— Так я вроде как не один сюда прилетел: у вас тут полно площадок для посадки, и все забиты под завязку. Да и дом ваш реально не в двух шагах от города, хотелось побыстрее увидеть кореша да оторваться по полной. И вообще, я думал, по воздуху в моем случае передвигаться, наоборот, безопаснее, — набив дальше рот едой, я ухмыльнулся ему.
— В том-то и дело, что для себя безопасности ты не ищешь, — заржал Распутин. — Если бы не твоя сеструха, не Вика и не я, то ты бы вообще по улице пешком шарахался даже без ствола, да и дрых бы на улице, чтобы побольше приключений на свою задницу найти. Не прав я разве?
— Не прав, брат, не прав: я слишком люблю комфорт, как и тачки, чтобы на улице ночевать, — что правда, то правда.
Больше Гриша меня не пытал: мне кажется, он и так уже все просек, что нужно. Так что мы с ним, прихватив шашлычок и коньячок, переместились в игровую комнату. Бухали коньяк под мясцо, резались в карты, а потом я почти весь вечер танцевал с графинями и виконтессами на балу, и мы пялились на фейерверки, от которых, наверное, вся Москва на уши встала, хотя вилла была далеко от МКАДа.
В общем, выжимали из этого вечера все, что могли, и я, поддатый, почти под самое утро чесал домой. Но не за рулем: меня сопровождал целый кортеж из личной охраны Распутиных. На этом настоял отец Гриши: видать, решил, что с таким гостем, как я, лучше перебдеть, а то на меня так и будут нападать без продыху.
Но я думаю, что кортеж выделяют всем, кто приехал без своей личной гвардии: типа такие традиции. Я просто видел, как пара гостей тоже так уехала. Правда, вот только, как я заметил, у меня кортеж был гораздо жирнее.
Выходит, либо я самый почетный гость, что вряд ли, либо самый проблемный. Хотя для Распутиных разобраться с какими-то борзыми уродами никогда не было проблемой.
В общем, день я провел с пользой, и он был просто улетный! О, кстати, моя детка Викуся на проводе, но чего она не спит в такую рань? Стряслось что?
— Алло, — говорю ей. — Как жизнь?
— Если ты не заметил, я обрывала тебе телефон раз пятьдесят, — голос у нее был злющий.
— Я был занят: тусил на празднике у Гриши, мы пили, танцевали и все такое. Ну знаешь, богема, все дела. А у тебя как делишки?
— И с кем же ты там танцевал? — голос у нее затрясся.
— Ты не поверишь, как же их зовут… Ах, да, точно: с женщинами, — щелкнул я пальцами и ухмыльнулся.
— С женщинами??? Меня, значит, спровадил в какую-то глушь к черту на рога, а сам там в Москве зажигаешь? — заверещала моя ненаглядная.
— Представляешь, но да! И раз у тебя все в шоколаде, то перезвони мне, когда успокоишься, а то у меня шибко хорошее настроение
— Успокоюсь? НО Я СПОКОЙНА! — это был такой вопль, что хоть уши затыкай.
Однако я отрубил мобилу и, блаженно улыбаясь, сладко задремал на заднем сиденье джипа.
Днем позже
Комната была настолько задымлена от сигарного дыма, что разглядеть цвет обоев на стенах не представлялось возможным. Мужчина в черном пиджаке, с зажатой в зубах сигарой, нервно расхаживал от стены к стене. Он также раздраженно теребил рукав своей рубашки, будто пытаясь стереть с него невидимые пятна.
— Может, ты уже присядешь и перестанешь дымить, как паровоз? У меня уже в глазах рябит и дышать нечем, — мрачно посмотрел на него виконт Тимирязев, сверкнув зелеными глазами.
— Да пошел ты! — огрызнулся граф Расторгуев, но сигару все-таки затушил. — Я вот никак не могу понять: как эти долбаные наемники умудрились облажаться и не довести дело до конца? Я же нанял лучших из лучших, они профи в своем деле. Все просчитали до миллиметра, мать их за ногу!
— Черт его знает, — развел руками Тимирязев. Он взял со стола стакан с бренди и сделал пару глотков. — Они сказали, что вертолет каким-то образом ускорился после попадания в хвост. Причем разогнался до немыслимой скорости, которой у этой модели в принципе быть не может, особенно у подбитой.
