А дальше получилось так, что очнулся я уже в больничке, точнее, в ультрасовременном госпитале. Здесь Гришу как раз и взялись поднимать на ноги, используя самые мощные способы лечения.
Я, понятно, остался сидеть у него в палате. Но параллельно там торчала целая куча элитных бойцов из Рода Распутиных. Почему? Да элементарно: мне теперь не доверяли, и никто не хотел рисковать повторно.
Короче, над Гришей тут же столпились лекари. Парень пару раз вообще вырубался по дороге сюда и уже в самой больничке тоже. Но потом, придя в себя, даже сумел коротко объяснить мне, как он в такую задницу угодил.
Оказывается, он снял в клубе какую-то горячую красотку и получил ее расположение едва ли не за секунды. Собственно, удивляться нечему: к Грише и без того девчонки липли, попробуй оторви их потом. Вдобавок, находясь с ней наедине, он получил то же самое сообщение, какое пришло и мне — якобы это я его на помощь зову. Было бы совсем дико и смешно, если бы он сам себя звал спасать.
Так вот, Гриша, понятное дело, помчался спасать меня, и эта девчонка была с ним. А когда Гриша достиг пункта назначения, попросил ее подождать где-то в сторонке. Но она ударила по нему со спины своим странным Даром, высасывающим из него силы. Вот и поймали нашего ловеласа на его самой любимой слабости — женских прелестях.
Когда же Гриша малость пришел в себя, его почти сразу выдернули на разговор с отцом, а вернее отца позвали к нему. Хотя назвать это «разговором» трудно: парень еще был никакой, походил на зомбака. Я ему тогда пробормотал, что с таким жутковатым видом на его чары ни одна барышня не поведется, так что пусть лучше старается наверстать здоровье. Хоть какая-никакая мотивация для быстрого восстановления!
— Кстати, пока дрых, тебе Дмитриевич звонил, — выдергивает меня из мыслей Вика и тычет в экран моего телефона. — Говорит, нужны деньги: на новую крышу и бассейн для прикрытия.
— Лучше б он себе новый мозг заказал, — вздыхаю я. — Какой толк от крыши, если она у него то и дело съезжает куда-то. Да и ты, смотри-ка, пасмурная сегодня. Что это за печаль-тоска у нас?
— А как тут не пасмурной быть, если любимый человек едва не отдал концы? — она коснулась пальцем нижней губы, словно в раздумье. — Может, в этом и кроется причина?
— Да ну, серьезно⁈ — я приподнимаюсь на койке и криво ухмыляюсь. — Значит, вся твоя показная неприязнь к Гришке — это был всего лишь спектакль? Нежность прятала, так сказать. Тогда непонятно, зачем со мной заигрывала. Вы, женщины, вообще существа загадочные. Но раз ты уже тут, почисть мне пару мандаринок, а? У тебя ногти длинные, легко справишься.
— Вообще-то речь шла о тебе, — Вика закатила глаза.
— При чем тут я? — развожу руками. — Это же Распутина чуть на тот свет не отправили. Со мной все в порядке. Да и само наличие меня в госпитале еще не значит, что я помираю. Честно говоря, мне больше хочется, чтобы ты мне мандарины почистила… А, ладно, к слову, что там у нас с мелкой? Книжки-грамотки штудирует?
В дом-то я не заезжал, но Дмитриевич мне регулярно докладывает. Тем более дом наш никто не трогал, а Викуля как раз появилась у нас, чтобы Машу забрать подальше от возможной заварушки. Спасибо ей на том.
— Да она в порядке, — Вика пожимает плечами. — Смотрит сериалы, надутой ходит, но в целом жива-здорова. Сначала, правда, чуть не подрались: Маша категорически рвалась на свалку, кричала, что там слишком много врагов. Пришлось трясти ее за плечи, как когда-то ты сам это делал, и объяснять, что ты не из тех, за кого надо сильно беспокоиться.
— Ну, звучит, конечно, сомнительно лестно, — я усмехаюсь и начинаю чистить мандаринку сам.
— Да я не обиду хотела нанести, — пытается разрулить Вика. — Просто ты у нас неубиваемый. И, чего уж там, если бы мы с Машей там нарисовались, ты бы нас сам потом по стенке размазал за такие «подвиги».
— Может, и так, — соглашаюсь я. Нехитрый занавес: еще и ей пришлось почистить мандаринку, но вместо благодарности она тянется ко мне губами. Я, само собой, не возражаю.
