Звоню Лёхе и требую срочно принести изъятый у задержанного парня телефон. Через минуту Лёха является с пластиковым пакетом, в котором болтается старенький сотовый аппарат. Парнишка недолго копается в нём и, наконец, тычет пальцем:
– Вот они…
10
Майор Дрор, бывший бравый солдафон, прошедший не одну войну и без долгих рассуждений принимавший решения в самых экстремальных ситуациях на поле боя, молчаливо разглядывает бумагу, лежащую перед ним, и покусывает кончик карандаша. В кабинете напряжённое молчание.
– Да, господа офицеры, задали вы задачку, – наконец, выносит он вердикт и вопросительно поглядывает на меня и Штруделя. – Мало того, что у нас куча вопросов с обнаруженным покойником, так ещё и его убийцами оказались какие-то загадочные «русские», если верить задержанным бедуинам.
– Не верить им оснований нет, – отвечаю я, – тем более, есть фотография в телефоне.
– А вдруг ваши бедуины выгораживают себя и подсовывают первый попавшийся снимок?
– Вряд ли они могли договориться заранее и так складно врать. А этот юный пироман и в самом деле немного понимает по-русски.
– Что из этого следует?
– Прежде всего, нужно найти парочку, сбагрившую им труп.
Дрор недоверчиво вглядывается в распечатанный снимок двух мужчин явно славянской внешности, коротко стриженных и с одинаковыми выражениями уличных братков на лицах. Хоть изображение и не особенно чёткое, но видно, что одеты они в кричащие пляжные шорты и майки, а в руках у них только небольшие барсетки. Туристы, одним словом. Израильтяне с барсетками не ходят. У нашего брата всё рассовано по карманам или свалено в дешёвом рюкзачке на плече.
– Алекс, пробей по базам их портреты, – майор, наконец, принимает решение и сразу чувствует себя более уверенно. – Если судить по внешнему виду, то это могут быть или туристы, или недавние репатрианты, хотя… какие мотивы для убийства могли быть у тех или других? – Дрор снова задумывается, потом его взгляд натыкается на Лёху, и он раздражённо машет рукой: – Ты иди, работай. Результаты поисков сразу мне на стол. А с Даниэлем мы ещё немного подумаем.
Ни слова не говоря, Штрудель пулей выкатывается из кабинета. Он и так провёл всё утро на совещании у Дрора, так что этот кабинет ему определённо осточертел.
– Мотивы… – повторяет майор как мантру. – Что нам всё-таки известно по личности убитого? Мы всё утро это обсуждали, но так к единому мнению и не пришли. Осталось узнать, что по этому поводу думаешь ты?
– У меня нет никаких сомнений, что киевское дело псевдо-Столыпина, перестрелка между нашими городскими наркоторговцами и попытка сожжения трупа неизвестного связаны между собой довольно тесно. Всё это – я почти уверен – косвенные результаты деятельности нашего любимого профессора Гольдберга.
– У тебя имеются конкретные доказательства или это только предположения? Составь мне бумагу и положи на стол… Продолжай.
– Личность убитого мы рано или поздно установим, но сейчас более важно отметить факт, что именно он возглавлял в последнее время группировку погибшего Розенталя, притом все подчинялись ему безоговорочно, будто он и есть воскресший наркобарон…
– Утром Алекс об этом докладывал, – кивает головой Дрор, – демонстрировал фотоснимки, сделанные девочкой, живущей рядом с виллой Тавризи, и заключения экспертизы о том, что наш погибший и человек на этих снимках – одно и то же лицо. Но какие у тебя имеются факты касаемо связи его и псевдо-Столыпина с профессором Гольдбергом?
– Посудите сами. Совершенно неизвестный человек в Киеве вдруг провозглашает себя Столыпиным. Когда выясняют его личность, вдруг оказывается, что это преступник, некоторое время назад погибший в местах заключения. Как такое могло произойти? Загадка? Теперь второй случай. Место убитого наркоторговца занимает тоже какой-то опять же никому не известный тип, которого члены розенталевской банды безоговорочно признают за своего ожившего вожака. Тоже загадка? Да и почти с теми же исходными данными.