— СУКА! СУКА! — бушевал граф. — Я же теперь покойник! Самый что ни на есть покойник. Никто не мог предположить, что он свалится прямо к Распутиным. Он просто физически не должен был дотянуть!
— Успокоишься ты уже или нет? — рявкнул на него виконт. — Если и прикончат, то наемников, а ни кого-то из нас, но они уже свалили из Империи. Да и не знают они, кто конкретно заказчик, все было сделано инкогнито. А ты тут разводишь панику на пустом месте, — Тимирязев опрокинул в себя остатки бренди.
Граф, взглянув на него, наконец уселся в кресло и закинул ногу на ногу, но она продолжала нервно трястись. Ему не раз приходилось устранять тех, кто переходил ему дорогу в делах, но этот Добрыня Добрынин казался ему теперь человеком, продавшим душу дьяволу. Вокруг него витало слишком много мистики, чтобы не думать об этом.
— Знаешь, он ведь совершенно один, абсолютно один, — бормотал теперь Расторгуев, словно разговаривая сам с собой. — За его головой охотимся не только мы, но он по-прежнему жив. Как такое вообще возможно? Подумаешь, у него высокий ранг, я же уже отправлял на тот свет одаренных S-ранга, даже опытных. В чем его гребаный секрет?
— Тебя только это интересует? — скривился недовольно виконт. — А деньги у него откуда берутся на все про все, раз его из рода попёрли? Он скупает в своем районе жилье за жильем, как семечки на базаре, и еще наемников там расселяет. А им, между прочим, немалое жалование платить надо.
— Это меня тоже интересует, — угрюмо кивнул его товарищ-аристократ по несчастью. — Эти чертовы наемники вечно кочуют из дома в дом, постоянно перемещаются. И нам даже невозможно понять, сколько их там на самом деле.
Расторгуев тоже налил себе горячительного и, вздохнув, сделал большой глоток.
— Нет, ей-богу, такое ощущение, что мы имеем дело со старым опытным партизаном, а не с каким-то сопливым студентом! — всплеснул он руками, не находя места своим эмоциям. — Еще и эта его дружба с Распутиным только все портит: торчит как кость в горле. Ни назад, ни вперед толком не продвинуться.
Тимирязеву добавить больше было нечего: он понимал, что так оно и есть. Чего они уже только не передумали и каких идей только не состряпали, чтобы взять его в тиски.
Даже хотели заграбастать его сестру в заложники и шантажировать, но та находится в резиденции в курортном поселке, а резиденция эта тоже лично Распутину принадлежит, так что соваться туда с такими намерениями — чистое самоубийство. К тому же, с ней там маркиза Прусская отшивается, и та может создать проблемы, ведь ее род в случае чего и здесь, в Империи, их достанет. А род у нее очень даже небедный и до жути воинственный.
— Может, подсыпать ему яду? — предложил граф с мрачной ухмылкой. — Старый добрый мышьяк еще никого не подводил. Главное, чтобы доза была правильной, а то еще, не дай бог, выживет и мстить начнет. Хотя, судя по его живучести, он и мышьяк переварит, как младенец молоко.
— Ладно, Семен Семенович, не городи уже чушь с горя. А мне пора домой: остальные дела тоже ждут, — виконт поднялся с кресла. — За наши шкуры переживать не стоит, так что продолжим думать, как до Добрынина добраться. Главное — впредь быть осторожнее, а то еще сами себе яму выроем.
— Согласен, и спасибо, что успокоил, а то я всю ночь глаз не сомкнул, — выдохнул Расторгуев и пожал ему руку. — Сам видишь, какой я сегодня на взводе. Голова шла кругом, но после разговора с тобой полегчало. Правильно сделали, что сразу сплавили наемников подальше.
— Ага, бывай.
Тимирязев зашагал к двери, но та распахнулась ему навстречу, и внутрь влетел без стука Тимофей — крупный мужчина с седым виском, начальник гвардии графа. Он был в курсе делишек своего хозяина и его сговора с Тимирязевым. Окинув их быстрым взглядом, он доложил:
— Есть плохая новость. Плохая для всех, кроме могильщиков! Наемники вернулись обратно в Империю!
— Что за бред, — граф поначалу не поверил. — Они что, самоубийцы? Тимофей, если ты тоже решил пошутить и записаться в отряд самоубийц, то я мигом отправлю тебя на тот свет.
