Главное, что по всем направлениям Бродову дано добро, и не требуется ничего на ходу ломать, переделывать! И девчоночки его понравились, операторы. Они и не в курсе, кто сегодня неприметно понаблюдал за их занятиями сквозь полупрозрачные стёкла, установленные во многих помещениях Школы. Николай Иванович вернулся в Лабораторию в таком же приподнятом настроении, в каком Михаил Маркович его провожал.
Вечером, после окончания занятий, в кабинет к руководителю сунулась Тася. Героиня дня, хотя ей, к сожалению, не положено об этом знать.
— К нам приходил сегодня высокий гость. Ну, я угадала, что высокий. Считала. Только я была в повязке. Он точно известный человек! Можно мне узнать, кто это?
Николай Иванович собрался отделаться шутливым упрёком:
— Что ж ты? Сама угадывай!
Девочка прикусила губу, на что-то решаясь. Спросила приглушённым голосом:
— Николай Иванович, вы не выдадите меня, если я сейчас кое-что вам скажу?
Тот пожал плечами, не вдаваясь, к чему она клонит.
— Нет.
— Обещаете, что не выдадите?
Бродов нахмурился: он предпочитал не раздавать пустых обещаний. И тут его осенило. Мать честная! О какой же секретности она печётся?!
Но ведь она таким образом выдала сама себя! Девочка в целом умна и развита, но с этой её наивностью надо срочно что-то делать. Наивность опасна и может при определённых условиях сдетонировать, как взрывчатка. Надо как-то убрать наивность, но при этом сохранить доверие к руководству. Задачка не из простых.
Таисия спокойно ждала его ответа.
— Я не выдам тебя. Обещаю, — сказал Николай Иванович серьёзно, но легко, без лишней торжественности.
А сердце ёкнуло так, как будто он совершил поступок, после которого назад уже нет пути.
— Я, кажется, догадалась. Хотела проверить себя…
Девочка произнесла единственное слово одними губами, без звука.
Николай Иванович кивнул, ответил едва различимым шёпотом:
— Ты молодчина! — и добавил громче: — Так держать!
Я еду в большой чёрной машине с открытым верхом. Рядом — шофёр в кожаной форменной куртке и форменной фуражке. Очень комфортно себя чувствую, откинувшись на широком, упругом кожаном сиденье. Длинная, прямая улица, серые громадины домов с заклеенными накрест окнами. Автомобиль подкатил к представительному подъезду с чёрным кованым навесом. Это — вход в театр. Впереди улица засыпана осколками кирпича: большая часть огромного дома лежит в руинах. Из-под кирпичей торчат засыпанные пылью тряпки — возможно, занавески. Мне нет дела до чужого разбомблённого дома, но мне досадно до слёз: почему эти убожества бомбят нас?! Бомбят гордость нации — Берлин. Это не может продолжаться, это скоро прекратят!
Шофёр подаёт мне руку, чтобы я вышла из автомобиля красиво. Я высока, худощава, у меня идеально прямая спина, которой я горжусь. На мне чёрное блестящее концертное платье, боа из чёрных перьев и лёгкая меховая накидка, которая нежно ласкает плечи и кожу спины в глубоком разрезе платья. Вообще-то я довольно костиста и широкоплеча, однако накидки и перья ловко скрывают эти особенности фигуры. Я роскошна, как никогда, и я в голосе сегодня.
Мне тридцать лет, я в самом расцвете. Я одна, потому что семья мешает женщине заводить любовные и политические связи. Я — патриотка до мозга костей.
Сегодня на концерте, возможно, будет… Сам!
— Ты хочешь убить фюрера, — подсказывает знакомый глубокий голос.
Я прикидываю так и эдак. Не сходится.
— Не хочу.
— Поищи, за что ты злишься на него. Может, завидуешь его любовнице, ревнуешь. Может, мечтаешь, чтобы у власти оказался твой избранник.
— Не подходит. Я обожаю фюрера!
— Ну, ищи сама, ищи ключ! — настаивает Михаил Маркович.
Оставаться в образе всё труднее, это требует больших усилий. Мне неприятно быть надменной, фанатичной нацисткой. Хочется отстраниться, вернуться в собственное сознание.
