– А ещё что за ним числится?
– Пока неизвестно, – Дрор замолкает и отворачивается к бумагам на столе. – Короче, поступим так. Раз ты опять ввязался в эту… в эту крайне поганую историю, то попробуем использовать ситуацию действительно в оперативных целях. Контактов с профессором Гольдбергом не теряй, но и никаких полётов чёрт-те знает куда и прочих экспериментов, после которых остаются трупы, чтоб больше не было, понял? Не слышу ответа?!
– Понял, – киваю головой и облегчённо вздыхаю. Гроза, видимо, миновала. Всё обошлось без жертв.
– Нам нужно собрать как можно больше материалов и документальных свидетельств противозаконной деятельности профессора, чтобы упечь его уже не на каких-то два года с досрочным освобождением, а надолго. Притом – нужны именно железные факты и показания очевидцев, а не твои соображения. Выводы пускай делает суд… Это ты хоть понял? Ты должен не помогать его бредовым планам, а по возможности противодействовать им и всё время собирать материалы.
Послушно киваю головой, чтобы не дразнить шефа, и гляжу на него глазами досыта наевшейся собаки. Надо же до конца усыпить его бдительность. Если уж обвести вокруг пальца не удалось. Хотя… какое там обвести!
– Затем, – голос Дрора становится мягче, и он снова превращается в бывшего спокойного и невозмутимого начальника, которого я знал всегда, – постарайся выяснить прежде всего, что он ещё натворил, кроме киевского дела и дела наркоторговцев. Сам же сказал, что он намекал на что-то ещё. Нужно переловить всех этих людей-перевёртышей, пока не возникли какие-то непредвиденные ситуации. Учти, что головы откручивать будут нам – мне и тебе, ведь дело уже стоит на контроле у самого высокого начальства. Но мне отвернут в первую очередь. Лично я давно прикрыл бы всю эту мерзость и пересажал всех участников в те места, которые они давно заслужили. Гольдберга – в тюрьму, а тебя – в постовые, чтобы ноги в задницу каждый день вколачивал, гоняясь за хулиганами. А гольдберговских «пришельцев» отправил бы по месту прописки! Да начальство, увы, не даёт…
– Может, и у начальства какие-то секретные планы на нашего профессора? – подсказываю я.
– Какие ещё планы?
– Ну, вдруг им захочется тоже переселиться в тело молодого плейбоя из немецкого порно, – хихикаю неожиданно для самого себя, – чтобы подчинённых девиц совращать. Впрочем, они это делают и так, без всякого переселения…
– Отставить! – рычит Дрор и оглядывается по сторонам, будто в кабинете кто-то нас может подслушивать. – Не смей даже думать о таких вещах! Совсем распоясался, лейтенант, ведёшь себя, как со своими дружками-собутыльниками. Я тебе кто?!
После такого риторического вопроса опасаться Дрора больше не следует. Когда он начинает интересоваться у подчинённых, кто он для них, это означает, что он не просто успокоился, но и настроен весьма благодушно. Эта особенная черта коренных израильтян – мгновенно переходить от гнева к радостному сюсюканью и наоборот – до сих пор удивляет меня, но сам я её, видимо, никогда не приобрету. Не получается, да и, честно говоря, не хочется.
– Вы для меня, господин майор, как отец родной! – проливаю бальзам на его застарелые раны. – Скажу по секрету, что такого начальника у меня ещё не было! И не будет…
– Ладно тебе, – ворчит Дрор, – будто я не знаю, какой ты… на самом деле. Но в тысячный раз повторяю, никакой самодеятельности, ты меня слышишь? О каждом своём шаге докладывай мне лично в любое время дня и ночи… Когда у тебя назначена встреча с Гольдбергом?
– Мне надо с ним для начала созвониться.
– Ты должен быть в курсе, где он находится каждую минуту. Ночью тебя разбудят – без запинки обязан доложить, по какому адресу его можно найти, и на какой подушке он спит. И ещё раз заостряю твоё внимание: никаких путешествий во времени и на тот свет! Иначе мы тебя потеряем и его упустим, ведь кроме тебя он никого близко к себе не подпускает…
– Ну, ещё Алекса…
– Ты уже и Алекса впутал?! То-то я смотрю… Про него пока забудь. Завтра-послезавтра он уедет в командировку в Россию, неизвестно, сколько там пробудет, а потом отправится заниматься исключительно своими покойниками-наркоторговцами. Там тоже работы поле непаханое. У меня лишних людей нет, чтобы отвлекать их от основной деятельности и подключать к тебе. Сам справишься, не впервой.
