До утра мы даже поспали пару часов, так и не покопавшись в компьютере в поисках информации об Армстронге, но перед тем, как поехать на работу, я успел всё-таки позвонить жене и сообщить, что всю ночь провёл в засаде, и непременно вернусь, как только… но придумать ничего не успел, потому что в трубке раздались короткие гудки.
– Если меня припашут к каким-нибудь следственным мероприятиям по поводу наркотической перестрелки, – просит Лёха, усаживаясь в машину, – ты уж сам тогда покопайся в интернете, хорошо? Не подведи меня.
И как в воду глядел. Дрор устроил очередное совещание по итогам работы Лёхиной группы, и ему пришлось мариноваться у него в кабинете почти до обеда. А это намного муторней, чем любое, самое что ни на есть неподвижное сидение в засаде. И при этом дышать в сторону, чтобы никто не уловил запах перегара.
Мне же не оставалось ничего иного, как самому скакать кузнечиком по бесконечным компьютерным ссылкам и в одиночку разбираться в перипетиях жизни легендарного джазмена.
Лёха появляется в обед, когда я уже собрался в полуобморочном состоянии уползти в ближайшее кафе и съесть что-нибудь горячее, а главное, выпить ведро газировки, ибо после ночного застолья в организме свирепствовала африканская сушь.
– ЧП у нас, – выдыхает застоявшиеся пары Лёха и печально садится на край моего стола.
– Это у нас нормальный образ жизни, – отмахиваюсь легкомысленно, – иначе нас не содержали бы налогоплательщики… А что конкретно?
– Сегодня ночью обнаружили труп псевдо-Розенталя. Того, который со скорпионом на руке.
– Как, и его?! – не особенно удивляюсь я. – Это, наверное, оставшиеся ребятишки Тавризи концы с концами сводят. Жаль, конечно, что нас опередили, и мы не успели с ним побеседовать, но всё шло к тому. Такие орлы долго не летают в поднебесье.
– Надо ехать разбираться. Ты со мной?
Неопределённо пожимаю плечами и неожиданно широко зеваю:
– Мне бы дома показаться и заодно подремать дополнительных часика три… А без меня никак?
– Можем, конечно, обойтись, но там есть некоторые странности. Вот и Дрор намекнул, что не мешало бы тебя с собой прихватить.
– Что же ты сразу не сказал? – встаю из-за стола и потягиваюсь. – Поехали, по дороге расскажешь. Только купим чего-нибудь перекусить, а то, чувствую, наш первый визит будет…
– …в морг, – заканчивает за меня Лёха, – который в нашем медицинском центре. Если не поторопимся, клиента отправят в Институт судебной медицины Абу-Кабир, а туда добираться, сам знаешь, сколько.
Мы покупаем по пите с фалафелем [17] и, пока созерцание свежего трупа не испортило нам аппетит, быстро съедаем, сидя в Лёхиной машине.
– Давай, колись, что там за странности? – любопытствую, но пока ещё без особого интереса. – О чём Дрор вещал вам целых полдня?
– Грохнули нашего пациента не совсем стандартным способом. Ты же знаешь, что у любого мало-мальски уважающего себя отечественного бандита всегда пушка в кармане или какая-нибудь граната, чтобы эффектно рвануть конкурента на людях. А тут парня забили битами да ещё припахали пару бедуинов, чтобы те вывезли труп в чисто поле и там сожгли. Нет, чтобы бросить в первую попавшуюся сточную канаву, и пускай потом полиция отмывает его от говна, так нет же – для чего-то позаботились о таком варварском способе утилизации покойника. Неужели в бывшей банде Тавризи мог отыскаться такой отморозок?
– Бедуинов-то хоть взяли? Что они говорят?
– С них всё и началось. Будь они хитрей, отъехали бы подальше от дороги, и всё было бы шито-крыто, никто бы ничего не узнал, по крайней мере, пару-тройку дней. А тут в вечернее время люди из проезжающей машины увидели пламя и позвонили пожарникам, а те уже задержали бедуинов и вызвали полицию.
– Где сейчас эти простодушные сыновья пустыни?
– В обезьяннике. Следователи с ними уже общаются.
