— Жарьте туда из всех орудий! — скомандовал я, удерживая сферу.
Бойцы не стали задавать лишних вопросов. Из огнеметов в аномалию ударили потоки пламени, а пара особо одаренных наемников, неплохо владеющих огненной магией, направили в сферу потоки чистого огня прямо из ладоней.
На напитывание этого пространства огнем ушло немало времени, но чем больше пламени в нее вливалось, тем эффектнее должен был получиться результат. Я всегда стараюсь делать свою работу на совесть, а в данном случае — еще и максимально ярко. Уж что-что, а устраивать феерические шоу я умею.
Напитав сферу хорошенько, я ускорил и метнул ее прямо в центр завода, а вернее даже будет сказать: она словно притянулась к нему. В мгновение ока все здание запылало, озарив округу ослепительным заревом. Жар полыхающего пламени ощущался даже на безопасном расстоянии. Огонь охватил каждый уголок промышленного гиганта — после такого пожарища уже ничто не уцелеет.
Так и тянуло процитировать: «Гори-гори ясно, чтобы не погасло». Сноп искр взмывал в темнеющее вечернее небо, а где-то в недрах завода раздавались оглушительные взрывы. Я не мог сдержать восторга — зрелище и впрямь было невероятно красочным.
Грех было не запечатлеть этот триумф на память. Сделав несколько снимков, я отправил лучший из них Федору Видмовскому с подписью: «Столица — опасное место, особенно для пермских аристократов. Берегите себя и своих близких». По-моему, звучит весьма эффектно, прямо как те предупреждающие титры, что крутят по телевизору в сезон лесных пожаров.
Что ж, сделал дело — можно приступать к следующему. И я, насвистывая, двинулся прочь, оставляя за спиной пылающие руины.
Глава 7
Седовласый, но ухоженный старик в зеленом пиджаке поглаживал по голове большого сторожевого пса с мощной головой и попивал свежевыжатый сок. В молодости он обожал бурбон, виски и сигары, но, перевалив давно за пятьдесят, решил заняться спортом и следить за здоровьем. Глядя на него сейчас, трудно было представить, что когда-то этот статный мужчина вел разгульный образ жизни. Теперь он излучал уверенность и силу, как человек, привыкший всегда добиваться своего.
Его можно было понять: у него была успешная бизнес-империя с крупными заводами то здесь, то там. Порой он даже переставал поглядывать на прибыль, просто наслаждаясь властью над своим добром и снисходительно принимая в кабинете деловых партнеров и прочих просителей. Ему нравилось ощущать себя хозяином положения, тем, от чьих решений зависят судьбы многих людей.
— Он и правда сжег дотла мой завод под Москвой, — усмехнулся мужчина, продолжая чесать пса за ухом. В его голосе не слышалось ни капли недовольства или огорчения, скорее, даже какое-то удовлетворение. — Какой молодец: играет по моим правилам, сопляк, — добавил старик, и в его глазах зажегся хищный огонек.
— Да, выходит, что так. Вот отчет о потерях, экономисты уже все подсчитали, — Павел — его помощник протянул ему папку с документами.
— Этот отчет мне не интересен, — Федор Валерианович с важным видом мотнул головой. — Я достиг иного уровня, чтобы волноваться о потере одного завода. К тому же я этого и ожидал, — на его лице проскользнула довольная улыбка. Он чувствовал азарт и предвкушение от предстоящей схватки. — Ты лучше вот что, Павел, вызови мне сюда с десяток наемников из отряда Теней, да побыстрее.
— Мигом устроим, господин: они себя ждать не заставят. Берутся за все подряд и решают проблемы в считанные секунды, — поклонился Павел и поспешил удалиться. Он знал, что лучше не заставлять босса ждать.
Старик с довольным видом допил сок и откинулся на спинку качающегося кресла. Внутри него бурлило чувство триумфа — поступок Добрынина развязал ему руки, и теперь можно спокойно присоединиться к войне против него. Наконец-то представился повод поставить на место этого выскочку!
Род Федора Валериановича никогда никому ничего не был должен. Но его нынешние союзники числились в списке должников, а у него на них были планы. Как говорится, поможешь вовремя союзникам — получишь больше выгоды в дальнейшем. Старик предвкушал, как использует их в своей игре.
