– Привет, Даник, – сразу начинает спешно тараторить Лёха, – прости, что не приехал, как обещал. Хотя мне врачи сразу шепнули, что, если уж ты попал к ним в объятия, то долго разговаривать нам в любом случае не дадут. Для них я никакой не начальник. Пару дней тебя гарантированно продержат, витаминчиками нашпигуют, чтобы бегал, как молодой, а потом – пожалуйста, забирайте пациента и беседуйте, сколько пожелаете.
– Ты на мой вопрос не ответил, – мрачно напоминаю ему, – как вы узнали, что ко мне незваные гости явились? Кто сообщил? Соседи, что ли, шум услышали?
– Других вариантов у тебя нет? – Лёха прямо-таки торжествует и закатывается радостным смехом. – Хоть ты для меня и авторитетный гуру, но, видно, теряешь нюх… Я же всё это время прекрасно понимал, что ты не доверишься полиции и начнёшь собственное расследование. Ведь так? И даже не предполагал, а был абсолютно уверен в этом с самого момента исчезновения Ильи. Ты же вдобавок ещё и сам усугубил ситуацию, когда пришёл не только сообщить об этом, но и попросил у меня оружие. Дать его тебе я, естественно, не мог, но нисколько не сомневался, что ты его непременно где-нибудь раскопаешь. После этого… – он делает глубокомысленную паузу и выдаёт: – После этого я решил, что за тобой нужен глаз да глаз. Поставить наружку – не выход. Во-первых, это даже мне, начальнику полиции, нужно обосновывать, а у меня, кроме подозрений, ничего нет. Во-вторых, ты ещё тот жук и мигом просчитаешь тех, кто следит за тобой. Потому и навтыкал тебе жучков. Пару в квартире и маячок в заднем кармане твоих джинсов. Ты – человек самоуверенный, и даже предположить не мог, что кто-то на такое отважится. Как я, а?
– Ну и негодяй же ты! – невольно вырывается у меня, а втайне я уже прикидываю, что на его месте поступил бы, наверное, так же. Я-то себя хорошо знаю: переубедить меня или заставить сделать что-то такое, чего не хочу – напрасные хлопоты. – Всё-таки мог бы сказать…
– Что, я тебя не знаю? Ты бы всё это мигом ликвидировал.
– Естественно… Что с Хананом и его братцами делать будете?
– Получат то, что заслужили, не сомневайся. Сам-то Ханан поначалу не мычал, не телился. А потом надавили на него, и тут же запел про то, как ты силой якобы отнял у него пистолет, незаконно проникнув в его убогое жилище.
– Откуда у него пистолет, сказал?
– Стандартный трюк: нашёл неделю назад на улице, но в полицию не сдал, а решил придержать у себя на всякий пожарный. Видите ли, живёт он в неблагополучном районе, где уличная преступность спит и видит, как бы его, несчастного, обидеть. Овечкой невинной прикинулся, мол, даже понятия не имел, что держать дома незарегистрированное оружие запрещено. А сам уже не раз привлекался за торговлю наркотиками и за организацию притонов.
– Да бог с ним, с этим Хананом! Он меня больше не интересует… Что нового по сыну?
– Пока ничего, – вздыхает Лёха. – Ищем…
– Выбили вы меня из колеи, заперев в больницу! – ворчу недовольно. – Вполне мог бы отлежаться денёк дома…
– Ну, и что бы ты потом стал делать? Тебя бы оставили в покое, ты сразу помчался бы неизвестно перед кем размахивать левым пистолетом, отнятым у наркоторговцев. Ты же полицейский, хоть и на пенсии, и должен понимать, чем это рано или поздно может закончиться… Кстати, пистолет мы нашли в багажнике твоей машины и изъяли. Так что имей в виду. Я, конечно, всё замну, никакой огласки не допущу, но… Даник, больше в такие игрушки не играй, а то никакая прослушка не поможет, если начнёшь бодаться с серьёзными людьми!
Ответить мне ему нечего, потому что он, по большому счёту, совершенно прав. Просто какое-то временное затмение на меня нашло…
– И ещё, – вспоминает Лёха, – извини, брат, что вторгаюсь в твоё личное пространство. Но твой разговор с Вольфом Шварцем мы тоже прослушали.
– Кто «мы»?
– Ну, я. Кроме меня, никто о нём не знает. Так я распорядился. Одно непонятно: почему ты не захотел мне ничего рассказывать, когда я спрашивал? Считаешь, что мы уже не друзья?
