Поначалу он тогда даже не понял, что происходит вокруг него. Он налегал на вино, а поскольку закусок подавалось не так много, то опьянел весьма быстро. К тому же умудрился намешать шампанское со шнапсом, и в голове у него все настолько смешалось, что он попросту утратил всяческую связь с реальностью. Происходящее казалось ему полубредом, или же постановкой некого безумного театра.
В какой-то момент он обнаружил себя абсолютно голым и ласкающим какую-то худенькую девицу, лет семнадцати, не старше, и тоже совсем голую. Она была настолько бледной, что казалась белее снега, и от этого, наверное, размазанная на ее руках и ногах кровь казалась особенно яркой. И к этим рукам и ногам присосались, словно огромные пиявки, сразу четыре упыря — две женщины средних лет и два пожилых господина, голые и находящиеся в состоянии полной прострации. Перепачканные в крови до неузнаваемости, они сосали кровь из неподвижной девушки и время от времени издавали сладострастные стоны, когда находили в себе силы оторваться от ее окровавленных конечностей.
— Она была мертвой, господа! — с исступлением закричал де Бомбель, глядя на меня совершенно безумным взглядом. — В какой-то момент я очнулся и понял, что занимаюсь любовью с бездыханным телом! Эти твари высосали из нее всю кровь, и сердце ее просто остановилось! А какая-то незнакомая дама подползла ко мне, взяла за руку и впилась в нее зубами…
По лицу маркиза было видно, что воспоминания об этом случае засели в его душу достаточно глубоко, и он до сих пор не может прийти в себя.
Под кровавой маской этой дамы он даже лица ее не мог узнать, но по виду ее голого тела было видно, что лет ей далеко за пятьдесят. Своим костлявым локтем он уперлась прямо в живот мертвой девицы, и маркиз подумал, что если бы она была жива, то наверняка закричала бы от боли.
Но девица не кричала, зато закричал сам де Бомбель, когда зубы дамы вгрызлись ему в руку.
От боли он едва не ударил даму по лицу, но сдержался и только оттолкнул ее от себя ногами. На руке у него остались следы зубов и стекала струйка крови. Он вскочил и пьяно осмотрелся.
Вокруг творилось настоящее безумие. Повсюду возились обнаженные перепачканные кровью тела, некоторые из «красных кувшинов» были уже мертвы, и их попросту выволакивали из зала равнодушные слуги.
Покачиваясь, Франсуа начал расхаживать промеж копошащихся на полу людей, подумав, что эта картина напоминает ему кусок гниющего мяса, шевелящийся от множества пожирающих его червей.
— Я убежал оттуда, господа, как трус убегает с поля боя! — прокричал маркиз. — Прямо как был голый, так и убежал, потому что найти свою одежду там не представлялось возможным!
Он снова сделал из бутылки приличный глоток вина и его едва не вырвало. Он зажал себе рот ладонью, некоторое время молчал, а потом убрал руку и облегченно выдохнул. Покосился на меня.
— Вот такие дела творятся в гостеприимном Сагаре, господа, — сказал он тихо. — Но если вы думаете, что это все, то вы ошибаетесь. Мне есть еще, что вам поведать…
Мы его не торопили. Просто терпеливо ждали, пока он сам продолжит рассказывать. Он же перевел дух и продолжил.
Иссушение «красных кувшинов» до смертельного состояния случалось не столь уж и часто и происходили скорее в припадке сладострастия, нежели имея под собой какой-то злой умысел. Тела покойников немедленно и под покровом тайны хоронились, а родственники извещались, что их чадо без спросу покинуло господский дом и с той поры не возвращалось. Часто даже выплачивались приличные суммы, якобы на произведение поисков. Господам вовсе не было нужно, чтобы среди простонародья поползли слухи, что те, кто идет в услужение вельможам из Сагаринуса, рано или поздно бесследно исчезают.
В массе же своей «красные кувшины» служили у своих кровавых господ достаточно долго, и гораздо чаще помирали по причинам естественного свойства, нежели от полной потери крови. Но при этом обычными людьми они уже не были.