Перед началом сеанса я долго рассматривала фотокарточку, чтобы вжиться в сознание незнакомой женщины. Попадание оказалось точным: и место жительства, и биография совпали с реальностью, и характер похож. Уже хорошо. Таким способом можно получить много полезной информации. Но психиатр хочет, чтобы я научилась управлять волей человека, в сознание которого вхожу. Я должна найти ключ намерения: чтобы человек сам захотел выполнить то, что я ему прикажу. Я старательно ищу ключи…
Михаил Маркович раз в несколько дней устраивал мне длительную, интенсивную, выматывающую тренировку по проникновению в чужое сознание. Хоть эти занятия требовали максимального сосредоточения и напряжения, я шла на них с охотой: страшно увлекательно, сливаясь с чужим сознанием и самоощущением, становиться другим человеком! Ты как бы проживаешь кусочки чужой жизни параллельно своей собственной. Мне хорошо удавалось таким способом получить информацию о человеке — вплоть до самой интимной: о его семье, окружении, об интересах, стремлениях, тревогах и радостях. Но вот подобрать «ключ намерений», то есть найти псевдоестественные причины, по которым «жертва» сделает то, чего мы от неё хотим, я могла далеко не всегда. Михаил Маркович не унывал. Он говорил: главное — ты постигаешь механизм. Ты всегда сумеешь заметить, если с тобой попытаются проделать нечто подобное.
Он стал сам подсказывать мне, какие желания активировать у человека и как, чтобы тот выполнил приказ. Но у меня всё равно не получалось. Я сразу чувствовала, что не выходит толка. Мы сначала тренировались на своих, чтоб было проще отследить результат. Когда я додумалась, в чём дело, созналась честно:
— Не могу со своими. Прямо чувствую, что свой, — и стоп!
Михаил Маркович нахмурился, подумал и неожиданно спросил:
— А если это преступник, Тая? Враг народа? Убийца, вор, растратчик? Станешь работать?
Я не долго колебалась.
— Вряд ли смогу.
— Почему?! — удивился Михаил Маркович.
— Раз вы точно знаете, что он преступник, значит, его уже судили, он сидит в тюрьме или в лагере. Он терпит наказание. Он беззащитный. Я не смогу…
Я задумалась, чего же не смогу, как сформулировать. Не получилось.
— Я не смогу… так… с беззащитным.
Михаил Маркович не разделил моих чувств, но и спорить не стал.
— Ладно, Тая. Достанется на твою долю настоящий грозный враг. Пока учись.
Всё же он, видимо, потерял терпение и сдал меня товарищу Бродову, так как тот лично явился на одно из занятий. Николай Иванович очень одобрил, как я вхожу в сознание другого человека: сказал, что я делаю это «с лёгкостью и точно». Но Михаил Маркович настаивал: не получается с ключом намерения.
— Ничего страшного, — успокаивал Николай Иванович, — когда наберётся побольше жизненного опыта, научится отлично подбирать ключи. В информационном же плане её работа и сейчас может быть крайне полезна, согласитесь! Разрешаю провести тренировку на фашистах. Только я сам скажу, с кем можно поэкспериментировать.
Перед следующим занятием товарищ Бродов вызвал меня к себе.
— Тася, ты должна твёрдо усвоить: враг не беззащитен. У фашистов тоже есть оккультная контрразведка. По-нашему, нейроэнергетическая. Мы пока мало знаем о том, как она организована, что может запеленговать, как её обойти.
— Николай Иванович, но надо же пробовать, чтобы узнать! — возразила я.
— Рано!
— Но кто-то же должен быть первым!
— Рано пока светить тебя перед немцами, — с нажимом повторил руководитель и добавил ободряюще: — Поэтому будешь тренироваться на незначительных персонажах…
Ура: всё-таки мне разрешили «прощупать» фрицев!
— Тем не менее будь предельно осмотрительна. Хорошо? Понимаем?
Первой и оказалась фотокарточка женщины в чёрном, актрисы. К концу изнурительного сеанса я сделала открытие: есть такие намерения, которые никоим образом не монтируются в сознание данного конкретного человека, и тогда надо не ключ для намерения искать, а подбирать другое намерение, более созвучное персонажу. Не хочет, не может она убить фюрера — оставим это. Зато она будет счастлива сделать гадость одному из его крупнейших сподвижников, которого терпеть не может. Мы с Михаилом Марковичем уже и пакость придумали, и уже я почувствовала, что вот это точно пойдёт, как вдруг учитель остановил меня:
