– Решено, идем за провизией… – приободрилась сестренка.
Глава 3
За окном стало темнеть. Сашка вновь подошел к окну, закрыл форточку и тщательно расправил занавеску, чтобы свет от огня не был виден снаружи.
– К чему все эти беспокойства? – поинтересовалась Катя.
– Борис Валентинович говорит, что горящую спичку в темноте видно до полутора километров, – ответил спокойным голосом молодой человек и сел на диван рядом с девушкой. – А костер – до пяти. Мы хоть и в лесу, но лишние маяки нам ни к чему. Так крепче спится.
– Понятно, – ответила гостья.
Кате не было весело, но она почему‑то всегда машинально улыбалась, когда разговаривала с Сашкой.
– Вы очень похожи друг на друга, – добавила Катя. – Трудно отличить. Близнецы?
– Угу, однояйцевые, – Сашка посмотрел на брата. – Это только кажется, что не различить. Вон Николаич уже запросто может. Хоть и косит под плоховидящего. Даже сзади зовет правильно. А вообще у меня родинка за правым ухом. Маленькая коричневая точка, меньше спичечной головки. Вот посмотри, – парень повернул голову боком к девушке и отодвинул мочку уха.
– Видишь?
– Вижу, – тихо ответила Катя и продолжила свой рассказ. – Мы уже приготовили сумки и решили пойти ночью. С чего‑то подумали, что ночью все спят. Конечно, это было не так.
Наступил поздний вечер, и мы уже сидели в прихожей и собирались с мыслями… Как вдруг нас одновременно осенило. Бабка… Она же там. Живая или мертвая. Аня предположила, что всё‑таки баба Люба того. Отбросила копыта. Сыграла в ящик. Склеила ласты. Называйте как хотите, результат один. В последнее время женщина мало передвигалась даже по собственной квартире. Однажды мама рассказала, как зашла к ней проведать, а там… В прихожей, комнате и кухне на полу постелен линолеум. Так вот, на нем слой пыли толщиной с палец и две тропки от кровати. Одна ведет в туалет, а вторая – на кухню. Времени прошло много. Даже если и жива, то что она ела? В холодильнике всё пропало, а приготовить баба Люба не смогла бы.
Оделись мы как воровки в фильмах. Темные спортивные костюмы, кроссовки и вязанные шапочки.
– Что, если она обратилась? – спросила тогда Аня.
– Мы зайдем потихоньку, – успокаивала я сестру. – Коли это так, сразу уйдем. Только без визга чтоб, иначе беда.
Тогда еще не знали, как наверняка убить зомби. Я сходила на кухню и принесла мамину деревянную толкушку для приготовления картофельного пюре и ножку от сломанной табуретки, которая по счастливой случайности не была брошена в костер.
Очень тихо повернув ключ в замке, а потом еще и два вертушка, мы открыли нашу дверь и вышли в темный подъезд. Ее решили не запирать и при малейшей опасности сигануть обратно. Глаза привыкли к полумраку, и мы в принципе все видели. Тряслись обе от страха, но все же медленно спускались по ступенькам..
Соседкина квартира располагалась прямо. Мы спустились на площадку, приставили уши к металлической облицовке двери и стали слушать, что там внутри. Убедившись в отсутствии посторонних звуков, я достала ключи из кармана и открыла сначала верхний, потом нижний замки. Дверь приоткрылась, и мы заглянули в дом. Резкого трупного запаха не было. Нет, был, конечно, небольшой запашок из разряда тех, что обычно въедается в старые обои в домах, где живут старики. У моей бабушки в квартире был такой, да и вы наверняка понимаете, о чём я говорю.
Расположение комнат я знала хорошо. У моей подружки в соседнем подъезде точно такое же жилище. Прямо от входа маленькая комната. В ней‑то и должна, по нашим предположениям, лежать бабка. Дверь в нее была закрыта, и через матовое стекло ничего не видно. Справа кладовка, туалет, ванная комната и собственно кухня. Слева вторая комната побольше.
Руки наши тряслись, и я уже пятнадцать раз передумала, хотела вернуться обратно. Про Аньку вообще молчу, сестра боялась, но не уходила, вцепившись в мой локоть левой рукой, второй держала рукоять толкушки.