Дрор морщится и встаёт из-за стола:
– Ты хочешь сказать, что профессор Гольдберг и здесь уже успел засветиться? Ох, и живчик же он! Куда ни глянь, везде отметился! Он же знает, что ты у нас чуть ли не специалист по его очередным аферам, и никуда ему от тебя не деться! Заскучал по тюремной камере?
– Вероятней всего, он в курсе, но не смог удержаться, – я ещё не готов признаваться Дрору во всём происходившем со мной за последние дни, но рано или поздно придётся рассказать ему даже о наших последних договорённостях с профессором. Скрывать это и дальше – только подписывать себе приговор.
– Как думаешь, где он сейчас может находиться? – этого вопроса я опасаюсь больше всего.
Нарисуй я сейчас Дрору полную картину с неизвестными ему подробностями, он, чего доброго, потребует сразу задержать профессора. Причин для этого предостаточно. И никакие уговоры, что возрождение битлов и великого Армстронга не содержит в себе криминала, а наоборот принесет пользу человечеству, Дрора не проймут. К музыке бравый майор не имеет никакого отношения, а вот мы с Лёхой вполне спокойно можем оказаться в числе соучастников предстоящего убийства трёх невинных человек – «расходного материала» для перемещений…
– Пытаемся разыскать его, – гляжу на Дрора чистым и невинным взглядом патентованного лжеца.
– Что ты для этого предпринимаешь? – не отвязывается от меня шеф. – Только не говори, что прошерстил интернет, а результат нулевой. Эта электронная помойка у меня вот где! – он чиркает себя ногтем по шее. – По его старому окружению проходился?
– Пока нет.
Дрор выбирается из-за стола и начинает нервно расхаживать по кабинету, глядя себе под ноги. Это уже признак крайнего недовольства, результатом которого могут оказаться и кары.
– Стареешь, Дани, и ленишься, нюх потерял, – бормочет он обиженно. – Ладно, иди. Сам его поищу по своим каналам, – и уже вдогонку: – Хочешь обижайся, хочешь не обижайся, но нет у меня в этом вопросе к тебе доверия…
Лёху нахожу в отделе у аналитиков. Он настолько увлёкся компьютерными поисками, что не замечает ничего вокруг. Даже остывший стакан кофе в угрожающей близости от клавиатуры и сиротливая булочка на краю стола его не интересуют. Это говорит о многом.
– Как результаты? – хлопаю его по плечу, и он неохотно отрывается от экрана.
– Ты знаешь, компьютер – великая вещь, не перестаю удивляться! Всего пять лет назад мне пришлось бы неделю копаться по картотекам, а сейчас вон – посмотри, – он протягивает мне распечатку с фотографией и столбиком текста.
– Кто это?
– Наш псевдо-Розенталь, а на самом деле Давид Плоткин, новый репатриант из России, приехавший в страну всего полгода назад. На прежней родине его звали Дмитрием Плотниковым, но имя он поменял при оформлении удостоверения личности в аэропорту Бен-Гурион. Одиночка, разведён, прилетел из Санкт-Петербурга.
– Что о нём ещё известно?
– Многого ты хочешь. Эти данные я взял из базы Министерства абсорбции. По нашим же полицейским базам он пока нигде не засветился. Видно, срок ещё маловат.
Отхлебываю кофе из его чашки и пытаюсь фантазировать:
– Чувствую, нужно просить питерских коллег о помощи. У них наверняка информации больше. Парнишка с наколкой скорпиона на руке не мог проскочить мимо их внимания.
– Долгая история – делать официальный запрос, да ещё объяснять, зачем нам это нужно, – Лёха корчит кислую физиономию, хотя всё прекрасно представляет и без меня. – Попробую под этот замес командировку в Питер выпросить у начальства…
– Думаешь, после моего вояжа в Киев они кого-то теперь отпустят за границу, к тому же по этому делу? Хоть вероятность того, что наш Плоткин засветился в России в криминальных разборках, высока, но как ты будешь объяснять, что его тамошний банальный криминал имеет отношение к нашему небанальному? Дрор-то ещё худо-бедно поймёт, потому что в курсе, а кто-то выше, подписывающий разрешение?
