— «Богатырь в доке уже два месяца, но ремонт до сих пор не закончен. Я осмотрел днище — оно залатано на 'живую нитку», и все эти заплаты не только пропускают воду, но сами отвалятся, стоит кораблю дать ход. И я удивлен, что до сих пор не организованы работы, а капитан порта все время ссылается на непреодолимые обстоятельства, постоянно жалуясь на нехватку опытных мастеровых. А разве на крейсерах ВОКа нет опытных работников среди нижних чинов, чтобы с их помощью ускорить работы на несчастном крейсере, посаженном на камни по чьей-то излишней самоуверенности.
Алексеев преднамеренно не называл виновных, но тем «бросал камни» именно в «огород» командующего флотом, потому что за все происходящее отвечает именно он. Скрыдлов так и воспринял «фитиль», побагровел, но ответить ничего не мог — наместник был прав со всех ракурсов, как ни посмотреть. «Действо» не прекратилось, оно, как воронка, продолжала расширяться, затягивая в водоворот все новых участников.
— Япония островная стара, и пресечь неприятельскую торговлю является делом чрезвычайной важности, от которого зависит исход войны. Мы выводим только броненосные крейсера на коммуникации противника, и добились некоторых успехов. Пусть громких, но отнюдь не очевидных, и к тому урон крайне незначительный, если учитывать общий тоннаж судов, приходящих в порты противника. А для чего у нас тогда вспомогательные крейсера «Ангара» и «Лена» простаивают, почему они до сих пор не вышли на коммуникации. К тому же имеется пароходы, что могут развить ход в 17 узлов, и вполне пригодны для крейсерских операций — я имею в виду «Монголию», которую зачем-то решили переделать в госпитальное судно.
Наместник прямо-таки кипел праведным негодованием, и адмиралы почувствовали себя не в «своей тарелке» как говорится. Вот только Евгений Иванович прекрасно знал, что здесь его вина всецело — «Ангару» он держал в Порт-Артуре как собственную яхту, про «Монголию» вообще забыл как про таковую, а «Лене» он же прямо запретил ходить к берегам Японии. Но почему бы не найти «стрелочника», благо его и искать не нужно. Сидит во Владивостоке больше двух месяцев и не сделал ничего, даже «Богатырь» не смогли отремонтировать, в то время как в Порт-Артуре без всякого уже пятый броненосец с помощью кессона «залатали»
— В Дальнем по моему приказу сейчас переоборудуются во вспомогательные крейсера два английских и японский пароходы, с ходом в шестнадцать узлов. Это «Забияка», «Разбойник» и «Джигит» — сами клипера в виду ветхости переведены в блокшивы, а команды получили, так сказать, новые корабли. «Ангара» уже полностью готова к выходу в море, как и отбитая у неприятеля «Маньчжурия». «Монголия» переименована в «Енисей», во избежание упреков в том что она несла на себе раньше знаки Красного Креста. Итого шесть вспомогательных крейсеров, в то время как здесь до сих пор не удосужились ввести в строй хотя бы пару таких столь нужных кораблей. И вина целиком лежит на капитане порта, контр-адмирале Гаупте, которого я сегодня сместил с должности — пусть едет в Петербург! Если его помощник контр-адмирал Греве через месяц не введет в строй «Богатырь», то отправится заведовать заштатной гаванью Петропавловска, что на Камчатке. Это безобразие — девять недель ремонтировать корабль, столь нужный флоту!
Вот теперь нужный результат был достигнут — Евгений Иванович отчетливо и наглядно показал всем, кто на самом деле управляет флотом. Адмиралы прониклись, даже князь Ухтомский старательно отводил взгляд. Тут ведь главное в начальственном пригляде держать подчиненных, указывая им на все недостатки, и тем самым оставляя на свою долю только достоинства…
Началась война с Японией, Порт-Артур, март 1904 года. На крейсере «Аскольд» рядом стоят два адмирала, обладавшие крутым характером — но первый погиб не сделав того, что было нужно, а потому его помнят. А второй сотворил то, что не нужно делать — и ушел в забвение…
Глава 8
— Мне совершенно не нравятся действия генерал-адъютанта Куропаткина. Да и нашего Авелана тоже — за последние два года Федор Карлович вкупе с нашим генерал-адмиралом такого наворотили, что породили больше вопросов, чем дали на них ответов.