Вероятно, Дрор уже выдохся, голос его стал тише, а гнев почти сошёл на нет. На миг представляю, что над ним, наверное, тоже немало начальников, которые регулярно дербанят его, как пацана. Только не у нас на глазах, а где-то в своих высоких кабинетах. Каково ему выслушивать постоянные разносы, старому опытному вояке? Я бы пожалел его, да не моё это дело, и он моих порывов наверняка не оценил бы. То есть вполне понятно, почему он пытается отыграться на мне, а сам до конца не уверен, что я буду вести себя после всех разносов, как пай-мальчик. Дрор, конечно, теперь станет более жёстко контролировать меня, но я очень сомневаюсь, что у него это получится. Прятаться ни от кого не собираюсь, но и выкладывать свои планы начальству тоже не готов. Ведь он прекрасно понимает, что, даже отстрани меня от дела – я всё равно его не заброшу, но тогда уже никакой информации никто от меня не получит. Как бы меня ни совестили и ни наказывали…
– У тебя ещё есть ко мне вопросы? – Дрор снова превращается в невозмутимого сфинкса, лысина стандартно поблёскивает на солнышке, пробивающемся сквозь жалюзи на окнах, лицо строго и невозмутимо, а карандаш с обгрызенным концом аккуратно отложен в сторону. – Если вопросов нет, то прошу сегодня к концу дня составить график своих мероприятий и положить мне на стол, чтобы я знал, чем ты занимаешься и где тебя искать…
А вот сочинять планы, которые обязательно нарушу в самое ближайшее время, не люблю больше всего на свете.
– Шеф, я понимаю, что порядок необходим, – начинаю канючить, – но как я могу что-то планировать, если понятия не имею, что выкинет завтра профессор Гольдберг? Вы же его знаете…
– Я и тебя хорошо знаю! Мне ли тебя учить составлять планы? – недобро ухмыляется Дрор. – Надо значит надо. Сядь и сочини что-нибудь… Уйди, не зли меня! Я и так по приказу начальства должен вынести тебе выговор. Или мне сесть и написать его на самом деле?
– Да хоть три подряд!
– Уйди-и-и!..
Часть 2. Поднимаясь на холм
1
…Раньше это поле было сплошь одуванчиковым. А сегодня его из края в край устилают весёлые солнышки ромашек. Я-то думал, что здесь нет смены времён года, а тут всё то же самое, почти как в нашем суматошном мире.
Иду, и мягкие, как вата, тишина и покой окутывают меня. Даже привычная наша торопливость остаётся где-то там, откуда я прибыл, и вязнет, отставая от меня, в невидимой и податливой дымке. Хотя нет, в лицо дышит лёгкий, еле заметный ветерок с запахом дальних скошенных трав. Откуда здесь это? Неужели и тут бывает сенокос?
Присаживаюсь на корточки, и почему-то мне хочется погладить большую ромашку на сочном зелёном стебле. Но я её так и не касаюсь, чтобы не сломать неловким движением… Совсем сентиментальным становлюсь, аж самого себя не узнаю.
– Здравствуй, – раздаётся над моей головой певучий женский голос, – ты снова к нам?
Готов поклясться, что ещё мгновенье назад никого вокруг меня не было, насколько я мог охватить взглядом окрестности. А сейчас откуда-то появилась эта женщина. Поднимаю глаза и молча гляжу на неё. Молодая девушка с милыми, но не броскими чертами лица, волосы не светлые, а какие-то неестественно белые. Из одежды – длинный белый балахон, тяжёлыми складками спадающий до земли.
– А где, – спрашиваю, – этот… как его?.. Харон?
Девушка улыбается и заученно отвечает:
– Лодочник Харон всегда на реке, название которой Лета. А здесь его нет и быть не может.
Имя своё она не называет, но у меня на удивление нет никакого любопытства. Я же не древний грек, и перевозить меня в один конец через Лету не надо. И заводить близкие знакомства с местными обитателями ни к чему – ещё назад возвращаться…
