Эх, я почесал кожу возле повязки, рана начинала зудить, но это мелочи, главное, что выжил и всё заживает, а если Женевьеве или Елизавете не моё лицо не понравится, то и ладно, могут не целовать в правую щёку, я обойдусь как-нибудь и без этого.
Не успел я сходить на завтрак, как ко мне зашла дежурная медсестра.
— Фёдор, — сказала она, опустив мой титул, — к тебе барышня какая-то пришла, она передачу принесла и письмо, выгляни в окно, что в коридоре. Сюда её всё равно не пустят.
— Какая барышня? — округлил я свои глаза.
— Откуда я знаю, какая, тебе виднее…
— Женевьева её зовут?
Пожилая медсестра сморщила лицо, припоминая.
— Нет, кажись, да она и не представилась, тебя спросила и передала что-то. Внизу возьмёшь, а пока выгляни в окошко, пусть на тебя, такого красавца, полюбуется, авось больше приходить и не станет, — и медсестра ехидно ухмыльнулась.
В полном недоумении и, в то же время, с великой радостью я выскочил в коридор и, подойдя к огромному окну, выглянул в него, выискивая жадным, возбуждённым взглядом тонкую девичью фигуру. Елизавету я увидел не сразу, она стояла под деревом, беспомощно переводя взгляд с одного окна на другое, видимо, высматривая меня.
Увидев её, я стал дёргать окно и, раскрыв, высунулся наружу. Да, я немного огорчился, что увидел не Женевьеву, но не время рыло воротить, когда к тебе девушки приходят. Я очень обрадовался, увидев Елизавету, очень…
— Елизавета! — помахал я ей рукой, я здесь! Привет!
Обернувшись на мой крик, барышня осветилась улыбкой и, выйдя из-под дерева, подошла ближе.
— Спасибо, что пришла! Как ты узнала?
— Мне письмо прислали из военного ведомства с просьбой тебя посетить, — ответила бесхитростная девушка. — Я тебе небольшую передачу оставила в приёмном покое, как ты себя чувствуешь?
— Нормально, лицо только болит, а так ничего, скоро выпишут, недели через две. Я зайду тогда к тебе⁈
— Домой не надо, заходи, когда я начну учиться, прямо к музыкальному училищу, хорошо?
— Понял, хорошо.
На наши крики из других окон стали высовываться другие больные, смущая девушку своими взглядами, а то и восклицаниями.
— Спасибо, что зашла, мне пора. До встречи! — крикнул я и стал закрывать окно, дав тем самым понять Лизе, что ей не стоит здесь долго торчать у всех на виду. Неуместно это для молодой барышни, так как здесь лежали почти сплошь одни мужчины, а они бывают не сдержаны на язык. Так чего тогда смущать девушку⁈
Лиза помахала мне на прощание рукой и тут же, не оглядываясь, вышла со двора госпиталя, направившись на выход, Я проводил взглядом её тонкую фигурку, затянутую в приталенное длинное платье, и вздохнул. Эх, обнять бы её сейчас, да поцеловать, да так, чтобы аж голова закружилась. Но это невозможно, к сожалению.
Однако, не стоит расстраиваться, а лучше пойти и посмотреть, что за передачу мне приготовили. Спустившись в приёмную, я стал обладателем небольшого лукошка, в котором оказались уложены разные пирожки, явно домашней выпечки. Возможно, что пекла даже сама Елизавета, даже, если и нет, спасибо ей за это. Забрав передачу, я направился в палату, чтобы съесть содержимое лукошка со всеми, кто в ней лежал.
Съев все пирожки, я раскрыл письмо и прочитал его. Ничего существенного там не оказалось, хоть и видно, что писалось оно со всей тщательностью и прилежанием. Округлый и красивый женский почерк Елизаветы грел душу, а её банальные слова утешения и поддержки откликнулись благодарностью в моей душе. Отложив письмо, я подошёл к окну и долго смотрел в него, надеясь увидеть там ещё одну девушку, но, увы, больше в этот день ко мне никто не пришёл.
