"Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 (СИ) - Фонд А.

— Муля, — сказала она, — я не знаю, говорили ли тебе или нет, но я очень хочу, чтобы ты был крёстным отцом моей Сонечки. Я понимаю, что ты коммунист, и для тебя это может быть невозможно. Но ты понимаешь, я всё-таки из деревни и…

— Погоди, — сказал я, перебивая всю эту тираду. — Я согласен.

На меня тут же все уставились изумлёнными взглядами.

— Я согласен, — повторил я. — Единственное, что… вы же сами понимаете, что в Москве этого делать не стоит?

— Да, мы сделаем это в деревне.

— Ну вот и прекрасно, — кивнул я. — Я не уверен, что я смогу лично поехать к вам в деревню, или где вы там это всё будете проводить… но вписать меня в церковную книгу вы можете. Я согласен быть твоим кумом, Маша. А кто будет крёстной?

При упоминании о крёстной, Маша вдруг смутилась и покраснела.

— Да кто это, кто? — начали приставать к ней бабы.

— Танька… — хрипло прошептала Маша и опустила взгляд. Уши её заалели.

— Какая ещё Танька?

— Ломакина…

Она ещё больше покраснела, не смея поднять на меня глаза.

— Ломакина? — удивился я. — Это не та ли Ломакина, которая на тебя кислотой плеснула?

— Она… — выдавила из себя Маша.

Бабы все были шокированы:

— Как же так-то?

— Да так, в принципе, она неплохая подруга. Просто вот у нас было такое недоразумение…

— Ну ничего себе недоразумение! — Не мог прийти в себя от удивления я. — Когда подруга тебе практически в лицо выливает кислоту, и ты её за это выгоняешь с работы и не даёшь защитить диссертацию, то как же теперь она ещё будет крёстной твоей дочери?

— Мы помирились, — просто сказала Маша и пожала плечами, мол, ну а что тут такого.

Вот это бабы дают, подумал я, но комментировать не стал.

— А как ты дальше планируешь свою жизнь? — спросила Белла.

— Всё просто, — сказала Маша. — Сейчас я буду заниматься Сонечкой, мы будем здесь жить. Ярослав обещал помогать, ходить по магазинам.

При этих словах Ярослав приосанился и кивнул.

— Белла и Муза обещали, если что, посидеть, если мне надо будет там в больницу сбегать или ещё что-то. В баню, например. А всё остальное — нормально, я сама вполне справлюсь. А вот потом, когда Сонечке можно будет идти в ясли, я выйду на работу.

— В институт? — Удивился я. — Тебя решили принять обратно?

Хотя, с другой стороны, раз Мулин отчим уехал в Югославию, то, в принципе, её могут и взять.

— Нет-нет, я в науку идти передумала. Ведь я имею право и преподавать. У нас здесь совсем рядом есть Дом пионеров, и химический кружок ведёт один педагог. Он уже старенький и уходит скоро на пенсию. Мы с Беллой уговорили его ещё пару месяцев поработать. Как раз Сонечка подрастёт для ясель, и я пойду на его место вести кружок «Юный химик». Директриса уже мне это место обещала придержать, так что всё будет хорошо, — улыбнулась Маша. — Как раз и график там плавающий, так что я могу больше времени проводить с Сонечкой…

Она ещё что-то там щебетала, а я сидел и думал, что мне делать с показаниями Глориозова. Насколько я понял, этот пресловутый госконтракт был на капитальные ремонты всех московских театров и цирков. Сумма просто космическая. Так Муля проводил их через подставные тресты, которые делали дешманские работы и получали копейки. А излишки (точнее почти вся основная сумма) уходили Муле с подельниками. Причём все акты приёмки работ подписывал лично этот дурачок Муля. И вот кто-то собрал это всё в отдельную папочку, и эта папочка теперь хранилась в одном из отделений городского архива. Насколько я знаю — небольшой такой домик рядом с каким-то заводом. План этих людей был прост — вывести Мулиными руками всё финансирование, а потом слить Мулю. Но тут появился я…

И сейчас у меня была единтвенная мысль — как уничтожить улики?

— Муля, ты что, не слушаешь? — возмущённый голос Дуси пробился сквозь мои мысли.

— А? Что? — спросил я.

— Письмо, говорю, от Орфея пришло, — повторила Дуся, — Муза читать сейчас будет. Пересядь вон на тот стул — здесь освещение ей лучше, чтобы читать. Или сам тогда читай.

— Ага, хорошо, — кивнул я, торопливо пересаживаясь.