Последние его слова меня не на шутку бесят:
– Хоть ты мне и друг, но не начальник! Ты действительно вторгаешься в моё личное пространство! За такие поступки морду бьют!
– Успокойся! Мне почему-то кажется, что все эти вещи, завертевшиеся вокруг пропажи Ильи, и в самом деле как-то связаны между собой. Да и Шварц с его замшелым письмом – не в стороне. Интересно было бы узнать его содержание…
– Как это ты ещё не умудрился у меня по карманам пошарить, когда я спал?
– Понадеялся на то, что ты – человек здравомыслящий, и рано или поздно сам обо всём расскажешь. А ведь мы вместе с тобой, если помнишь, любые горы раньше сворачивали, и никаких секретов друг от друга у нас не было…
Часть 2
Сын
1
Весь день у меня температура, а тело ломит так, будто я накануне разгружал вагоны с тяжёлыми мешками, совсем как когда-то в счастливой студенческой юности. Лежать на больничной койке мне невмоготу, и я часто подскакиваю, бесцельно болтаюсь по коридору нашего отделения, однако быстро устаю, тогда присаживаюсь где-то или выхожу на балкон, чтобы выкурить очередную сигарету с тамошними завсегдатаями.
Жена дважды приходила ко мне, утром и вечером, глядела на меня печальным и укоризненным взглядом, но ни о чём так и не сказала. Да и мне сказать ей было нечего. Так мы и проводили время – помолчим полчаса рядом друг с другом, а потом она уходит. Оставленные ею апельсины и яблоки незамедлительно перекочёвывают в тумбочку рядом с кроватью. Есть мне ничего не хочется – нет ни аппетита, ни желания.
К вечеру мне совсем хреново – нигде не могу найти себе места. Даже выходить на балкон не тянет – в горле першит от табака, и кашель душит.
Ковыляю к посту медсестры в холле нашего отделения и прошу молоденькую девочку, которая клюёт носом около компьютера:
– Милая, дай таблеточку снотворного, чтобы уснуть.
– У вас что-то болит? – участливо спрашивает она. – Может, хотите обезболивающее?
– Нет, только таблетку, чтобы уснуть и проспать до утра. А утром лучше будет – я себя знаю.
– Вы врач? – девушка с интересом принимается меня разглядывать.
– Нет, но хорошо знаю свои болячки…
Выданная таблетка и в самом деле помогает. Ещё не дойдя до своей палаты, начинаю зевать, и силы окончательно оставляют меня, едва доползаю до кровати…
…И снова эта знакомая дорога с ухабами и камнями, тонущая в сером ватном тумане. Но иду по ней уже не наощупь, потому что помню с прошлого раза: скоро она пойдёт в гору, и мне придётся карабкаться наверх чуть ли не на четвереньках. С каждым шагом будет всё тяжелей, однако впереди уже не полная неизвестность…
Страха, который преследовал меня вначале, больше нет, а наоборот, какое-то нетерпеливое и радостное ожидание. Неясное предчувствие всё время подсказывает: ты должен был сюда непременно вернуться, потому что это необходимо именно тебе. И ничего плохого с тобой здесь не случится. После подъёма, там, у высоких стен, – откуда только такая уверенность, и сам не представляю! – тебе откроются новые горизонты, о которых ты всегда мечтал, но они до последнего времени были для тебя недостижимы. Ты их просто не видел. Сегодня – выбор за тобой, потому что ты переходишь на новую ступень. Ступень – чего? Не торопись, со временем узнаешь.
С каждым шагом всё дальше за спиной будут оставаться твои бесконечные хлопоты и волнения, а проблемы, которые всегда мешали жить, отныне покажутся несущественными и легко решаемыми. Непременно решаемыми – для чего же тогда подниматься?
В сердце пусто – настолько пусто, что уже не остаётся ни любви, ни ненависти. Странная пустота, которой никогда раньше не было. Даже не верится, что такое могло произойти.
Вместо любви – запоздалое сожаление. И ещё обида на самого себя за высокомерие и пренебрежение к тем, кто когда-то нуждался в моей поддержке. И ведь человеку требовалось, по сути дела, совсем малого – не клятв и признаний, не показного добродушия и снисходительного похлопывания по плечу, а всего лишь твоего внимания. Пускай даже молчаливого. И ещё – чуточку сочувствия. Чтобы человек знал: ты рядом и всегда подставишь плечо в трудную минуту. Всего-то. Может быть, это никогда и не понадобится, но уверенность должна быть. И это, наверное, намного важней показной лживой любви…
