— Ты не понимаешь, Мёрдок... Корпорация уже начала рекламную кампанию. И ты — её лицо. Ты ведь не изменил своего лица, оцифровался как есть! И на фоне этого твои записи сильно поднялись в цене. Они продаются огромными тиражами, два альбома стали платиновыми в Великобритании, один — в Штатах.
Я по-прежнему не отдуплял, в чём проблема. Конечно, мне гораздо сильнее захотелось отп**дить Федьку, но разрабов-то такие мелочи вообще не должны парить.
— Он выпустил твои песни, Мёрдок! — воскликнул Доброжелатель. — Ты отдал нам тогда свой двойной альбом, и этот гадёныш выпустил ту его часть, где ты поёшь один, в реале! Наши юристы попытались что-то предпринять, но будто на стену натолкнулись. Юридически ты — это и есть Иван Воронцов. Юридически ты не можешь принимать никаких решений в реале. Юридически Фёдор — твой представитель. Он закатил пробный шар в лузу и попал в десятку!
— Погоди... — Я скинул ногу с подлокотника и наклонился вперёд. — Ты хочешь сказать, что эта пидарасина может запретить концерт?!
— Легко, — процедил сквозь зубы Доброжелатель. — Мы оказались в крайне неприятной ситуации. Остальные участники группы — мертвы, и то, что они делают сейчас, курируется в реале только нами. Разумеется, по желанию Сандры, Ромула и Иствуда, мы направляем часть отчислений их семьям, или кому угодно. Однако никто в реале не имеет прав на их виртуальное творчество. Но Иван Воронцов — жив! Это — охеренная дыра в законодательстве, и Фёдор её нашёл!
— Да чтоб оно всё обосралось тысячу раз! — закатил я глаза. — Законы придуманы пидарасами для пидарасов.
— Увы, против законов мы ничего не можем, — развёл руками Доброжелатель.
— Значит, идеально будет, если я в реале сдохну?
— Нет, — вмешался Палыч, и Доброжелатель сразу же как-то стих и затушевался. — Если ты умрёшь в реале, то у Фёдора останутся права на всё твоё творчество до момента смерти. Идеально будет, если Иван Воронцов придёт в себя и подпишет документ, согласно которому он передаёт права... Кому-нибудь другому.
— Как я уже говорил сегодня одному предательскому ослу — мечтать не вредно, — фыркнул я.
— А это не мечты, Мёрдок, — сказал Палыч, глядя на меня, как на говно. — Это — повод опробовать новую революционную технологию, пока ещё — совершенно секретную. Как ты смотришь на то, чтобы отправиться в квест? Не обычный квест. Это будет квест в голову Ивана Воронцова! Там тебе предстоит найти опустевшую рулевую рубку и запустить все системы. Открыть глаза в больничной палате. Позвать медсестру. И наорать на неё за то, что она пришла без бутылки, да к тому же недостаточно сексуально одетой. Как идейка, а, Мёрдок?
Я в течение секунд пяти-шести переваривал идейку. Потом сказал:
— Чё?
Как-то больше ничего умнее в голову не пришло.
— О, брось, ты всё понял, — поморщился Палыч. — Не заставляй разжёвывать. Ты проникаешь в голову Воронцова. Берёшь контроль над телом, насколько это возможно. Наши юристы уже подготовили документы, один из них будет дежурить в больнице. Как только ты очнёшься и подтвердишь, что способен принимать решения, ты подпишешь документы, и твой брат лишится всех прав на твоё наследие.
— В чью пользу? — спросил я, смутно соображая, что вести такие разговоры надо бы в присутствии менеджера.
— В пользу корпорации.
— Сразу на**й.
— А кого бы выбрал ты? Свою маму, которая поступит так, как нашепчет ей Фёдор? Или Ингу, которая — его жена? Кто ещё у тебя остался по эту сторону, а, Мёрдок? — наседал Палыч.
Я впервые за хрен знает сколько тысячелетий был совершенно охеревший. Даже не знал, что сказать. Нужно было как следует подумать. Бутылок пять-шесть...
— Времени на размышления нет! — отрезал Палыч, будто мысли прочитал.
Может, и правда прочитал. Он же в пенсне своей волшебной, от него всего можно ожидать.
— Есть и другой путь, — подал голос Доброжелатель.
— Чушь! — заявил Палыч.
— Чушь — это ставить Мёрдока в безвыходную ситуацию!
— Мы все — в безвыходной ситуации!
— Но выход — есть!
— Это полная ерунда, которая не выдержит и...
— Молчать! — рявкнул я, стукнув кулаком по подлокотнику. — Заткнуться! Отжаться!
Отжиматься никто не стал — хотя Доброжелатель едва сдержался, я заметил, — но все заткнулись.
— Ты, — указал я на Доброжелателя. — Излагай альтернативу.
— Ты ещё не понял, Мёрдок? — пробормотал тот.
— Я-то всё понял, но хочу проверить, понял ли ты.
— Тот, кто отправил тебя на больничную койку — твой брат. Это он шёл за тобой следом той ночью. Он вонзил нож тебе в почку, Мёрдок. Он напал и на меня. Он стоит за убийством того чернокожего паренька в тюрьме и за исчезновением адвоката. Я копал эту историю больше года. Нашёл множество доказательств, но, к сожалению, все они косвенные.
На этот раз я молчал долго. С минуту, наверное. Так долго, что Палыч решил, будто мой приказ можно считать отменённым.
— В том-то и дело, что — косвенные, — сказал он. — Любой толковый адвокат не оставит от них камня на камне.
— И всё же этого достаточно, чтобы пойти в суд! — возражал Доброжелатель. — Это — процесс. И есть шансы. Возможно, он не захочет абсолютно угробить свою жизнь. Мы ведь можем предложить ему отступные...
Голос Доброжелателя стал тише, потом и вовсе исчез. Потому что дверь за мной захлопнулась. Сам я при этом оказался снаружи и с вершины холма невидящим взором озирал притихший в ожидании очередного п**деца Линтон.
— Вот тебе и х*й, товарищ прапорщик, — тихо, со значением сказал я.
И пошёл вниз. Думать.
TRACK_05
Репали мы уже по традиции в кабаке, днём, задолго до «часа-пик». Народу нет, а если кто сдуру и забурится — так он обычно не возражает.
Пацаны поначалу нервничали, когда левые люди заглядывали во время репетиции, а потом привыкли. Чё стеснятся-то? Муза́— атомная. Я вообще предложил Сандре замутить платные репетиции. В смысле, чтоб народ приходил за деньги смотреть, как мы оттачиваем свои хиты до безупречности.
Однако Сандра чего-то сразу начала источать упаднические настроения. Мол, такими вещами группы занимаются, когда они уже как творческие единицы выдохлись напрочь и начинают лихорадочно соображать, как бы вы**нуться. Платные репетиции, выступления с симфоническим оркестром, прочее говно...
Так-то права, конечно.
— Сто-о-оп! — заорал я в микрофон, после чего воцарилась тишина.
Творческий коллектив взирал на меня в ожидании указаний.
— Иствуд, — решил я до**аться до басиста, — у тебя х*й в басуху упирается, она меняет плоскость, и звук плывёт! Хорош вы**ываться, иди и трахни кого-нибудь. Перерыв пять минут.
Но ковбой был хитёр, он не попался в мою дьявольскую ловушку.
— Мёрдок, какого чёрта тебя так беспокоит моя половая жизнь?
— Стебёшься? — уставился я на Иствуда. — Ты ж в моей группе, ты мне как брат родной... Хотя нет, херовая ассоциация, брата-то родного я вертел известно на чём... Но ты, в общем, понял. Твои проблемы — это мои проблемы. Наши проблемы! Ромыч, Вивьен, вы поняли? У нас проблемы!
— Чё? — не отдуплил Ромыч.
А Вивьен, умница, сразу всё поняла и начала изобретать пути решения:
— Иствуд, я могу тебе помочь, если Рома не будет против. Всё для группы, всё для...
— Слышь?!! — заорал Ромыч, всем своим видом давая понять, что он будет против.
Вивьен заткнулась. А Иствуд, мучительно позеленев, процедил сквозь зубы:
— Я очень рад, что все вы осознали свои проблемы. Но, увы, у меня проблемы — нет! По крайней мере, проблемы в сфере отношений...
— Тьфу, ковбой, ты не выражайся! — вздрогнул я. — Кому вообще нужны отношения? Я тебе про секс говорю! Отношенцем можешь ты не быть, а трахать бабу ты обязан. Ну или хоть что-нибудь. Помимо кулака. Ты... Ты отдупляешь, что ты портишь имидж группы?! Что это за рок-н-ролл, когда бас-гитарист ведёт монашеский образ жизни?! Сандра, скажи ему!
Сандра сидела за стойкой с чашкой чая и благосклонно наблюдала репетицию. Она за месяцы своего менеджерства привыкла уже ко всему и знала, что какую бы херню я ни творил — в конечном итоге всё для дела пригодится, всё в варенье попадёт. На худой конец, сгодится для вдохновения. Хотя откуда у нас в группе худые концы — недоумеваю.
