Я ещё перед боем вдруг ощутил, что холодам — конец. Мороз вот-вот отступит: он и так слишком долго задержался на наших землях. А во время боя, глядя на поведение «богомолов», понял, что так и есть. Не стали бы они нападать так тупо и нагло, если бы рассчитывали на следующую ночь. Они и не рассчитывали. Тот, кто нажрётся сейчас — вернётся на полюс живым и сытым.
А мне оставалось только выполнять свою неприятную работу. И стрелять, стрелять, стрелять…
Первый прорыв к стенам случился на севере. Там несколько «богомолов», дожрав менее удачливого товарища, пошли на прорыв одновременно. И троим из них удалось запрыгнуть на стену. Но на том участке были самые опытные копейщики, в том числе и Хир-Си. Врага взяли на копья и добили. Стрельба так и не прервалась.
А вот мне на такое рассчитывать не приходилось. Опытных на запад и юг не хватило. А значит, прорвавшийся на стену «богомол» будет встречен на энтузиазме, но не на мастерстве. Впрочем, на южной стене вообще, в основном, женщины стоят.
Выстрел, выстрел, выстрел….
Пусть температура и поднялась, но было ещё достаточно холодно. В перчатках перезаряжаться было неудобно, и я их скинул. Но тут же прервался, чтобы снова натянуть их на руки — холодно. Всё ещё очень холодно. Я никогда не думал, что холод может быть таким разнообразным. И что в нём могут быть оттенки и особенности.
Этот новый холод был пронизывающим. Он оказался страшнее, чем лютые морозы. Он на крыльях ветра забирался под одежду, стекая по телу холодными струйками. Он был страшнее. Он был опаснее.
Выстрел, выстрел, выстрел…
Совсем недалеко от нас «богомол» прорвался на стену. Раздались крики боли и злости. На врага накинулись копейщики, стрельба на участке прекратилась. Я начал стрелять быстрее, стараясь закрыть брешь. И только когда у соседей возобновилась стрельба, позволил себе чуть замедлиться.
Это лишь первый бой. Это только первая часть. Утром могут прийти «пушистики» — вот с ними придётся повозиться. А «богомолы» — они уязвимы. Главное — стрелять. Видимо, я так себя настроил, или просто был невообразимо везуч, но к утру на остальных участках стены уже было по два-три прорыва и много потерь, а мои парни всё ещё стояли, так и не вступив в бой.
Но закон подлости всегда работает. И когда я уже чуть расслабился, надеясь, что вскоре «богомолы» свалят в рассвет — случился прорыв. Три гадёныша вдруг развернулись к стене, бросив сытную трапезу: видимо, испугались подступающих конкурентов.
И прыгнули.
Им до нас было метров тридцать. И все три «богомола» сумели преодолеть это расстояние. Их длинные передние конечности, как острые пики, ударили в защитников. А один даже успел оросить стену кислотой.
За моей спиной бахнул «слонобой», посылая убийственную картечь в чью-то синюю голову. Я успел разрядить ружьё в того же врага. А двое оставшихся «богомолов» накинулись на копейщиков.
— Сдохни! — орал от боли командир десятка, пытаясь насадить синюю тушу на своё копьё.
Но он пересилил себя. А вот половина его бойцов просто каталась по бревенчатому настилу, подвывая и пытаясь стряхнуть едкую жидкость. Я не стал дожидаться развязки и сиганул вниз, больно ударившись стопами о снег. Да, для прыжков оказалось высоковато…
Зато успел вовремя. В следующую секунду по тому участку стены, откуда я только что стрелял, прилетело вторым кислотным плевком. Снова рявкнул «слонобой». Это уже соседний. Рядом со мной на снег рухнула практически безголовая туша монстра.
Перезаряжаясь на ходу, я отбежал на двадцать шагов. Буквально вжавшись в снег, навёлся и выстрелил, попав в башку третьего «богомола», прорвавшегося на стену. Но следом за ним лезли всё новые и новые монстры.
Небо на востоке светлело. Я вжался спиной в снег и стрелял-стрелял-стрелял, как заведённый. Пытался помочь копейщикам. Наш десяток сумел завалить ещё трёх тварей, которые лезли на частокол. Я пристрелил ещё двоих.