– Погнали в морг, а потом к бедуинам, – печально вздыхаю и защёлкиваю ремень безопасности. – Думал, сегодняшний день мирно закончится, и я отосплюсь в своей постельке, а оно вон как закрутилось…
От нашего полицейского управления до корпусов городского медицинского центра совсем недалеко, поэтому уже через полчаса мы спускаемся на лифте в цокольный этаж, где располагается морг – довольно чистенькое помещение со стенами, окрашенными весёлой салатной краской, и двумя сексапильными секретаршами – молоденькими девочками за компьютерами в офисе.
К нам выходит патологоанатом, с которым Лёха по долгу службы встречается довольно часто, и ни слова не говоря ведёт нас в комнату-холодильник. Я тут стараюсь появляться как можно реже, поэтому каждый раз с неподдельным интересом осматриваю помещение, очень напоминающее космический корабль из фантастического фильма – во всю стену тяжёлые металлические дверцы, за которыми мирно почивают пациенты сего скорбного места.
Пока мы топаем в холодильник, искоса поглядываю на патологоанатома и невольно прикидываю, что работка у него похлеще нашей: мы хотя бы в большинстве случаев имеем дело с живыми людьми, которые, правда, порой хуже покойников, а он – только с мертвецами, которых уже ни с кем не сравнишь. Тут волей-неволей станешь или циником, или… впрочем, кем он мог бы ещё стать, так и не успеваю придумать. А врач с усмешкой оглядывается на меня и ехидно интересуется у Лёхи:
– Новенький у вас? В обморок не грохнешься от вида трупешника? – потом протягивает мне руку и вежливо представляется: – Доктор Алхазов… Добро пожаловать!
Самое удивительное, что за время службы в израильской полиции я и в самом деле нечасто удостаивался чести посещать морг. Если и имел дело с покойниками, то чаще всего с виртуальными, то есть в виде протоколов осмотра или у самих тел на месте преступления, где они выглядели не такими печальными и беззащитными, как в морге. А с Лёхой доктор, как видно, старый приятель. Ничего не поделаешь, убойный отдел и его ближайшее окружение.
Распахнув дверцу одной из ячеек, доктор Алхазов вытягивает на поскрипывающих салазках длинный продолговатый мешок из весёлого серебристого пластика.
– Ну, ещё не страшно? – улыбается он и, чуть помедлив, расстегивает молнию на мешке.
Покойник – довольно крепкий мужичок с хорошо развитой мускулатурой – лежит, аккуратно сложив накачанные руки на животе. Сразу обращаю внимание на скорпиона, вытатуированного на бледной с рыжими волосками коже чуть выше правого локтя. Можно было бы и в самом деле подумать, что парнишка прилёг отдохнуть от трудов праведных, если бы голова и верхняя часть тела почти до самой груди не были измочалены в кашу из ошмётков плоти, переломанных костей и почти чёрных сгустков запекшейся крови.
– И теперь не страшно? – продолжает испытывать меня доктор.
– Здорово его отделали, – бормочу, не обращая на него внимания.
– Битами, – подсказывает патологоанатом, – хорошие бейсболисты попались.
– Почему вы решили, что битами, а не какими-то другими подручными вещами – металлическими трубами, например, палками или арматурой?
– Удары были сильные, – Алхазов перестаёт смеяться и деловито отвечает на мои вопросы, – видите, как кости перебиты? От труб, палок и прочего подсобного инструмента следы остались бы – щепки, ржавчина, краска. А тут чистенько и отпечатки специфические. Впрочем, сегодня его заберут в Абу-Кабир и там изучат более тщательно, но при поверхностном осмотре я ничего постороннего в ранах не обнаружил.
– Просто звери какие-то били, – подаёт голос Лёха, – сколько лет работаю в убойном, первый раз такое зверство встречаю.
– Вот и мне показалось, что с клиентом поработали заезжие гастролёры, – вздыхает доктор Алхазов, – помню, у нас в Дагестане однажды была такая же история…
Но что случилось у него на прежней родине, выслушивать не хочется. Получается, что моё мимолётно пришедшее на ум предположение о том, что местным бандитам было бы проще свести счёты с этим псевдо-Розенталем при помощи огнестрельного оружия или взрывчатки, находит своё подтверждение. Тут явно поработал заезжий мясник, который не боится вида крови, или – ещё одно предположение – у него не было возможности достать оружие. Но чтобы у нашего доморощенного киллера не было такой возможности?! Абсурд.