Должно быть, в слюне красных магов содержалось некое вещество, которое пробуждало в укушенных ими людях жажду крови. Нет, никаких магических качеств укушенные не приобретали, но со временем начинали понимать, что их и самих тянет испить человеческой крови. Постепенно эта тяга становилась совершенно нестерпимой, и тогда «красные кувшины» начинали нападать на людей.
По сути они превращались в самых настоящих упырей. Девицы-упыри, чтобы завлечь жертву, часто использовали для этого вино и свое тело. Юноши сбивались в небольшие шайки и пили кровь из своих жертв, принуждая их к этому силой. Слюна «красных кувшинов» была самой обычной, человеческой, и создать новых упырей они не могли. Но и той безнаказанностью, которой обладали их господа, похвастаться тоже не имели возможности, а потому очень часто им приходилось убивать своих жертв, чтобы избежать наказания.
Такие вот дела творились в славном Сагаринусе. Конечно, не каждый красный маг становился упырем. Вероятно, это зависело от положения линий магического поля в момент инициации, а также от организма самого мага. Как не каждый человек, однажды испивший вина, становится от него зависим, так не каждый красный маг, вкусивший крови, становится упырем. Но зато «красные кувшины» все без исключения превращались в упырей.
— Неужели весь двор Великого князя Ульриха — сплошные кровопийцы⁈ — с трепетом голосе спросил Кристоф. — И мы сейчас направляемся в самое их логово?
— Это не совсем так, — прихлебывая вино, ответил ему маркиз. — Как и в любом другом государстве, в Сагаре доля магов среди знати не особо велика. Все-таки магия — это особый дар, своего рода талант, как способность к рисованию или написанию симфоний…
— А талант доступен не каждому! — закончил я за него.
— Вот именно, — согласился де Бомбель. — Да и способности магов весьма разнятся. В Сагаре никогда не было Магической Академии, как в моей родной Франции или же некогда в вашей Российской империи. Обучение магов здесь всегда носило случайный характер, а потому в Сагаре часто можно встретить мага, который может только зажигать свечи на расстоянии, и ничего более. Но все самые мощные маги сплотились вокруг трона Великого князя. И все ответственные должности в государстве занимают именно они.
— А как же Великий князь? — поинтересовался я. — Он тоже…
Не закончив фразу, я замялся. Потому что у меня язык не повернулся назвать правителя государства словом «упырь», которое в русском языке имеет резко отрицательный оттенок. Но маркиз меня понял и рассмеялся:
— Князь Ульрих занял трон не в результате борьбы за власть, а по закону престолонаследия. И мне никогда не доводилось видеть, чтобы он метал в кого-нибудь огненные шары или раздвигал облака при помощи рук. Также за ним никогда не замечалось участие в каких-либо кровавых оргиях. Так что любые мои предположения по этому поводу будут обычной сплетней.
— Однако князь выглядит гораздо моложе своих лет, — заметил я.
Это не был вопрос, да и вообще данные слова были адресованы не столько маркизу, сколько самому себе. Я высказал их просто как некий факт.
— Все обращают на это внимание, — согласился де Бомбель. — Как и на его чрезвычайную бледность. Единственное, что я могу сказать наверняка: ваша принцесса Фике далеко не первая невеста Великого князя…
Я услышал, как зафыркала за спиной лошадь Кристофа — вероятно, при этих словах маркиза мой неофит вздрогнул и не очень удачно рванул удила. А затем раздался и его сорвавшийся голос:
— Что вы имеете в виду, мсье⁈ Вы хотите сказать, что князь Ульрих уже был женат?
— Именно это я и говорю, — равнодушно ответил де Бомбель, не оборачиваясь, и в очередной раз приложился к бутылке. — И даже не один раз. — Он усмехнулся. — Вы не поверите, если я скажу вам, сколько у него было жен.
В это момент я не мог не вспомнить замороченный лес и своего морока в длинном плаще. И его слова об этом.
— Шесть? — предположил я, покосившись на маркиза.
Он рассмеялся, довольно кивая. Отсалютовал мне уже почти пустой бутылкой.
