Свод этого зала терялся в сумраке над нашими головами, и казалось, что его нет вовсе, а притаился где-то в недосягаемой вышине скрытый проход в какие-то иные пространства. И оттуда, с этой вышины, спускались на мощных цепях многочисленные люстры таких грандиозных размеров, что каждая из них вряд ли смогла бы разместиться на первом этаже моего дома.
Сотни свечей светили ровным неподвижным светом. Огромные витражи из разноцветного стекла изображали какие-то сцены из местной истории, мне совершенно неизвестной: тут и там всадники в доспехах кололи друг друга пиками, сражались на мечах и поднимали золотые кубки в честь побед в каких-то своих великих битвах.
Впрочем, особо всматриваться в содержание этих витражей времени у меня не было. Пройдя почти до середины зала, мы остановились за спинами сгрудившихся там придворных. Они негромко переговаривались между собой, и я понял, что различаю не только немецкую речь — слышны были фразы и по-английски, и по-французски, и по-испански, и даже по-русски, черт меня возьми!
Между прочим, по-русски щебетали между собой две дамы неопределенного возраста. Их лица были настолько сильно выбелены специальной пудрой, что походили на гипсовые маски, под которыми сложно было прочесть не только возраст, но и черты лица. То, что при русском дворе казалось лишь тенью странной парижской моды, здесь было каким-то гипертрофированным, приобретало небывалый, если не сказать уродливый, размах.
— Князь Ульрих сегодня на удивление свеж и бодр, несмотря на долгую дорогу! — говорила одна дама, с крупной родиной на левой щеке. По голосу я бы дал ей лет около тридцати.
— А принцесса в жизни выглядит несравненно лучше, чем на своем портрете! — вторила ей другая — невысокая, но компенсирующая этот недостаток с помощью грандиозной прически, которая значительно возвышалась даже надо мной.
Что-то мне подсказывало, что она старше своей собеседницы лет на десять.
Я посмотрел над головами придворных вглубь зала и увидел, что там, промеж двух могучих колонн, на мраморном постаменте установлен широкий золотой трон. Уж не знаю весь ли он был сделан из золота, или же просто был покрыт позолотой, но выглядел он впечатляюще.
Собственно, на постаменте стояло сразу два трона, но одни из них был сейчас пуст, а второй же занимал князь Ульрих в весьма расслабленной позе — ссутулившись, широко раздвинув колени и низко свесив голову. При этом он смотрел перед собой исподлобья и с неким, как мне показалось, недовольством.
Мне подумалось, что если напудренная дама с родинкой на щеке посчитала этот вид Великого князя свежим и бодрым, то сложно представить, как он выглядит уставшим. Принцесса Фике стояла рядом с троном, придерживаясь за его массивную золотую спинку. Она выглядела бледной и крайне усталой, но при этом терпеливо держала царственную осанку и подбородок ее гордо смотрел вперед. Имей я сейчас такую возможность, я непременно поздравил бы ее за умение владеть собой.
Перед Великим князем стоял некий человек в очень объемном парике с крупными буклями и что-то монотонно читал по-немецки с длинного свитка.
Герцогини заметно не было. Должно быть она затерялась где-то в первых рядах придворных.
— Принцесса стоит около трона, — недовольным тоном заметил Кристоф. — А князь даже не предлагает ей занять место подле себя!
— Дорогой Кристоф, — ответил ему на ухо маркиз, — церемония княжеского венчания состоится только завтра, и до той поры принцесса будет оставаться просто подданной князя Ульриха. Она сможет занять трон рядом с ним только тогда, когда будет проведен надлежащий ритуал, и она по закону станет женой Великого князя.
— Но принцесса крайне устала с дороги! — все тем же недовольным тоном возразил Кристоф. — Ей просто необходимо отдохнуть! Она страдает!
Маркиз де Бомбель недоуменно сдвинул брови.
— Друг мой, а вы кем приходитесь принцессе? — поинтересовался он. — Брат? Отец? Или, быть может, душевный друг? Мне кажется, что вы не до конца поняли, как в Сагаре принято обходиться с душевными друзьями царственных особ… Обер-вахмистр Глапп просто забыл в карете свой пистолет! И завтра ему за это отрубят конечности, а следом снесут и его светлую голову. Вам тоже не терпится составить ему компанию? Князь Ульрих может исполнить ваше желание одним движением руки!