Зашли. Быстренько заглянула в большую комнату и тут же на цыпочках обратно. Затем на кухню – и также обратно. Вроде чисто. Осталась маленькая. Бабкина спальня. Я опустилась на пол и приложила щеку к пыльному линолеуму. Между ним и дверью был зазор пальца три‑четыре. Вроде никого не видно. Значит, старуха в кровати лежит мертвая и необращенная. Спокойно лежачих зомби я с балкона еще не видела. Уверенно открываю дверь и… Нет никого. Ни в кровати, ни в комнате. Вдруг сзади резко открывается дверь кладовки. Из нее выпрыгивает бабка и кидается на нас. Я чуть в штаны не напрудила от страха. Аня отбивается от зомби, а я, признаться по правде, на несколько секунд опешила. Потом сжала как можно крепче ножку табуретки и огрела старую зомбиху по голове.
– Ай, ай, ай! – закричала зомби и схватилась руками за затылок. – Я ж вам, проклятым воришкам, сейчас устрою!
Тут‑то мы все и поняли. Никакая это не обращенная. Зомби не могут разговаривать. Оказалось, соседка нас услышала и, когда я ковырялась ключом в замочной скважине, спряталась в кладовке. Подумала: воришки. Из дома она не выходит, телевизор и радио не смотрит. Интернет и подавно до нее не дошел. Ну а свет и вода с газом, подумала, ремонтные работы ведутся.
– Как же она питалась? – перебил рассказчицу Сашка.
– Бабке много не надо было, – продолжила Катя. – Ждала почтальоншу. Та приносила пенсию на дом и заодно за какие‑никакие деньги ходила ей за едой. Говорят, даже помогала мыться и стирала белье. Деток у нее много, вот и бралась за любую подработку. Баба Люба пока ждала, схомячила все соленые огурцы и грибы, закатанные в стеклянные банки на зиму. Это ей сестра из деревни прислала.
В общем, соседка нас узнала, три раза перекрестилась и заплакала. Мы пытались ей рассказать о том ужасе, что творится на улицах города, да и всей страны. Бабка сидела на кровати, искренне пыталась слушать, но ничего не понимала. Каждый раз при слове «мертвец» смотрела на маленькую иконку на полочке.
«Так, значит, девчата, пенсия задержится в этом месяце?» – грустным голосом спросила баба Люба тогда. – «У меня денежки схоронены. Под подушкой лежат. Себе на похороны откладываю, может, ваша мама сходит в магазин за продуктами. Сил совсем нет, особенно после того, как в голове что‑то зазвенело. Или девочки сами сбегайте, подождите, сейчас достану. Можете на сдачу купить себе по мороженому».
Мы стояли с сестрой напротив друг друга и не понимали, как нам дальше жить.
Недолго думая, облазили всю кухню. Из съестного нашли только сухари на противне в духовке и целлофановый пакет с горохом. Хорошо хоть соль и сахар остались. Да так еще по мелочи взяли: спички, чайные пакетики и стопку старых газет, перевязанных бечевкой.
Поднялись к себе в квартиру, развели огонь и сварили горох. Бабка в тот вечер уснула сытой.
***
Сон Бориса Валентиновича прервал собачий лай. Мужчина долго не хотел вставать, решив, что скуление псины снаружи станции – это часть сновидения. Дверь каморки открылась. Из нее вышел в трусах и майке сонный Сережа и, протирая пальцами глаза, сказал:
– Замерзла, поди, может, пристрелим беднягу?
– Ты что? – опомнился Борис Валентинович и вскочил с кресла, откинув покрывало на спинку.
– А что такого? – удивился молодой смотритель и широко продолжительно зевнул. – Успокоим зомби, делов‑то. Избавим мертвечину от мучений.
– Это не зомби! – возразил наставник.
– Как это не зомби?
– Зомби‑псы не лают, – объяснил Борис. – Вспомни тех, что не давали покоя на станции Стромино. Они могли только хрипеть, а у этой полноценный лай.
Раздался скрежет когтей о железную дверь убежища. Серёжа сходил в каморку и принёс Машин пистолет.
– И что вы предлагаете? – спросил парень. – Подождем, может, сама уйдет?
Мужчина ничего не ответил, лишь сел обратно в свое теплое кресло.
Прошло пятнадцать минут.
Серёжа нервно выскочил из каморки с заряженным оружием в руках.