В это время Елизавета, следуя к выходу, думала о бароне Дегтярёве, размышляя, нравится ли ей этот юноша с заклеенным пластырем лицом, или нет. Он будил в ней самые разные чувства: от благодарности до чего-то, похожего на влюблённость. Влюбилась ли она в него, она пока не поняла. Может да, а может, она сама себе это внушила.
Сев в повозку и заплатив извозчику за поездку, она уложилась в один злотый, как и предполагал курьер-коммивояжёр, даже ещё осталось. Передачу с пирожками она готовила сама, сделав их по старому рецепту, которому её научила бабушка. Мать разрешила взять продукты, отец же только махнул рукой, удовлетворившись полученным купоном. В общем-то, узнав о ранении Дегтярёва, никто из них не расстроился, приняв это известие весьма равнодушно. У родителей имелось желание выдать дочку замуж за него, но слабое, так как барон оставался настоящей загадкой для их семейства, и они не могли понять, стоящий ли он жених или нет.
Точнее, Елизавета знала, что стоящий, и хотела выйти за него замуж, если такая возможность ей представится, но убедить в этом собственных родителей пока не могла. Так как не знала о бароне ничего, кроме того, что он умён, имеет какие-то насущные средства, недурён собою, храбр и отзывчив. А что ещё нужно девице на выданье, кроме этого? Но это ей, а вот у её родителей на неё имелись другие планы. Им бы выдать её замуж, как можно выгоднее, а уж за кого, это их интересовало в последнюю очередь. Дворянский титул им безразличен, главное, чтобы в семье достаток имелся, а то: «Есть тут всякие голодранцы, — как говорил её отец, — у которых кроме титула за душой ни гроша. Гнать таких надо, а не в семейство допускать!» — и это тоже его слова.
Лиза вздохнула, оставался только один способ убедить родителей — точно узнать, каким состоянием обладал полюбившейся ей юноша и доказать, что он ей подойдёт, а дальше, как получится. Вот только как это сделать? На этот счёт у неё пока догадок не имелось, разве что прямо спросить, но это уже возможно гораздо позже, а пока всё останется, как прежде, то есть, никак.
Почти в это же самое время Женевьева, получив согласие отца на свои действия, начала их планировать со следующего же утра. Раз ей невозможно приехать лично, то всегда можно нанять человека, который привезёт от неё подарок. В передачу она положила дорогой эфирный эликсир, довольно редкие и ценные восстанавливающие микстуры, ранозаживляющую мазь, а также приложила ко всему этому своё письмо, над которым мучилась почти весь день, то и дело, переправляя и дополняя его.
Наконец, остановившись на лучшей версии послания, она переписала его набело и, запечатав конверт, отдала его курьеру вместе с посылкой. Курьер прибыл по указанному адресу во вторник и вручил через приёмный покой адресату, о чём и уведомил девушку. Оставалось теперь только ждать ответа на письмо.
Глава 5
15 августа
Через несколько дней совершенно неожиданно мне пришло письмо и посылка от Женевьевы, доставленная в приёмный покой каким-то курьером. Содержимое посылки оказалось очень дорогим, что я понял гораздо позже, когда стал применять подаренные средства.
Конечно, я очень удивился такому проявлению внимания от Женевьевы, но мне было гораздо приятнее, если бы она пришла ко мне сама. Судя по способу передачи посылки, в Павлограде она отсутствовала, поэтому пока мне оставалось лишь мечтать о нашей встрече. Кроме полезных и практичных вещей в посылке оказался платок Женевьевы, пахнущий великолепными духами, с тонким цветочным ароматом.
На платочке имелись её инициалы, вышитые золотой прочной нитью, а также очень мелкая надпись у края одного из уголков, которую я увидел только через несколько дней, когда долго рассматривал платок, держа в руках.
Надпись гласила: «Настоящему герою от почитательницы». Когда я прочитал эту фразу, то меня накрыла волна сумасшествия, и я перечитывал письмо по нескольку раз, зачитав его буквально до дыр, даже спал вместе с ним, складывая его аккуратно под подушку.
В письме содержались одни намёки, но они в нём имелись, в отличие от письма Елизаветы, я даже сравнил их текст. Елизавета писала участливо, но сухо и без малейших намёков, хотя, если подумать, то в нём читалось её большое желание продолжить наше знакомство, и я уже начал понимать, почему.