Крутанувшись на кресле, он развернулся к окну и приложил руку с драгоценными перстнями к подбородку. С юности Федор Валерианович отличался горделивостью и высокомерием. Он считал себя богом, царем, лучше и дальновиднее всех, а остальные лишь шли у него на поводу. Эта непоколебимая вера в собственное превосходство придавала ему сил.
Второй причиной для войны с Добрыниным стала личная неприязнь. Валерианович считал его обнаглевшим выскочкой, каким-то макаром подлизавшимся к императору. Он не мог стерпеть, чтобы какой-то юнец обошел его так далеко. Зависть и уязвленная гордость терзали его душу.
— Этот сопляк даже не осознает, насколько он мелкая сошка в большом мире, — задумчиво произнес старик, потирая пальцами ладонь. В его тоне звучало снисходительное презрение. — Но я открою ему глаза и поставлю на место. Пусть щенок поплатится за свои глупые надежды.
Думая об этом, он развернулся обратно к столу и, нажав на кнопочку на стационарном телефоне, сказал:
— Лидочка, принеси-ка мне сет из свежих нарезанных овощей, — попросил Федор Валерианович свою секретаршу в приемной его собственного особняка.
— Господин, это не Лидочка: это ваш телохранитель Михаил, — раздался в трубке туповатый голос. Старик поморщился от раздражения.
— А где Лидия? Какого черта, ее нет на рабочем месте в рабочие часы? — Валериановичу не нравился такой беспорядок. Он терпеть не мог, когда что-то шло не по плану.
— Так вы же ей сказали, что если она не перестанет красить свои ногти на работе и вонять лаком, то пусть тогда вообще выметается прочь, — пояснил Михаил. — Вот она и не вышла на работу: наверное дома теперь ногти красит. Она, вообще, хотела маникюр на дому делать и так зарабатывать.
— Кикимора она чокнутая, зарплату такую променяла на черт знает что, — выругался Федор, чувствуя, как закипает от злости. Его лицо покраснело, а на лбу выступили капельки пота. Ему претила такая безответственность. — Значит, ты мне сет из овощей должен принести, да побыстрее. И чтобы никаких перемен не было после ухода Лидии: сделай все как надо! Сделай так, чтобы я и не заметил ее ухода, понял? Все должно быть по-прежнему, — он не любил малейших перемен в своем распорядке и кругу общения. Одна мысль об этом вызывала у него тошноту и головную боль. — И замену ей ищите поскорее, — добавил он следом, едва сдерживая раздражение в голосе.
— Слушаюсь, господин, — покорно ответил Михаил и отключился.
Федор Валерианович облокотился о стол и прикрыл лицо рукой, чувствуя, как раздражение и усталость накатывают на него волной. Ситуация с секретаршей и бестолковыми подчиненными порядком вымотала его. Он ощущал, будто весь мир ополчился против него. Его сердце колотилось, а в висках пульсировала кровь.
Через несколько минут в дверь постучали, и в кабинет вошел Михаил. Подняв голову, Валерианович потерял дар речи: перед ним стоял его телохранитель-качок, облаченный в женскую юбку и балансирующий на каблуках. Волосатые ноги Михаила обтягивали женские колготки, губы были ярко накрашены красной помадой. На голове красовался женский парик, а в руках он держал поднос с огурцами и морковью.
— Ваши овощи поданы, господин, — промурлыкал Миша, старательно подражая голосу Лиды.
— Это как понимать, мать твою? — от шока Валерианович даже подскочил с кресла. Его глаза округлились от изумления и негодования. Он почувствовал, как его охватывает ярость.
— Вы же сами сказали, чтобы никаких перемен после ухода секретарши не было заметно, — развел руками телохранитель, невинно хлопая накрашенными ресницами. — Я и приоделся, как она. Юбка даже такого же цвета.
— Я даже знать не хочу, где ты так быстро раздобыл женскую одежду и парик, — процедил сквозь зубы Валерианович, с раздражением одергивая пиджак. Его трясло от гнева. — Но какого черта овощи не нарезаны, кретин? Я что, должен их так грызть? А ну пошел вон, дебил! Ты тоже уволен! — он схватил морковь и швырнул ее в телохранителя. — Если я сказал, чтобы все было без перемен, то это не значит, что ты должен был рядиться, как баба, подражая идиотскому стилю секретарши.