Кристоф совсем не хотел составить компанию несчастному обер-вахмистру Глаппу, и потому ничего более говорить не стал. Замолчал и насупился, словно это именно маркиз де Бомбель был виноват в том, что с герром Глаппом обошлись в Сагаре столь несправедливо.
А сам маркиз тем временем зорко осматривал ряды придворных.
— Барон Марбах стоит справа от трона, неподалеку от вашей принцессы, — говорил он негромко, чтобы слышать его могли только мы с Кристофом. — Это для него необычно, ведь чаще всего он стоит именно на месте принцессы, чтобы иметь возможность подсказывать князю на ухо.
— Надеюсь, он не занимает ее трона, — шепнул я. — Это могло бы выглядеть очень двусмысленно.
— Поверьте, друг мой, барон мечтал бы об этом, — с свою очередь шепнул Франсуа. — Да и Великий князь ничего не имел бы против. И никто не посмел бы сказать ни слова возражения. Наверняка нашлись бы и те, кто отнесся бы к этому с восторгом… Я уже говорил вам, что нравы Сагарского княжества в последнее время упали до самой низшей точки.
— И что же помешало одноглазому барону пристроить свой зад на свободный трон? — поинтересовался Кристоф. — Или он с некоторых пор не может использовать для сиденья устройства, сделанные по его чертежам?
Маркиз коротко хохотнул, довольный шуткой, и одобряюще похлопал Завадского по плечу. И сообщил:
— Эти два трона были изготовлены почти триста лет назад, и барон Марбах не имеет к ним, по счастью, никакого отношения. А пристроить свой зад на свободный трон барону помешал маркграф Хардинер. Насколько мне известно, у них состоялся серьезный разговор, после которого Маттиас Марбах принял решение больше никогда не претендовать на место супруги Великого князя.
— Тьфу! — сплюнул я в сердцах. — Это даже по-французски звучит мерзко, друг мой! А повторить эти слова по-русски я вообще никогда не решусь.
— Вы очень чувствительны, мсье. Мой вам совет: если не хотите сойти с ума с Сагаре, то берите пример с меня — начните пить!
— Спасибо, Франсуа, но я приберегу ваш совет для более подходящего случая. К тому же задерживаться здесь надолго я не собираюсь… Вы можете объяснить, что здесь сейчас происходит?
— Ну, это не сложно! Иностранные посланники зачитывают свои приветствия для будущей княгини.
— А разве вы не иностранный посланник, дорогой Франсуа? Разве вы не должны зачитывать приветственные слова для будущей княгини? — резонно поинтересовался Кристоф.
Маркиз звонко шлепнул себя ладошкой по лбу.
— Черт меня подери, проклятая забывчивость! Это же неплохая возможность замолвить слово за мсье Глаппа перед Великим князем!
И де Бомбель принялся протискиваться сквозь толпу придворных по направлению к трону. Спустя несколько минут, после того, как на смену прусскому послу к трону вышел посланник португальской короны и зачитал свое приветствие, пред Великим князем Ульрихом предстал маркиз де Бомбель. Он был немного растрепанный и пьяный, но говорил при этом вполне членораздельно.
От имени своего славного короля Людовика Пятнадцатого он приветствовал юную принцессу и поздравил ее с благополучным прибытием в Сагаринус. При этом он не забыл отметить, что путь ее сопровождался некоторыми трудностями, преодолеть которые ей помогли ее преданные спутники.
Затем он стал говорить значительно тише, и я уже не мог расслышать его слов. К тому же те самые две русские дамы неподалеку от нас все время шушукались и мешали прислушиваться.
Я увидел, как изменилась в лице принцесса Фике, как с жаром принялась что-то объяснять князю Ульриху. Выслушав, ее Великий князь нахмурился и жестом дал понять маркизу, что он может быть свободен. Де Бомбель сразу склонился в глубоком поклоне и, пятясь, отошел к толпе придворных. Его место тут же занял голландский посол.
