— Вижу. Я разберусь!
Выпущенную им стрелу, я отбил в сторону небольшим щитом, который сформировал на левой руке. Она не оставила даже царапины на моей защите. Вторая стрела безвредно скользнула по плечевой броне, что вызвало гримасу злобы на его лице. Закинув свой лук за спину ловким движением, он схватился за закреплённую пику и направил мне её прямо в лицо.
Я встретил атаку всадника, отбив удар его копья в сторону. Следом, я схватился за древко и дёрнул на себя. Его конь вздыбился, но монгол удержался в седле. Его глаза сверкнули, и я ощутил ярость духа-коня.
Монгол ударил меня рукой в грудь. Вокруг неё, словно какая-то странная перчатка, светилось копыто его духа. Мне пришлось отпустить древко копья, чтобы пропустить удар мимо. Однако, я немного не успел.
Я не раз слышал выражение «словно лошадь лягнула». Но лишь сегодня впервые испытал это на себе. Что сказать, мне не понравилось. Удар получился такой силы, что у меня из лёгких выбило весь воздух. Однако, я нашёл в себе силы не просто удержаться в седле, но и атаковать в ответ.
Несмотря на боль, пронзившую тело, я ударил в ответ. Схватив монгольского командира за руку, которой он меня ударил, я рванул степняка на себя, стаскивая его с коня. Вместо того, чтобы сопротивляться, он внезапно дёрнулся в мою сторону, и мы оба полетели на землю.
— Ты ещё кто такой? — прошипел он, выхватывая кривой меч, в котором чувствовался заключённый в нём слабый дух.
— Медоед. Но вряд ли тебе это что-то говорит, — ответил я, блокируя удар созданным коротким клинком.
Наши оружия скрестились, а его дух-конь проявился рядом с ним и тут же бросился на Иня.
Отсутствие когтей и острых зубов не особо смущало монгольского духа. Он бил копытами, пытаясь попасть ими по голове медоеда, и, время от времени, даже пытался ухватить его пастью. Дух-конь бросался на Иня с такой яростью, словно встретил своего самого заклятого врага. А мы сражались рядом, не уступая им ни в скорости, ни в желании победить своего противника.
Вокруг нас кипела схватка, но ни мне, ни ему на помощь никто не спешил. Мои воины прекрасно знали, на что я способен. Они понимали, что мне вполне по силам справиться с командиром монголов самому. Его же бойцов просто не подпускали к нам, связав боем.
Не желая затягивать, я устремился к степняку, даже не став блокировать очередной удар. Он попал мне прямо в грудь, но не смог пробить духовный покров. Я резко взмахнул левой рукой в районе его живота, а правой, когда он опустил руки, чтобы защититься от коварной атаки, ударил в шею.
Он закашлялся, кровь хлынула из раны. Выпустив из рук свой клинок, он вцепился в мою руку, пытаясь вытащить оружие из своего горла. Я лишь немного ему помог, проведя лезвием в сторону.
Его глаза расширились, когда он осознал, что это конец. Постояв ещё пару секунд, он рухнул на землю, заливая её кровью.
Смерть командира не прошла для монголов незамеченной. Увидев, что их командир проиграл, они с яростью набросились на нас. Даже будучи смертельно ранеными, они продолжали сражаться, пытаясь забрать с собой как можно больше врагов.
— Сдавайтесь! — закричал я, поднимая вверх отрубленную голову их командира. — Тех, кто сложит оружие, мы пощадим!
Схватка на секунду замерла, после чего продолжилась с удвоенной силой. Степняки словно обезумели и принялись прорываться ко мне. Один за другим они падали на землю, но продолжали упрямо двигаться в мою сторону.
Акамир оказался рядом. Тяжело дыша и придерживаясь левой рукой за бок, он произнёс.
— Зря ты показал им отрубленную голову их командира. Теперь они все хотят тебя убить.
— Пусть попробуют, — усмехнулся я.
Пользуясь моментом, я огляделся. Вокруг нас продолжалась битва, но теперь монголы дрались уже не как организованный отряд, а как обезумевшие звери. Их командир был мертв, как и три сотника из четырёх. Обгорелое знамя, в которое попал один из сгустков пламени, выпущенных Акамиром, упало в грязь, образованную из земли и пролитой крови, но степняки не сдавались.