Когда все разместились, Муза взяла письмо и начала читать:

— Здравствуйте, дорогие мои соседи! Пишет вам Орфей Жасминов, проживающий в забитой костромской деревне, — старательным голосом читала она. — Живу я здесь хорошо. Уже вроде даже и прижился. Сначала было, конечно, немного непривычно. Убивала вот эта деревенская жизнь, отсутствие комфорта и малолюдность.

— Ой, можно подумать, он к комфорту за свою жизнь здесь привык! — хохотнула Белла, которая слушала письмо, задумчиво подперев рукой щёку, — в чуланчике у Пантелеймоновых, небось, повышенный комфорт!

Все засмеялись.

— Я продолжу? — дождавшись, пока все отсмеются, строго посмотрела на нас поверх дужек очков Муза.

— Да, да, Муза, продолжай, — загомонили все.

Муза стала читать дальше:

— Особенно меня выбешивал сортир, который находится в саду. И, если ночью приспичит, надо идти по темноте, минуя пса Барбоса, который так и норовит цапнуть за ногу, и брехливая эта скотская собака страшно. Но теперь, в принципе, я уже привык. Привык и воду носить из колодца, и даже дрова колоть. Даже немного научился в печи готовить, правда, всё никак не могу научиться её растапливать. Но зато у нас есть примус. Поэтому, если что, подогреть еду всегда можно. Кроме того, здесь есть колхозная столовая, где кормят всех, поэтому от голода не страдаем, так как страдали в коммунальной квартире…

Муза сделала паузу и продолжила читать дальше:

— А товарищ Печкин развернулся тут на полную мощь. Сперва начал строить двухэтажную школу, а потом поспорил с Первым председателем райкома Партии, что скоро в этом селе будет десятилетка. Более того, он размахнулся даже на то, чтобы открыть реальное училище. Мол, домов много, они пустуют, работников для колхоза мало, а рабочие руки нужны. Поэтому надо, чтобы не молодёжь ехала в город, обучалась и оставалась там, а надо, чтобы учителя приехали на село, научили молодёжь работать с сельскохозяйственной техникой. Так он и заявил на партийном собрании, чем вызвал бурные аплодисменты и задачу сделать это. И вот теперь здесь развернулась масштабная стройка. Соответственно, приехали строители, приехали рабочие, и все ходят по вечерам в клуб, где мы продолжаем ставить концерты и спектакли…

— Узнаю Печкина, — едко прокомментировала Белла, хотела ещё что-то добавить, но на неё опять нетерпеливо шикнули.

— Всеми этими спектаклями руковожу я, — с выражением читала дальше Муза. — Всё у нас хорошо, правда, один из моих спектаклей Печкин забраковал и заставил убрать. А я всего лишь хотел постановку сделать по произведению Ги де Мапассана «Парижское приключение». Показать очищение души через грехопадение! Но он почему-то не захотел! Вот всё-таки как ни есть, хоть и хороший человек, Пётр Кузьмич, но от искусства он всё равно гораздо дальше, чем мы…

— В грехопадениях Жасминов профи, — опять не удержалась Белла.

— Дайте же дослушать! — возмутилась Дуся (она к Жасминову всегда тайно благоволила).

Муза отпила глоток остывшего чаю и вернулась к письму:

— Так-то всё у нас хорошо. Ложкина Варвара Карповна передаёт вам всем привет, велела низко кланяться. Она раздобрела, завела себе ещё одну корову и ходит по селу эдакой барыней. Все её боятся, здороваются и очень стараются не огорчать. Но самое главное, что здесь, в деревню, приехали из новых кадров не только фельдшер, ветеринар и библиотекарь, но, главное, приехали и специалисты по торговле. У нас же теперь аж два магазина уже. И есть тут такая Галя. Она работает у нас в сельпо продавщицей.

В этом месте Муза сделала паузу, и они с Беллой многозначительно переглянулись. По рядам соседей прошелестел общий вздох.

— Неужели… — всплеснула руками Белла.

— Читай дальше, — нетерпеливо велела Фаина Георгиевна, которая явно сгорала от любопытства.

И Муза продолжила читать.

— И вот эта Галя… она такая красивая. Ах, видели бы вы, какие прекрасные у неё глаза, какие очаровательные ямочки на щеках! А улыбка… это же улыбка Моны Лизы! Она как посмотрит — так это всё! А какая у неё грудь… — в этом месте Муза вспыхнула, покраснела, пробежала глазами молча пару строчек, но затем продолжила читать дальше, явно пропустив небольшой кусочек: