Вернону этого было недостаточно. Он должен был убедиться, что к ним кто-то вернулся – а не родился там, на уже погибшем «Варге». Так что он назначил Триану встречу в день, когда Альда отправилась неформально знакомиться с Черным Адмиралом.
Легионер дожидался его в общем зале военной станции. Освещение тут работало лишь наполовину, и даже это можно было считать одолжением Вернону – Триан в свете вообще не нуждался. Он стоял у иллюминатора и смотрел на мерцающие звезды.
Он уже полностью восстановил свою прежнюю внешность и казался таким, как до смерти, но это ничего не значило.
– Ты знаешь, зачем я пришел, – сказал Вернон.
Лезть в сознание легионера он не спешил, он допускал, что колония способна создать ловушку даже для сильного телепата.
– Я догадался, – кивнул Триан, не оборачиваясь.
– Ты считаешь, что я беспокоюсь зря?
– Не совсем. Мне понятно твое беспокойство – потому что я его разделяю. Или, по крайней мере, разделял. Мне прекрасно известна история Легиона. Я понимал, кем могу стать. И в первые дни я задавал себе этот вопрос. Я человек, которого она искала? Или копия, которую она невольно создала?
– И как? Ты нашел ответ?
– Да.
– Я бы и сам не отказался избавиться от сомнений.
Вот теперь Триан бросил на него взгляд через плечо, усмехнулся, но так ничего и не сказал. Ему и не потребовалось: он не просто открыл телепату свое сознание, он подтолкнул Вернона к определенному воспоминанию. Это тоже напоминало ловушку, но отказываться Первый не стал, ему действительно нужно было знать правду.
Боль. Это стало первым, что он почувствовал. Абсолютная, всепоглощающая боль тела, разрывающегося на части. Разум цепляется за осколки всего, чем он был раньше, но удержаться не удается. Умирать он не хочет – потому что жизнь наконец-то стала желанной, потому что хочется любить, защищать, оберегать… И все это уходит, пожирается беспощадной пустотой, исчезает без следа…
Воспоминание было настолько ярким и болезненным, что на секунду Вернон поддался ему, захлебнулся чужим страданием, но вовремя вывернулся. Он усилием воли вернулся в собственное тело и небрежно вытер кровь, потоком хлынувшую из носа из-за слишком большого напряжения.
Это не было ловушкой. Просто болевой порог у всех разный – в том числе и на уровне души.
– Ну и как это понимать? – холодно осведомился Вернон.
– Как мою смерть. Это память о моей смерти – и она у меня есть. Альда знала о моей жизни все, события, предшествовавшие моей смерти, тоже были ей известны, и она могла невольно выдать свое представление за мои воспоминания. Но она не могла придумать смерть – она не умирала. Или ты считаешь, что это тоже был плод воображения?
– Нет, это была реальность, – признал Вернон. – Настоящая память…
– Достаточное доказательство для тебя?
– Да, я… Я благодарю тебя за доверие. И – с возвращением. Думаю, мы поладим.
* * *
Шарлотта проснулась первой, выскользнула из кровати ловкой змейкой, чтобы размяться. Одеждой она не озадачивалась, смысла не было – после всего, что произошло. Свет, имитирующий солнце, падал из искусственного окна, и казалось, что оба они действительно сейчас на Земле, может, они даже обычные люди, а все остальное им просто приснилось…
Нельзя сказать, что подобная судьба очень уж привлекала Одхана, но порой он позволял себе такую фантазию. Она была хороша еще и тем, что долго не длилась, а сейчас как раз настал идеальный момент для нее. Одхан тоже проснулся, поднялся повыше на подушках, но покидать постель не спешил. Его вполне устраивало открывшееся перед ним зрелище.
Шарлотта заметила, что он наблюдает, подмигнула ему, но прикрыться не попыталась. Она с каждым днем все больше возвращалась к себе прежней: чаще смеялась, не зависала внутри собственных мыслей, смотрела на мир с любопытством, а не с ожиданием беды. В глубине души Одхан считал, что это в немалой степени его заслуга – даже при том, что Шарлотта сама однажды вечером явилась к его комнате на станции и спросила, можно ли ей остаться.
