А ведь я бы поверила в то, что Мартина ранили. От Инги можно было ожидать чего угодно. И я бы точно вышла бы и угодила в ловушку… Волшебник прошел к двери, и Аврелий снова провел ладонью по воздуху. Я увидела, как незваный гость вышел в коридор и замер от удивления. Перед ним расстилалась панорама ночной Москвы, сияющей бесчисленным множеством огней, и на мгновение я почувствовала укол тоски.
— Твой мир? — осторожно спросил Аврелий. Я лишь кивнула.
— Красивый, — уважительно произнес он. — Но ты, похоже, уже сделала свой выбор.
Я снова кивнула и услышала, как волшебник негромко произнес:
— Неужели сбежала?
В его голосе была голодная, алчная тоска хищника, упустившего жертву. Волшебник вскинул голову и несколько раз резко втянул носом воздух, как гончая, берущая след.
— Ага, — произнес он и улыбнулся сытой плотоядной улыбкой. — Ты где-то здесь, малышка.
Волшебник вернулся в зал и вынул из внутреннего кармана своего плаща длинную тонкую палочку — на кончике вспыхнул золотой огонек, и волшебник взмахнул ей, рассыпая во все стороны пригоршни разноцветных искр. Некоторое время ничего не происходило, пестрое марево таяло в воздухе, и хмурое лицо волшебника приобретало какое-то нервное выражение. Должно быть, он летел сюда для того, чтоб поохотиться на беспомощную дичь — я почему-то чувствовала, что он не просто убил бы меня, а придумал бы что-то особенно заковыристое и мерзкое — а дичь вдруг взяла и удрала.
— Аврелий, — вдруг окликнула я, — а он может войти в зеркало? Или разбить его?
Аврелий беспечно улыбнулся и махнул рукой.
— Нет, конечно, — ответил он. — Здесь нам ничто не угрожает.
Волшебник опустил палочку и медленно приблизился к зеркалу. Я вдруг почувствовала, как в груди стало печь, и невидимая сила заставила меня подняться с кресла и подойти к краю рамы. Волшебник задумчиво склонил голову к правому плечу, и я повторила его движение, словно кто-то опустил на мою макушку невидимую руку. Волшебник шмыгнул носом и потер щеку — я сделала то же самое.
— Повторяй все, что он делает, — негромко сказал Аврелий. — Таковы законы зеркального мира. Просто повторяй и ничего не бойся.
Волшебник протянул руку и дотронулся до стекла. Я повторила его движение, и пальцы на миг онемели от холода. Но потом я почувствовала, что холод уходит, ощутила живое тепло, и на мгновение мне показалось, что волшебник взял меня за руку. Я даже посмотрела на пальцы, чтоб убедиться в том, что все в порядке — между нами по-прежнему было стекло, и я вздохнула с облегчением.
— Я тебя чую, Дора, — вкрадчиво произнес волшебник. Практически прошептал: я прочла слова по губам. — Ты где-то здесь. Иди ко мне, и закончим с этим. Мартин убит, и его брат тоже. Все кончено.
Я закусила губу, чтоб не заорать от ужаса. И в этот миг из-за зеркала донесся знакомый голос:
— Рано ты нас хоронишь, Андреа.
Я вскрикнула от неожиданности, оторвала руку от зеркала и увидела, как в зал величаво влетает огромное существо — что-то среднее между птицей и драконом, одновременно прекрасное и ужасающее. И как оно сумело протиснуться в окошко? Впервые рассматривая птицу Гроох во всех подробностях — длинный иззубренный клюв, гигантские крылья, покрытые длинными черными перьями, когтистые лапы и голова, чересчур крошечная для такого громадного тела — я чувствовала, что сейчас потеряю сознание от страха.
Мартин соскользнул со спины чудовища, и я увидела в его руке саблю. Птица Гроох опустилась на пол, разметав хлам и крошево, съежилась, складывая крылья, и Огюст, сидевший на ее спине, небрежно подбросил на ладони маленький желтый шарик.
— Он ее не нашел, братка! — крикнул Огюст, и Андреа тотчас же вскинул волшебную палочку. Аврелий поднялся с кресла и подошел ко мне.
— Ох, это плохо, — взволнованно сказал он. — С мечом и взрыв-шаром против волшебной палочки… Безнадежно.
Я почувствовала, как по телу разливается ледяная волна страха.
— Мы можем им помочь? — спросила я, невольно схватив Аврелия за руку. Тот пожал плечами.