Отступать мне было некуда. Собственно, ситуацию, при которой случится такой массовый прорыв, мы рассматривали как-то в духе: «Ну а тогда действуем по обстоятельствам!..». В общем, оставалось только стоять до конца.
К счастью, этот прорыв оказался последним. И не только на моём участке, но и на соседних. Пережившие бой «богомолы» начали отходить, по пути дожирая сородичей. А к моим выстрелам присоединились другие. И спустя пять минут стена опустела, очистившись как от богомолов, так и от защитников.
Из десятка, прикрывавшего меня, бой не пережил никто. Но они славно сражались: так и не пропустили врага за частокол…
Дневник Листова И. А.
Триста шестьдесят четвёртый день. Тревожное утро!
Новый десяток мне выделить не могли: людей и оружия не хватало. Я освободил погибших защитников от вещей, и их трупы тут же утащили команды сборщиков. Все мёртвые тела станут материалом для последующих репликаций. Их собирали на волокуши и оттаскивали в Верхний город.
На стене я остался один. Теперь уже нельзя было погреться у костра. Приходилось стоять и мёрзнуть. Мой комбинезон хоть и имел встроенный обогрев, но заряд держал недолго. И с каждым часом грел всё меньше.
Я всматривался в белую даль, где то тут, то там, мелькали такие же белые туши зверья, почти неотличимые от снега. Но они были настолько далеко, что я не был уверен, они ли это.
Мы ждали «пушистиков». А те не торопились, как и «богомолы». Ходили вдалеке и ревели, но к городу не шли. И мы даже не знали, сумеет ли их напугать совокупная мощь «ревунов». Оставалось только ждать.
Вскоре начали возвращаться копейщики. Оказалось, скорость репликации в центре почти втрое выше, чем в капсуле. Ребята разбирали оружие и свою одежду, снова решительно вставая в строй. А я, наконец, смог вернуться к костру и погреться.
Свет солнца постепенно тускнел. Тучи надвигались как с запада, так и с востока. Плотные, тёмные, серые — они шли сюда, казалось, со всех сторон. Ветер крепчал, зато становилось теплее. Температура быстро поднималась.
А мы гадали, что переселит в медведях: нелюбовь к теплу или голод?
— Может, пронесёт? — спросил командир. — Вроде не нападают… И больше их не становится…
— Да хорошо бы… — согласился я. — Спать хочется.
После бессонной ночи и впрямь спать хотелось жутко. Глаза слипались каждый раз, как я усаживался в тепле у костра. Я даже умудрился разок задремать, слушая, как копейщики бурно обсуждают прошедший бой.
Проснулся от того, что прибыла команда грузчиков, утащившая трупы «богомолов» в лагерь «научников». При этом в команде был всего один мужчина, и у того руки были заняты оружием. Тяжёлую работу выполняли запыхавшиеся женщины.
А потом ветер стих…
Он так внезапно прекратился, что мне показалось, будто я просто оглох. И мне понадобилось ещё секунд десять, чтобы осознать, что изменилось. В голове стоял звон, и я даже пару раз хлопнул себя по ушам — но не смог от него избавиться.
Над Алтарным и окрестностями повисли тяжёлые тучи, закрыв всё небо. В полной тишине, когда слышно дыхание сидящих рядом, с неба начал падать снег. Крупные белые хлопья, казавшиеся даже немного тёплыми…
Они падали и падали с небес на землю. А потом дозорный на стене прокричал:
— «Пушистики» уходят!
И мы повалили на стену. Не как когда напали «богомолы», а радостно, с надеждой, что теперь-то всё обойдётся.
И всё обошлось. В этот год «пушистики» так и не добрались до стен Алтарного. На южной границе огромного антициклона, который перекачивал воздух от полюсов к экватору, слишком быстро воцарилась обычная зима.
Но мы ещё долго боялись покинуть стены, вглядываясь в быстро затягивающуюся снегом даль. Впереди ещё было много работы! Снег валил прямо как тогда, перед холодами, когда нас занесло чуть ли не с головой.
Но я точно знал: прямо сейчас никто не пойдёт заниматься расчисткой. Сначала люди отправятся спать и отдыхать. И только потом, пробиваясь через сугробы, мы всё-таки очистим Алтарное от снега. Но всё это уже не пугало и не расстраивало. Это были простые зимние сложности…
