– А мусорный бак уже вывезли, да? – заканчивает за меня Ханан.
– Нет, не вывезли пока. Я его только сегодня вечером выбросил.
– И где же этот мусорный бак находится?
– Во дворе.
Некоторое время Ханан размышляет, потом хитро грозит мне пальцем:
– Я тебя понял. Мы сейчас выйдем во двор, а ты шум поднимешь. Угадал? Дешёвый трюк!
А ведь и в самом деле, я хотел вывести их из квартиры, и, если ещё руки будут развязаны, то даже в одиночку с ними справился бы. Гляжу в полглаза на Ханана и замечаю, как он тяжело дышит, хотя всю работу за него наверняка выполняют его обкуренные бойцы. Видно, сердечко у мужичка пошаливает, да и остальной ливер ни к чёрту.
– Короче, – торопит он меня, – мы тут долго засиживаться не собираемся. Выкладывай пистолет, отсчитывай деньги – и разбежались с миром.
– Разбежались? – всё ещё пытаюсь разозлить его, чтобы он в запале совершил какую-нибудь ошибку. – А если я завтра приду к тебе и разнесу твою халупу в пух и прах? Я же помню, где ты живёшь.
Некоторое время Ханан раздумывает, словно решает сложную математическую задачу, потом поднимает вверх палец:
– Ничего страшного! Один ты не придёшь – побоишься, а в компании со своими ментами ты мне ничего не сделаешь. Пистолет? Какой пистолет, господа? Никто его не видел, а ваш русский коллега был пьян в доску, как у них принято. Дело стряпаете уголовное? Так оно даже до суда не дойдёт – его любой, самый начинающий адвокатишка вмиг развалит.
– А ты, братан, подкован, оказывается! – невольно ухмыляюсь. – Сидел, что ли?
– Имел уже счастье общаться с вашим братом! Не первый день на свете живу… Я тебя поначалу сразу грохнуть хотел, потому что ты меня здорово в тот раз обидел. А сейчас думаю, что не стану руки марать – всё равно ты никакого вреда причинить мне не сможешь, а пистолет и деньги вернёшь.
– Ой, спасибо тебе, спаситель ты мой! – начинаю уже откровенно издеваться.
– Грохнуть тебя не грохну, – продолжает Ханан, не замечая иронии, – а вот ножичком буду резать до тех пор, пока всё не выложишь.
– Как же я тебе выложу, если привязан к стулу?
– А ты назови местечко, где пистолет припрятал и деньги хранишь. Мы сами заберём и уйдём. А твои домашние вернутся, тогда тебя и развяжут. Понял?
– И ты думаешь, что на этом мой интерес к тебе закончится?
Ханан хмурится и задумчиво чешет пятернёй под мышкой. Новая задача требует незамедлительного решения, и его подопечные снова принимаются с интересом поглядывать на него.
– Ты прав, мент, – неуверенно бормочет он, – надо тебя всё-таки грохнуть, потому что в покое ты меня не оставишь. Знаю я вашего брата…
– Не боишься, что потом и пары дней на свободе не проходишь, потому что следов вы сейчас оставили у меня в квартире немерено, и вас уже завтра возьмут тёпленькими?
– Пускай сперва поймают!
Чувствую, что Ханан струхнул окончательно, не просчитав таких вариантов развития событий, но не хочет выглядеть полным размазнёй перед своими подопечными. Но и для меня это уже не совсем удобно, потому что запаниковавший потенциальный преступник может и в самом деле натворить глупостей от отчаяния.
– Ладно, – говорю ему, – убедил ты меня. Верну твой пистолет, только развяжи руки.
– Нет! – Ханан даже белеет от злости и указывает пальцем на одного из парней. – Сейчас я прикажу Рони, и он тебе палец отрежет. Если и тогда не скажешь, то отрежет второй…
– Ты с ума сошёл? – отзывается Рони. – Почему я? Сам режь пальцы, твой же пистолет!
– Принеси нож с кухни…
– Сам и иди на кухню за ножом, – огрызается Рони и обиженно отворачивается от своего кровожадного предводителя.
– Ладно, мы с тобой ещё поговорим! – ворчит Ханан и тяжело встаёт.
Но дойти до кухни не успевает, потому что входная дверь, которую горе-бандиты не успели запереть, явившись ко мне, с грохотом распахивается, и в квартиру вваливается несколько спецназовцев в масках и бронежилетах.
