— Теперь можно выбросить. Но он сделал все, что от него зависело.
Мы сидели в гостиной дома Мартина. Некоторое время назад я слышала бой часов. То ли полночь, то ли час ночи… Успокоиться я смогла совсем недавно — до этого я плакала и хотела сгореть со стыда. А еще лучше — умереть.
— Самое главное, что ты жива, — Адеола убрала волшебную палочку в прическу, и бабочка снова развернула над ней сиреневые крылышки и осыпала волосы пыльцой. — Судя по тому, что появилось в сердолике, эта дрянь хотела наслать на тебя хзаленскую порчу.
Огюст, сидевший рядом с чашкой кофе, невольно поежился и сказал:
— У моих драконов была такая. Думал, не выведем. Тьфу, мерзость!
— Хзаленская порча? Что это? — поинтересовалась я, в последний раз шмыгнув носом. Ну вот и все, довольно слез — жертвой колдовства и интриг может стать любой. А корона осталась у меня, и конфеты тоже, и его величество Георг, после того, как Инга исчезла, приказал принести мне маленькую подвеску с изумрудом в утешение.
— Ты бы покрылась парой сотен гнойных фурункулов, — ответил Мартин. — Приятного мало. Потом они проходят и оставляют мелкие шрамы.
— Что-то вроде ветрянки или оспы, — поняла я и добавила: — У нас есть такие болезни.
— У нас тоже, — заметила Адеола. Волшебница выглядела энергичной и довольной, словно все, что случилось на балу, как-то развеяло ее скуку. — Пару раз работорговцы ловили больных рабов.
— Так им и надо, — вздохнула я и провела по лицу ладонями. — Господи, как же мне стыдно!
Мартин погладил меня по плечам. Сейчас он сидел рядом со мной на диванчике, и я чувствовала себя спокойнее. Теперь это наконец-то был тот человек, которого я увидела в подземелье во сне — жаль только, что он видел, как я грохнулась с весов. Все это видели.
— Ты ни в чем не виновата, — твердо сказал Мартин. — В том, что случилось, нет твоей вины. Зато теперь у тебя есть шоколад, сотня прекрасных жемчужин, корона и подвеска с изумрудом. Я бы сказал, неплохое начало. Положишь в банк и через пару лет получишь состояние.
— Ну шоколад-то я лучше съем, — я улыбнулась, и, к моему удивлению, улыбка вышла вполне живой. Адеола одобрительно посмотрела на меня и сказала:
— Все очень довольны тем, что ты разделила шоколад между дебютантками. Такого раньше не было, и это плюс и тебе, и Мартину. Не только прекрасна, но и щедра, и даже в неприятные минуты думаешь о других.
— Ну а как же, — вздохнула я, вспомнив, как дебютантки окружили меня и с каким теплом и любовью принялись утешать. — Я только так могла ответить добром на добро.
Мартин кивнул и взял меня за руку.
— Это правильно, — сказал он. — На добро надо отвечать добром. А на зло — справедливостью. Я уже подал заявление в полицию. Магическое нападение в присутствии короля — что-что, а это Инге с рук не сойдет.
Адеола и Огюст одновременно усмехнулись.
— И ясно, что она ответит следователям, — презрительно сказала волшебница, устало махнув рукой. — Что была где-нибудь в театре или в гостях, ее алиби подтвердит множество свидетелей, а кто-то просто решил использовать облик порядочной женщины в своих гнусных целях. Это была не Инга, а мираж — ну а мираж может наслать кто угодно. Назначение Мартина Цетше ректором вряд ли прибавило ему друзей.
— Что, если это действительно так? — предположил Огюст. Мартин посмотрел на него так, словно младший брат сморозил несусветную глупость.
— Даже если и так, — сухо сказал он, — то все равно следует найти злоумышленника. Хотя знаешь, братка, я уверен, что это именно Инга. Только ей пришло бы в голову выставить соперницу в неприглядном свете.
Я хотела было сказать, что нет никакого соперничества, и я не претендую на руку и сердце Мартина, но вовремя решила прикусить язык и помолчать. Великий Цетше явился на королевский бал в сопровождении девушки, которая не является ему родственницей — значит, тут наверняка любовь и будущий брак. Никто не выводит в высший свет страны обычных приятельниц или служанок.