Они оба не выясняли, что же такое происходит здесь и сейчас, что будет дальше. После напряжения и боли последних дней хотелось легкости и больше ничего.
Покончив с разминкой, Шарлотта плюхнулась обратно на кровать – поверх одеяла, и одеваться она явно не спешила.
– Ты ведь не сегодня улетаешь? – уточнила она.
– Нет, еще три дня. Жду ответа на прошение.
– Что за прошение?
– Предложил спецкорпусу перевести ту телекинетичку, Бенни, на корабль к малолетнему чайнику, – пояснил Одхан. – Ее команду все равно расформировывают, так пусть эти детишки уже нормально живут вместе, а не тихарятся по углам.
– В том, чтобы тихариться по углам, есть своя прелесть, – ухмыльнулась Шарлотта. – А почему команду расформировывают?
– Несмотря на все сопротивление Северина, его пока оставляют Первым номером. Хотели сделать Седьмого, но он привычно послал всех на… хм… орбиту и заявил, что будет Седьмым, даже если останется единственным номером в десятке.
– А номер 1 не может быть постоянно приписан к одному экипажу… Но команду-то зачем расформировывать?
– Решение спецкорпуса, я в такое не лезу, просто даю полезные советы. Сама ты что будешь делать?
– Сначала у меня совместное задание с Эстрид по линии Легиона, потом мы обе вернемся на корабли приписки.
Это был предсказуемый исход – то, что все они продолжат работать. Одхан так и жил последние годы, его все устраивало. Однако теперь мысль о том, что они с Шарлоттой будут видеться лишь в редкие дни совпадающих выходных, неприятно кольнула. Впрочем, Одхан быстро отстранился от этого: не хватало только стариковской сентиментальности!
Он решил сосредоточиться на другом:
– Что за задание, почему меня не позвали?
– Да там и нас двоих много, – отмахнулась Шарлотта. – Еще могут Виндара к нам приставить, но это не точно – как и все, что связано с Виндаром. Нам предстоит разобрать частную лабораторию Ансгара Фетъе. Помнишь, кто это?
– Мудак, который испоганил жизнь Рафалю и чуть не уничтожил весь Марс.
– Он самый. Появились сведения, что он мог хранить больше первородной материи и использовать ее не только на Рафале, но и на других детях. Легион в это по-настоящему не верит, но все равно посылает нас разобраться.
Да уж, перспектива та еще… Одхан сразу запретил себе вспоминать о том, что произошло на Марсе. Но ведь отмахнуться от гигантской твари, чуть не сожравшей целую планету, не так просто! Они от одной колонии избавились с таким трудом, и мысль о том, что где-то может в любой момент проявиться вторая, определенно не радовала.
Но Легион, скорее всего, прав, это болтовня перепуганных ассистентов и не более того.
– Когда ты улетаешь? – поинтересовался Одхан.
– Завтра утром. А что, у тебя есть предложения поинтересней?
Сама спросила – и сама же подалась к нему, не дожидаясь ответа, навалилась сверху, рассмеялась, когда Одхан легко поджал ее под себя.
Она радовалась жизни. Он думал о том, что вернуться в эту жизнь определенно стоило.
* * *
– Управляющим советом специального корпуса было принято решение о присвоении вам номера 9 в иерархии капитанов. Поздравляем, капитан Деон!
– Благодарю, – спокойно кивнула Лукия.
Неожиданное повышение обрадовало. Нет, не тем, что с ее именем была связана другая цифра, номера никогда не имели для Лукии такого уж большого значения. И даже не тем, что она поднялась выше, чем считалось возможным для капитанов с визуально заметной мутацией. Причина была скорее в том, что повышение означало: даже если спецкорпус заметил излишнюю эмоциональность Лукии, нетипичную для капитана, и периодическое нарушение правил ради того, что она считала справедливым, на это готовы были закрыть глаза.
Так что она могла в ближайшее время не бояться отстранения – и потери своей команды. Только это и было для нее по-настоящему важно.