Мои спасители отчаянно орут, вероятно, для того, чтобы сбить с толка Ханана и его друзей, а те и так послушными оловянными солдатиками валятся на пол, прикрывая головы руками и даже подвывая от страха. Ханан чуть медлит, но его грубо толкают, и он подкошенным снопом укладывается на осколки недавно разбитого хрусталя из серванта.
– Как ты, Даниэль? – спрашивает меня старший из спецназовцев, с которым я раньше знаком не был. – Они тебе ничего плохого не успели сделать?
– Не успели, – выдавливаю, а у самого губы предательски подрагивают.
Эти невзаправдашние грабители не причинили мне никакого урона, если, конечно, не считать разгромленной квартиры, но нервы-то у меня не железные…
– Как вы узнали, что у меня эти… гости?
– Сейчас появится начальник и всё тебе разъяснит, – усмехается спецназовец. – Скажи, у тебя точно всё в порядке?
И в самом деле, нервы у меня ни к чёрту. Что же это я распустил себя? Раньше в таких суровых передрягах бывал, что представить себе трудно, а сейчас – какая-то клоунада…
В висках привычно начинает ломить, а сердечко колотится, как паровой молот, да ещё в придачу почему-то продохнуть не могу. Сижу с закрытыми глазами и хватаю губами воздух. Жду, пока кто-то за моей спиной разрежет ленту, которой меня примотали к стулу.
А когда меня уже освобождают полностью, то не могу удержаться и начинаю валиться на пол. Меня вовремя подхватывают и укладывают на диван, от которого всё ещё пахнет противным сладковатым потом Ханана.
– Ох, неймётся тебе, Даник, – раздаётся над моим ухом, – ты к себе всякие неприятности, как магнит, притягиваешь. Честное слово!
Открываю глаза и вижу над собой грустно улыбающуюся родную физиономию Штруделя.
– Лёха, откуда ты узнал, что у меня гости?
– Потом расскажу, а сейчас… – Лёха оборачивается и говорит кому-то за спиной: – Зовите ребят из «скорой помощи», пускай клиента забирают и приводят в чувство.
– Стоп! Никуда меня забирать не надо! – пытаюсь протестовать и даже слегка приподнимаюсь, но сил почему-то совершенно нет.
– Вот видишь, брат, как тебе сейчас плохо! – успокаивает меня Лёха и придерживает за руку. – Пару дней полежишь в больнице, окрепнешь, никто тебя там долго держать не собирается.
– Сын…
– Ну, разве ты в таком состоянии боец? Ты же за последнее время столько перенёс, что не приведи Господь, а уже не пацан безусый…
– Ну да, – огрызаюсь, – ты ещё про пенсионера скажи…
Двое бородатых ребятишек в жёлтых врачебных курточках ловко и умело подхватывают меня и перекладывают на носилки.
– Лёха, – зову товарища, – и всё равно скажи, как ты узнал, что у меня такие баталии дома разворачиваются?
Штрудель одёргивает выбившуюся из брюк форменную рубаху и машет мне рукой:
– Сейчас мы этих гавриков отвезём в полицию, оформим на нары, а потом я к тебе приеду. Там и поговорим. Хорошо? Дождёшься меня?
Мне отчего-то немного обидно, что я расклеился ни с того ни с сего на глазах у своего старинного товарища, но ничего поделать с собой не могу:
– Только обязательно приезжай…
В тот день Лёха так и не приехал. Зато меня, едва доставили в больницу, напичкали успокоительными таблетками, от которых я отбрыкивался, как мог, однако эскулапы заставили выпить их чуть ли не силой, после чего я вырубился и проспал без всяких сновидений до самого утра, когда уже начали разносить по палатам завтрак.
От больничной еды отказываюсь, потому что в рот ничего не лезет, лишь прошу у медсестры принести телефон. Лёха отзывается не сразу, но хорошо, что хоть отзывается, а то у меня в голове уже крутятся всевозможные панические мысли, мол, все неприятности, которые судьба запланировала отпустить мне до конца жизни, вдруг вывалились одновременно и сейчас. Кто-то сверху побаивается, что я раньше срока склею ласты и лишусь удовольствия наслаждаться этими неприятностями в полной мере и в полном ассортименте. Тем же, которые снизу – рогатым и хвостатым, – так им вообще всё по барабану, потому что я уже давно их клиент на самую серединку раскалённой сковородки…