На мгновение мне стало холодно, и холод почти сразу же сменился жаром. Я — невеста Мартина Цетше? Невозможно! Но все наверняка именно так и думают — и Инга тоже. Поэтому она и пришла опозорить меня перед всеми. Неужели ты, Мартин, хочешь взять в жены именно это? Ввести в дом Цетше девицу без семьи, манер и приличий?
Гнев ударил в нос, как пузырьки от шампанского. Да, по меркам этого мира я никто и звать меня никак. У меня нет ни богатства, ни родовитой семьи, ни идеальной внешности. Зато я нигде не потеряла свою совесть, вот что важно.
— И что будем делать дальше? — поинтересовалась Адеола. — Мартин, хочу напомнить, что скоро ты начинаешь работу. Академия тебя ждет.
Мартин усмехнулся и снова мягко сжал мою руку.
— Мне кажется, Инга очень скоро себя проявит, — ответил он. — Похоже, ее дела идут не так хорошо, как ей хочется, и она собирается вернуться к бывшему мужу, — по лицу Мартина скользнула тень, словно он сражался с дурными мыслями и тягостными воспоминаниями, но он почти сразу же справился с собой и продолжал: — Пожалуй, мне есть, с чем ее встретить.
* * *
(Мартин)
Адеола уехала домой в половине первого. Огюст остался ночевать в той комнате, которая когда-то давно была нашей детской. Я всегда знал, что если зайду туда и положу руку на светлые обои, то мысленным взглядом прочту те надписи, которые они закрывают. Мы с браткой много писали на обоях, за это нам регулярно попадало от родителей, но карандашные строчки были для нас чем-то важнее игры, за которую могут наказать.
Я проводил Дору до дверей ее комнаты — помнится, здесь жила наша няня Энгва — и вдруг неожиданно для самого себя сказал:
— Останься со мной.
Дора удивленно посмотрела на меня. Коридор озарялся тихим светом маленькой лампы, бросавшей рыжие мазки огня в ее светлые волосы. В глазах Доры едва заметно поблескивало влажное золото недавних слез.
Она была красивой. Очень красивой. И это была не просто красота юной девушки — это было чудо, идущее изнутри, из глубин ее души, настоящее и не зависящее от времени. Оно всегда будет с нами, стоит лишь протянуть руку.
Дора шмыгнула носом и посмотрела на меня с почти детской доверчивостью.
— Хочешь восстановить силы? — спросила она. Я мысленно рассмеялся: ну конечно, для чего бы еще нужны девушки? Только восстанавливать силы. От Доры едва заметно пахло простенькими духами, которые утром принес куафер, и этот тонкий, почти неуловимый запах будил во мне какое-то старое, почти забытое чувство.
Я понимал, что все делаю правильно. Что сейчас все идет так, как нужно нам обоим.
— В каком-то смысле, — улыбнулся я и, взяв Дору за руку, повел к дверям своей комнаты.
За окном шел снег, и комнату наполняло каким-то прозрачным, таинственным светом. Я не стал включать лампу, опасаясь разрушить то волшебство, что сейчас творилось рядом с нами. Бывают такие минуты, когда изначальная магия проникает в мир и наполняет собой каждую его частичку — не упусти эти невесомые мгновения, и тогда счастье тебя не покинет.
— Инга сама не знала, что играет нам на руку, — негромко сказал я. Шнурки домашнего платья Доры были мягкими и тонкими, и достаточно было легонько потянуть за один из них, чтоб ткань платья дрогнула с едва слышным шелестом. — Когда ты упала с весов, я наконец-то понял, что нужно делать.
Дора порывистым движением прижала руки к груди, стараясь удержать платье и не позволить ему стечь на пол с ее тела — но я знал, что в действительности кроется за этим жестом. Желание любить и принадлежать полностью и без остатка. Точно такое же, какое сейчас владело мной.
— И что же нужно? — едва слышно спросила Дора.
— Защищать тебя, — так же тихо ответил я и с невероятной осторожностью, словно Дора была хрупкой фарфоровой статуэткой, привлек ее к себе. — Беречь. Любить.
У Доры оказались очень мягкие и теплые губы, но сама она на какое-то мгновение просто окаменела в моих руках — не ожидала, что я стану ее целовать. Но потом она вздохнула и, прижавшись ко мне всем телом, откликнулась на поцелуй: робко и неумело, но настолько искренне, что мое сердце пропустило удар.