Когда мы наконец оторвались друг от друга, я решил уточнить важный момент:
— Слушай, красотка, а зачем ты тогда сюда заявилась, если знала, что у меня все окей? Я же вам с Машей звонил напрямую из палаты, сказал, что раны нет. Ты сама же говорила, что подумала, будто я при смерти…
— Только сестру не ставь в известность, что я тут, — просит она. — А то укокошит меня сразу: мы как две дурочки успокаиваем друг дружку по очереди, убеждая, что ты все прекрасно просчитываешь и вывезешь любую ситуацию. И вроде привыкли, вроде понимаем — сам о себе позаботиться можешь. Но ведь это не убирает желания хотя бы изредка убедиться, что с тобой реально все хорошо, потому что мы тебя любим.
— Да понял я, понял, — предупреждающе улыбаюсь и обнимаю ее. — Но ведь я почти всегда на связи, можно же без лишних волнений обойтись. И вообще, красавица, спасибо, что отговорила Машку нестись на свалку. Я ей обещал иногда в курс дел вводить, но она должна понимать, что вмешиваться не надо, чтобы я на вас не отвлекался в ответственный момент.
— Маша уже всё поняла, — кивнула Вика. — Она у нас барышня впечатлительная, куда эмоциональней, чем ты. Думаю, долго дуться не станет: вероятно, уже и сама уяснила, что малость переборщила. Тем более с тебя ведь даже волоска не упало — так что скоро, чувствую, она ещё и шутить над этой ситуацией начнёт.
— Мне бы эти шуточки вообще боком вышли, — вздыхаю я. — От Машкиных шуток потом попробуй укройся, фиг получится. Но ты ладно, Викуль, жуй давай мандаринку и дуй домой, а то Маша реально вопросами завалит. Я пойду Гришу проведаю снова.
Я сопроводил её до дверей госпиталя, а она всё время караулила, не заглядываюсь ли я на медсестёр. Ну а смысл мне на них таращиться? Не мороженое же они, да и не холодец.
После напоследок помахал Викуле и рванул к Распутину: у него там батю вызвали, и если тот уже приехал, придётся ждать, пока они наобщаются за жизнь. Влетаю в палату — а там, как обычно, такая теснота из солдатиков, что ни шагу ступить, ни локтем взмахнуть. И тут же замечаю: у койки Гриши сидит его отец.
— Сначала она применила свой Дар и ослабила меня, а потом внезапно подкралась с уколом, от которого часть моих способностей временно отключилась, — с жаром продолжал мой товарищ, устремив на батю самый серьёзный взгляд.
Но тут я заявился, и в палате сразу повисла тишина. Отец Гриши метнул к моей персоне довольно мрачный взор.
— О, Добрыня, заходи, — Распутин махнул мне рукой, но как-то вяло: слаб еще. — Я как раз собирался о тебе заговорить, — затем повернулся к отцу: — Тебе следует кое-что о нём узнать.
Глава Рода Распутиных сидел непоколебимо, будто каменное изваяние, даже головой не кивнул в мой адрес. А я устроился на краешке Гришиной койки и зевнул. Ну, чёрт возьми, надо было позже зайти! И почему никто меня не остановил и не сообщил, что батя уже в палате? Может, Гришка нарочно что ли всю охрану предупредил, чтоб дать мне возможность вляпаться в неловкую ситуацию? Да обожает он, в общем-то, меня так подставлять, чего уж там.
— Собственно, именно поэтому меня и захватили, — продолжал вещать Гриша. — Они сказали, что хотят его подставить, якобы это Добрыня меня убил. А я уже ничего предпринять не мог, но видел, как Добрыня не отходил от меня ни на шаг, защищал меня до последнего.
И ведь чистая правда: те сволочи всерьёз вознамерились добить Гришку, чтобы он не донёс на них, иначе им была бы крышка. Однако батя Гриши и дальше меня игнорировал, только покачал головой, выслушивая сына, а потом обернулся к старшему — тому самому Фёдору, что маячил сзади:
— Фёдор, зови всех наших. Пусть готовятся, — голос у главы Роды звучал так, будто он уже видел все наперёд и сам сколачивал людям судьбы. — Видать, кое-кто совсем забыл, что из себя представляют Распутины. Мы ведь не только залатывать раны умеем, но и убивать можем.
Пока они переглядывались и бросались фразами, я обвёл глазами палату. Тут ремонт-то шикарный: прямо курорт, а не госпиталь. Хотя неудивительно: Распутины — владельцы, и своих они лечат бесплатно, как и тех, кто на них просто трудится.