После затянувшейся паузы Алексеев нарушил молчание, тяжело вздохнул, и посмотрел на своего флаг-капитана — с Эбергардом можно было говорить без всяких экивоков, как и с покойным Вильгельмом Карловичем Витгефтом — Андрей Августович умел хранить тайны. И говорил также хладнокровно, произнося такие слова, что подслушай кто их, можно было лишится не только карьеры — дело пахло увольнением без пенсии и права ношения мундира. Подобного фрондерства в Доме Романовых не переносили со времен печальных событий на Сенатской площади 14 декабря 1825 года, в которых моряки Гвардейского Экипажа приняли самое активное участие. Да и позже бывали казусы, вроде казненных двадцать лет тому назад лейтенантов Суханова и барона Штромберга, примкнувших к «Народной Воле». И это отнюдь не испугало до икоты молодых мичманов — сохраняя верность империи как символу, они порой не стеснялись высказываться с критикой существующих порядков, хорошо, что только на флоте. Да и что говорить, если при негласном жандармском надзоре пребывал чуть ли не десяток из нынешних командиров кораблей первых двух рангов.
— Гарнизон Порт-Артура серьезно ослаблен приказами военного министра, что стал командующим Маньчжурской армией. Из Квантунской области за полтора месяца до высадки противника полностью вывели 3-ю ВС стрелковую бригаду, которая там развертывалась в полнокровную дивизию, пополняясь мобилизованными с началом войны. А ее до этого пять лет командовал Стессель, не проще ли было оставить ему в подчинении проверенные части, с которыми он ходил на Пекин. Но, несмотря на его неоднократные прошения, Куропаткин еще из Петербурга приказал забрать у него именно эту дивизию, что попала под удар 1-й армии Куроки на реке Ялу, и потерпела там жестокое поражение. У меня после бесед с офицерами этой дивизии возникло ощущение, что их батальоны просто усадили по приказу на невыгодные позиции, и сознательно допустили, чтобы 11-й полк попал в окружение и был вынужден пробиваться штыками.
— У Алексея Николаевича просто «дар» подставлять наши слабые корпуса под сокрушительные удары противника, и при этом ставя во главе войск таких бездарностей, как генерал Засулич. И так раз за разом — он буквально саботирует все наши указания, будто специально предоставляя японцам прекрасные возможности бить наши войска по частям.
Наместник уже не говорил, он рычал от накатившего бешенства. Ему фактически не подчинили Маньчжурскую армию, хуже того, он не знал планов Куропаткина на войну. Недоумение превратилось в стойкое недоверие наместника к полководческим «талантам» бывшего военного министра, особенно когда генерал Куропаткин раз за разом приказывал войскам отступать, даже после успешных боев, приводя в уныние офицеров и солдат.
И вот забрезжила надежда — эскадра под командованием ставшего вице-адмиралом Матусевича вместе с войсками генерал-лейтенанта Стесселя, лихим десантом возвратила Дальний, лишив японцев возможности использовать этот стратегически важный для них порт. Город и порт построенный по указанию Витте, и который был фактически сдан по приказу командующего Маньчжурской армией, причем сам Алексеев уже не успел вмешаться со своим приказом к флоту, разрушить там все постройки в порту и затопить находящиеся в акватории Талиенванского залива пароходы. И японцы этой преступной халатность воспользовались — через Дальний вскоре стали проводить перевозку войск и необходимых грузов для них. Он только настоял на отправке четырех дивизий для деблокирования Порт-Артура, но Куропаткин отправил две, и как итог досадное поражение под Вафангоу 1-го Сибирского корпуса генерал-лейтенанта Штакельберга…