— Не уверен. Впрочем… Впрочем, есть тут у меня одна штука!
— Все действительно кончено, Андреа, — произнес Мартин. Он стоял совершенно спокойно и смотрел на огонек, который разгорался на кончике волшебной палочки так, словно в нем не было ничего опасного или пугающего. — Инге помогла Слава Болтливого Языка, а Огюст записал их показания. Они уже переданы в полицию, и примерно в это время Ингу как раз и забирают в тюрьму из моего дома.
Огонек становился все больше и больше. Теперь он был уже облачком, которое охватывало волшебную палочку и озаряло руку Андреа таинственным золотым светом. Аврелий осторожно потянул меня за руку и указал на что-то возле кресла.
Я не сразу поняла, что это было — больше всего эта полупрозрачная масса размером с мой кулак была похожа на лягушку. Лягушка шевелилась, на ней вздымались и опадали пузыри, и от маленького тельца поднимался отчетливый запах свежескошенной травы.
— Бери, — негромко сказал Аврелий. — Бери, не бойся. Не укусит.
Андреа презрительно усмехнулся, и я вдруг прочла в этой усмешке все: и уязвленное самолюбие, и ревность, и досаду от того, что Мартин стал величайшим волшебником своего времени, а он, Андреа, так и не достиг желанных вершин. Как он, должно быть, радовался, когда Мартин Цетше погрузился в сон, подобный смерти! Как он ликовал, когда увидел Мартина в кресле-каталке, жалким, ничтожным, раздавленным!
И теперь Мартин стоял рядом и не испытывал ни капли страха.
Я нагнулась, подхватила лягушку, и Аврелий взял меня за свободную руку. Мы шагнули вперед и встали на самом краю рамы — зеркальная глубина на мгновение стала густой и мутной, словно колдовское варево, и в ней закрутился знакомый водоворот.
— Как только мы окажемся снаружи, — произнес Аврелий, — бросай ее в этого ловкача.
Зеркальный холод мазнул по лицу, и в это время Андреа атаковал. Мы выпрыгнули из рамы и, на миг задохнувшись от затхлого воздуха в зале, я швырнула лягушку — и даже не увидела, куда она попала.
Птица Гроох заверещала так, что мы с Аврелием рухнули на колени и обхватили головы ладонями, пытаясь хоть как-то заслониться от этого рева, вынимающего душу. Я не увидела — скорее, почувствовала, как огненное облако сорвалось с волшебной палочки Андреа и рвануло в сторону Мартина и Огюста, и меня охватило такой болью, словно удар пришелся по мне.
Рядом что-то рухнуло, и я услышала болезненный стон, словно в зале вдруг появилось тяжело раненое животное, которому теперь больше нет дела ни до чего, кроме собственной смерти. Мартин, Мартин, Мартин! — застучало в висках. Я выпрямилась и увидела, что Мартин, целый и невредимый, поднимается с пола, смертоносное облако, выпущенное волшебной палочкой, обратило в пепел тот самый полуразвалившийся диванчик, на котором я провела минувшую ночь, а Андреа распластался на полу, окутанный чем-то дымящимся и полупрозрачным. Пузырящаяся масса ползла по его телу, приближаясь к шее, Андреа нервно дергал головой, и было ясно, что для него все закончилось.
Я зажмурилась и отвернулась. Мне не хотелось никого убивать, я и подумать не могла, что однажды стану причиной чьей-то смерти. В следующий миг Мартин уже обнимал меня, прижимая к себе так крепко, что я почти переставала дышать. Он гладил меня по голове, негромко повторяя:
— Дора. Господи, Дора… — и я вдруг почувствовала, как на мою голову упало что-то горячее. Мартин плакал.
— Он не умер, — подал голос Аврелий, торопясь успокоить меня. — Он просто стал стеклянной статуей и однажды обязательно оживет от поцелуя истинной любви. А пока постоит где-нибудь, подумает о своем дурном поведении.
Я уткнулась носом в грудь Мартина. Неужели наши опасные приключения в самом деле подошли к концу, и впереди нас ждет только тихая и спокойная жизнь?
— Да, любимая, — откликнулся Мартин и, осторожно поддев пальцами мой подбородок, посмотрел в глаза. — Теперь все будет хорошо. Наконец-то.
— Мы заслужили, правда? — улыбнулась я, и Мартин поцеловал меня с такой нежностью, что показалось, будто земля уходит из-под ног, а зал наполняется солнечным светом.
