Закончился очередной танец, и слуги внесли в зал большой ларец с прорезью в крышке, рядом с которым лежала стопка золотой бумаги и порхал мотылек с карандашом. Один из гостей, немолодой джентльмен с сияющей лысиной, подошел к ларцу и сказал:
— Что ж, по старой традиции буду первым. Присоединяйтесь, господа!
Поймав мотылька, он что-то написал на листке бумаги и, сложив его вчетверо, опустил в прорезь. Гости зааплодировали, и к ларцу направилась дама в пышном сиреневом платье.
— Давайте и мы проголосуем, — улыбнулась Адеола и хлопнула в ладоши. Бабочка, которая теперь парила над ее запястьем, полетела к ларцу и, сбросив в него четыре крылышка, окуталась золотой пыльцой и вернулась к хозяйке уже с новыми.
— За кого вы голосовали? — поинтересовалась я, глядя, как Огюст пишет чье-то имя.
— За вас, конечно же, — ответила волшебница. — Потом возьму у вас пару конфет, если вы не против.
* * *
Королеву Бон-Бон выбрали через три часа. За это время все дебютантки успели отказать герцогам Карносса, Огюст продал трех драконов председателю Южного банка, Мартин успел дважды зачерпнуть из чаши с бриллиантами, а мы с Адеолой подружились. Несмотря на возраст — я с удивлением узнала, что волшебнице давно за пятьдесят — она была какой-то очень легкой и непринужденной, и я не видела в ней ни солидности, ни властности, которые, по идее, должны бы жить в душе мага такого высокого уровня. Когда слуги выкатили в центр бального зала огромные весы, а король отложил карты и вышел к ларцу, наполненному листками с именами, мы уже чувствовали себя старыми приятельницами, и мне очень нравилось это чувство.
Все-таки я была в другом мире — а в новом мире нужно находить знакомства и связи.
…Мы поговорили о моем попаданчестве за ужином, между маринованными креветками с дыней, наполнявшими рот удивительно тонкими сладкими нотками, и картофельным пирогом и стейком из говядины — нарочито грубым, почти крестьянским блюдом.
— Что Мартин думает о вашем возвращении? — поинтересовалась Адеола. Я невольно любовалась тем, как она работает ножом и вилкой: движения были легкими и плавными, как у музыканта.
— У него есть теория, — ответила я, вспомнив наш разговор и почувствовав, как что-то давит на сердце. — В другие миры попадают только те люди, которые не нужны в своем. Или те, кому в своем мире грозит неминуемая гибель, как тем, кого спасал святой Аскольд-работорговец. И знаете, мне кажется, что он прав. В моем мире у меня не было ни какого-то особенного места, ни важности. Наверняка никто и не заметил, что меня не стало.
Это было горько, и это было правдой: после таких слов мне сделалось не по себе. Да, я не была кем-то значимым. Просто девчонка, которая потеряла родителей, не доучилась в институте, несколько лет ухаживала за обезумевшей бабкой и зарабатывала тем, что звонила незнакомым людям, предлагая кредиты и иногда плача в туалете от их ругани. Однако Адеола посмотрела на меня с подлинным уважением, и я поняла, что уважение этой женщины дорогого стоит.
— Знаете, Дора, вы действительно очень умны, — призналась волшебница. — Но рядом с вашим умом живет еще и хорошая, сильная душа. Я не сомневаюсь, однажды вы будете счастливы…
Музыканты на балконе заиграли неторопливую мелодию, похожую на вальс, и король подошел к весам и произнес:
— Ну что ж, дорогие друзья, давайте выбирать нашу Королеву Бон-Бон. Сладости готовы, жемчужины привязаны к оберткам, так что медлить незачем. Я открываю сундук.
Мартин, стоявший рядом со мной, улыбнулся и негромко сказал:
— Мне кажется, я знаю, кто сегодня увезет домой пять лунов конфет.
Должно быть, лун — это здешняя мера веса, мне еще не приходилось с ней сталкиваться. Девицы и дамы заахали, кокетливо глядя на своих кавалеров, а я негромко спросила:
— И кто же?
— Ты, — с улыбкой ответил Мартин. — Все, кто играл в карты, голосовали за тебя.
Мне захотелось стукнуть его, да посильнее, чтоб не смел надо мной смеяться. Адеола согласно кивнула, и бабочка, которая устроилась на отдых в ее прическе, несколько раз взмахнула крылышками.
— Ты прав, друг мой, — сказала Адеола. — Кто-то хочет тебя поддержать, кому-то понравилась сиреневая дымка дебютантки, а кому-то пришлось по душе то, что Дора отказала герцогу Карносса.
— Я не отказывала, — промолвила я, глядя, как король берет с пышной подушечки ключ от ларца. — Я просто растерялась и не знала, что сказать, а он принял мое молчание за отказ!
Адеола и Мартин рассмеялись.
— О, разумеется! Братьям сразу же дают согласие, и с заминкой они еще не сталкивались! — Адеола сняла с прически бабочку и, легонько подув, отправила ее к ларцу. Король поднял крышку, и бабочка, пролетев над золотыми листками, рассыпала пыльцу и оживила их.
Исписанные листки медленно всплыли из ларца и закружились по залу, подхваченные невидимым ветром. Кто-то из девушек ахнул, кто-то восторженно захлопал в ладоши. Листки взмыли под потолок и, с треском рассыпавшись в пыль, неторопливо сложились в изящную золотую корону с маленькими зубцами и обручем, увитым розами.
— Какое чудо! — мечтательно выдохнула Адеола. — Никогда не перестану им любоваться.
Корона неторопливо принялась опускаться вниз, и девушки замерли, ожидая, на чью голову она ляжет. И я, зачарованная, смотрела, как корона неспешно плывет по воздуху, окруженная золотистой пыльцой, похожая на комету.
Я не сразу поняла, что корона опустилась на мои волосы. Но бальный зал взорвался аплодисментами, все смотрели на меня, и я испуганно подняла руку к голове и дотронулась до теплого золотого зубца. Мартин с улыбкой посмотрел на меня и, взяв за руку, вывел из толпы и повел к весам.
— Моя королева, — негромко сказал он, — поздравляю вас с заслуженной победой.
Только теперь я окончательно поняла, что победила в конкурсе, совсем не желая победы. Меня накрыло шипучей волной радости, бьющей в нос, как глоток игристого вина, и я рассмеялась, смущенно закрыв лицо ладонями. Король Георг указал на весы и произнес, обращаясь к гостям:
— Новая Королева Бон-Бон выбрана! Несите сладости!
Гости зааплодировали, с потолка посыпались серебряные звездочки, и двое слуг усадили меня на весы, а еще четверо, пыхтя и кряхтя, внесли в зал гигантскую коробку, в которой громоздились золотые шары конфет, и принялись высыпать конфеты на весы. На всякий случай я схватилась за цепочки, державшие чашу, и почувствовала, как медленно поднимаюсь вверх.
Мартин смотрел на меня с таким теплом, словно я была не просто иномирянкой, которая пробудила его от сна. Не просто помощницей и спутницей, а чем-то намного больше и важнее. Гости хлопали в ладоши, скандируя:
— Ко-ро-ле-ва! Ко-ро-ле-ва! — а я поднималась на весах все выше, смотрела на Мартина и не могла оторвать от него глаз.
Из коробки достали последнюю конфету, и чаши уравновесились.
В воздухе прокатился едва слышный звон, цепи, державшие чашу лопнули, я я сорвалась с весов и упала на паркет. Чаша с конфетами тоже рассыпалась, люди в зале испуганно и удивленно закричали, и первым, что я увидела, когда подняла голову, была Адеола, которая стояла, закрывая меня и выбросив вперед руку с зажатой в ней палочкой для волос. Темные локоны волшебницы рассыпались по плечам, и на конце палочки загорелся сиреневый огонек.
Мартин стоял рядом с ней, и в его левой руке крутился маленький огненный шар.
Люди расступились, и в самом конце зала я увидела молодую женщину в красном — она пронзила мир, словно молния. Инга стояла, спокойно опустив руки, и смотрела на Мартина сожалеющим и чуть насмешливым взглядом.
— Так вот, что тебе нужно на самом деле, Мартин. Королева среди фантиков на полу.
А в следующий миг ее уже не было. Алая вспышка — и Инга исчезла.
* * *
Браслет из ниток на моем запястье почернел и обуглился. Сердоликовая бусина была по-прежнему светлой и прозрачной, но теперь в оранжевой глубине появились какие-то темные растрепанные волокна. Мартин оценивающе посмотрел на браслет и сказал:
