— Иствуд пьёт и иногда курит, — сказала Сандра. — На монаха он не сильно похож. Я бы не волновалась за имидж.
Вот предательница злая! Ладно, мы с тобой ещё поквитаемся. Как-нибудь, придумаю потом, как.
— Ладно, — вздохнул я. — Давайте с начала.
— Ту же самую? — спросил Иствуд. — «Кто я?»
— Ну а чё, ты хочешь сказать, что ты её уже охренеть как отрепетировал, даже придраться не к чему?
— Просто спрашиваю.
— Ты б так просто баб трахал, как спрашиваешь.
Грянули.
Старый материал, который мы записали на альбом, репетировать больше смысла не было. Хватало того, что мы его исполняли на концертах. Все аккорды, ритмы и гармонии уже на подкорке прописались.
Но почивать на лаврах я не собирался, потому упорото работал над новым материалом.
Вейдер был послан нахер. Он об этом, правда, не знал. С тех пор, как к нему вернулась Даниэлла, он вообще ни о чём не знал, его никто и не видел толком. Но вот если бы он ко мне приполз на коленях, умоляя купить за копеечку его гениальные тексты — я бы его послал нахер.
Потому что Сандра была права. Это — моя группа, и песни должны быть — тоже мои. Пусть я и не поэт ни разу, зато — от души. От своей.
Сандра помогала. Мы с ней проанализировали первый альбом, он же основа нашего концертного репертуара, и обнаружили, что там всё — абсолютно забойное. То есть, такое, чтобы просто таращить на нас глаза, прыгать и орать.
А людям, между прочим, охота иногда и просто посидеть, выпить не напрягаясь.
На концертах это решалось до поры довольно просто. Время от времени группа удалялась на перекур, а я садился на табуреточку с гитарочкой и играл пару-тройку своих песен. Они все были, как на подбор, медленные и мелодичные.
И все были категорически непригодны для группового исполнения.
Вот мы с Сандрой и засели разрабатывать более спокойные песни.
Ребята к этому времени уже достаточно прокачались, как музыканты, и смена стиля далась им легко. Даже более того — как только мы начали репетировать новое, у всех с усиленной интенсивностью попёрли вверх цифры уровней и уровней навыков, и, может, даже уровней уровней навыков.
В общем, если поначалу я относился скептически к такому ходу, то спустя пару недель репетиций привык и понял, что то, что мы делаем — хорошо.
А тексты вообще без проблем писались. Вот, например, «Кто я?» — отличная, прям сел и написал. По совету Сандры только пару матов заменил на приличное. Чтоб дети могли альбомы покупать и на концерты ходить.
Кто я?
Ответь, холодное небо!
Кто я?
Был я живым или не был?
Кто я?
Скажи мне, убитая сказка
Кто я?
Сорви с меня мою маску!
Вот вместо «сорви с меня мою маску» изначально было «говори, пидараска!», но Сандра забраковала. В общем, тружусь я под чудовищным гнётом цензуры, вот.
— А когда мы будем с этим выступать? — спросил Ромыч во время очередного перерыва.
— Сэнди, когда там день икс? — повернулся я к стойке.
Сандра уже в одну каску продолжала встречаться с Палычем или ещё с кем — я не вникал. В общем, она успешно занималась организацией концерта в реале. Вернее, в реале занимались реальные люди, а Сандра систематически давала им п**дюлей, чтобы они всё делали правильно.
— Конец мая, — сказала Сандра. — Пока ориентировочно — двадцать восьмого. У нас больше месяца.
— Ответ услышал? — посмотрел я на Ромыча.
Тот побледнел.
Они вообще постоянно бледнели, как про концерт слышали. Что Ромыч, что Иствуд. Только Вивьен, как всегда, была за любой кипиш, кроме общества трезвости. Она ждала концерта с радостью. Для неё это вообще была единственная возможность позырить в реал, про который она столько слышала.
— Может, имеет смысл сначала опробовать на небольшой аудитории? — пролепетал Иствуд.
— Неа, — мотнул я головой. — Вопрос энергетики. Я не хочу, чтобы на большом концерте мы вышли, все такие подготовленные и уверенные. Я хочу, чтобы это была война. Мы — против зрителей. Эта охеревшая толпа потребителей-контентофагов, и — мы. Живая сила искусства. Титаны музыки. Рыцари творчества, чьи яйца настолько огромны и сверхмассивны, что освещают целую соседнюю галактику! Три соседних галактики. Иствуд, к слову, тебе нужно сбросить чутка фотонов, иначе скоро твои яйца коллапсируют, превратятся в чёрную дыру, и целой галактике п**дец.
— Со здравым смыслом такое решение не имеет ничего общего, — сообщила Сандра. — Однако переспорить Мёрдока удаётся раз в год. А в этом году я уже убедила его убрать маты из песен, так что... — Она развела руками и попросила у неписаной красавицы ещё чаю.
— Мамке с батей перелёт оплатят, — сказал Ромыч. — Типа, на концерт...
— Не ссы в трусы, всё будет круто, — сказал я. — Видишь, хоть какая-то от тебя польза. Родители в кои-то веки на самолёте покатаются, Штатов посмотрят, бирюлек каких-нибудь купят. Иствуд, твои-то кто-то прилетят?
— Нет, я ушёл налегке, — покачал головой Иствуд. — Мы уже достаточно отдохнули? Может, продолжим, а то скоро посетители начнут заходить.
Мы прогнали «Кто ты?» ещё пару раз. Потом я показал пацанам следующую песню, как я её вижу. То есть, просто спел под акустику и велел думать над аранжировкой, строго-настрого наказав не превращать в боевик. Нам нужна разбивка.
И вот когда все уже потырили в инвентари инструменты (Ромыч, как настоящий рыцарь, таскал у себя клавиши Вивьен), в кабак вошёл неожиданный посетитель.
— Да ну на**й! — заорал я. — Вышибалы! Вышвырните его нахер отсюда, чтобы ноги этого мудака здесь не было!
— И тебе здравствуй, Мёрдок.
— До-о-онни! Как жизнь, мудила ты грешный?
— Потихоньку, управляю. Сам как? Смотрю, кабак пока стоит, значит, всё неплохо.
— Кручусь-верчусь. По пивку, что ли? А то как будто зря зашёл.
— Крутишься, значит? — Дон задумчиво посмотрел на вертящегося безмолвно осла. Кивнул каким-то своим мыслям и забил на осла болт.
Дон охотно согласился раздавить по пивку. Никто к нам не присоединился, да я на это и не рассчитывал. Ромыч потащил Вивьен домой — очевидно, трахать и жаловаться, какой я плохой. Иствуд ломанул на конюшню. А Сандра, закончив чаепитие, сказала, что ей нужно вправлять Палычу мозги — и тоже свинтила.
— Ну, будем! — сказал я, стукнувшись с Доном кружками.
И мы были.
— Что-то ты какой-то напряжённый, Мёрдок, — заметил Дон, когда нам подсвежили пивка.
— Да вот смотрю, думаю, трек этот новый — какой-то провальный. Ни тебе веселья, ни тебе забоя... Одно сплошное про жизнь. Вот как сольются с него все...
— Да и х*й на них, разве нет? — Дон похлопал меня по плечу. — Как это ты говоришь: меньше народу — больше кислороду. Непидарас не сольётся, а пидарасов не жалко.
Ух, как он все мои байки выучил, молодца, Донни.
— Я ж чего зашёл-то, — понизил он голос. — Слух до меня добежал, будто ты к психологу пошёл.
— Нынче утром и ходил, — не стал я отпираться.
Тайна — дело херовое. Когда она вылезет наружу — ты её уже не контролируешь. Потому жить нужно явно и чисто конкретно, как Маяковский завещал.
— Утром, да ещё и к психологу, — покачал головой Дон. — Не поделишься со старым другом? Беспокоюсь.
Я немного подумал, болтая пиво в кружке, потом поморщился:
— Не, Дон. Не хочу тебя грузить. Помочь — не поможешь, так что и ну его нахрен. Не боись, сильнее чем сейчас, с катушек не уеду.
— Да это и вообразить-то трудно.
— Вот. Но раз уж разговор зашёл, то тема всё-таки есть. Но сразу предупреждаю: вот чтобы никому, понял?! Просочится наружу — вы**ут всех.
— Так, — стал моментально в десять раз серьёзнее Донни. — Девочка, уйди-ка в подсобочку.
Я подождал, пока неписаная красавица удалится, убедился, что осёл висит далеко и занят вращением, и вполголоса заговорил:
— Короче, слушай внимательно, без охов и ахов, не в порнухе снимаешься.