— Они словно обезумели, — пробормотал Акамир, вытирая пот со лба. — Такое ощущение, что они собираются драться до последнего. Или, как минимум, собираются добраться до убийцы их командира. То есть тебя.
— Значит, здесь они все и полягут, — ответил я, сжимая кулаки.
Инь, почувствовав мой настрой, довольно рыкнул. Вот кто кто, а он всегда был только рад бою. От него хлынула духовная энергия, смывая усталость и наполняя моё тело силой. Пара секунд, и я был готов сражаться хоть с десятком противников!
Первые добравшиеся через ряды моих бойцов монголы расстались со своими жизнями за считанные секунды. Я не собирался сдерживаться, решив покончить с врагами, как можно быстрее.
Разобравшись с ними, я двинулся дальше. Монголы радостно взревели и удвоили натиск. Я врубился в их ряды, стараясь достать как можно больше врагов. После того, как мы с командиром монголов оказались на земле, мой конь сбежал, и я был вынужден сражаться пешим. Поэтому, чтобы достать степняков, мне приходилось сперва стаскивать их с лошадей.
Следом за мной двигался Акамир и догнавший нас Лэй с полусотней своих самых сильных воинов. Большая часть из них были «змеи» и «ящеры», которые делали упор на скорость, а не защиту.
Они спешили, пытаясь догнать меня, вырвавшегося далеко вперёд и сражающегося в самой гуще врагов. Но всё, что они могли, это добивать раненых мной монголов и их скакунов.
Меня захлестнула ярость битвы. Всё, что я видел вокруг, это злые лица монголов, которые пытались до меня дотянуться. У некоторых это даже получалось, но мой духовный покров пока-что успешно сдерживал многочисленные удары.
То, что враги закончились, я осознал не сразу. Ещё какое-то время я крутился, пытаясь выцепить глазами следующего противника, но видел лишь своих людей и мертвые тела степняков.
— Ты просто какой-то мясник, — прошептал Акамир, подходя ко мне и протягивая какую-то тряпку. — Мы за тобой вообще не могли успеть.
Я неопределённо что-то промычал, вытирая лицо в тех местах, которые были не скрыты шлемом, и на которые попала вражеская кровь.
— С другой стороны, теперь выжившие «союзнички» и их воины десять раз подумают, прежде чем напасть на тебя или предать.
Я тяжело дышал, морщась от боли. Всё же, несмотря на духовную защиту, я пропустил слишком много ударов и, после того, как горячка боя начала постепенно спадать, я начал ощущать все «прелести» пропущенных ударов. Взгляд зацепился за Юнгура, который шёл ко мне с мрачным выражением лица, неся с собой грязную тряпку, которая ещё недавно была знаменем Монголов.
— Ты знаешь, кто это был? — спросил он, кивком головы указав на место, где лежал поверженный командир степняков.
— Понятия не имею. А ты, выходит, знаешь, раз спрашиваешь?
— Да, — на его лицо вылезла кривая улыбка. — Ты убил сына хана Сарангэрэла. А учитывая, что некоторые всё же смогли сбежать, то вскоре все узнают, кто виноват в его смерти и где он находится.
— Думаешь, он отправится сюда, чтобы отомстить?
— Конечно. Ажай был его любимым сыном. Надеждой. Он никогда не отпускал его далеко от себя. Так что, думаю, что он уже где-то недалеко.
— И что ты предлагаешь? Сбежать?
— Можно попробовать, — пожал плечами Юнгур. — У него воинов будет явно больше. Так что расправиться с ними так же легко не получится.
«В этом нет смысла, — раздался голос Иня. — Триединый Конь найдёт тебя в любом случае. Он чувствует меня, и придёт за мной, а значит, и за тобой».
— Почему он тебя чувствует? Кто он такой? Откуда ты это знаешь? — я засыпал медоеда вопросами.
«Разберись сперва со своими делами. Я расскажу тебе всё позже».
— Ян, смотри, у нас гости, — Акамир указал в сторону города.
Я недовольно дёрнул щекой, из-за того, что Инь опять мне чего-то недоговаривает, и повернул голову в указанную сторону. У разрушенных ворот Хэй Ху образовалась толпа людей, которая становилась всё больше. Насколько я видел, это были не монголы, а ханьцы. Судя по всему, жители города. Там были, как клановые воины, так и обычные жители, вооружённые чем попало: топорами, вилами и даже палками.
