже пробудился и спускался сверху по округлой лестнице, на ходу завязывая под большим пузом алый пояс цветастого восточного халата.
— Сумароков, ты чего как с цепи сорвался? Чего случилось?
