– Теория, теория… Но как самому обыкновенному человеку, не имеющему представления о ваших умственных построениях, попасть в это шестимерное пространство? – давно собираюсь задать этот прямой вопрос, и вот, наконец, решаюсь. – Одно дело – снимать точки на кинокамеру, другое – реально присутствовать. Всё-таки наша жизнь – не кинолента!
– Человек очень противоречиво устроен. С одной стороны, его полностью удовлетворяет данность, в которой он существует, и менять в ней он ничего не собирается, предпочитая извлекать максимум удобств из того, что есть под рукой. Я уже говорил об этом… С другой стороны, он всегда надеется на нечто более комфортное и продвинутое, хотя для его достижения нужно отказаться от того, на чём стоял прежде. Притом отказаться безвозвратно. И это каждый раз ввергает нас в ступор… Вот вы, Даниэль, совершенно реальный и прагматичный человек, и в вашей полицейской работе нет никакой лирики и абстрактной философии, а ведь рассказывали же мне о своём удивительном сне. Что для вас сон? Только ли простая игра воображения или отражение каких-то скрытых воспоминаний и переживаний? Вы не верите в него, и одновременно вам интересно находиться в нём, хоть и страшновато. Вот уже ваше первое сомнение… Может, это и прошло бы, не оставив никаких зарубок в вашем сознании, если бы не повторялось с завидной периодичностью. Как такое расценить?
Бартини вопросительно глядит на меня, но что ему ответить, совершенно не знаю. Усмехнувшись, он продолжает более спокойно и уверенно:
– Скорее всего, это можно было бы определить, выражаясь в расхожих терминах, которые появятся только в ваше время, как свободные путешествия ментального тела по различным мирам. Сказочным, фантастическим, древним – не суть важно. Даже по тому же открытому мной шестимерному пространству, если хотите, потому что оно существует вокруг нас и в нас, а мы до сих пор в него не верим… Вы пока считаете всё это только игрой разгулявшегося воображения, хотя реалистичность увиденного вас шокирует.
– Но лично я ничего не вижу! – подхватываюсь я.
– А замок? А те же «Стражи», что беседовали с вами? – Бартини теперь смотрит на меня, не отрываясь. – Всё, что вокруг – всего лишь отображение того, что внутри нас… Шокирующая, но очень верная истина: исчезнем мы – и наш мир исчезнет… И вот тут мы волей-неволей начинаем задумываться: ох, неспроста это, если происходит с таким завидным постоянством…
Он победно оглядывает меня, словно спорщик, положивший на лопатки своего оппонента, и продолжает, уже слегка сбавив обороты:
– Однако, чтобы управлять подобными путешествиями во времени и сделать их действительно полезными, необходимо провести громадную работу над собой и своим сознанием. Без этого вы как в закрытой комнате, из которой выбраться не можете, так как ключа от дверей у вас нет. Вы глядите в окно, за которым идёт настоящая жизнь, но – без вас… Я бы даже сравнил это с трудами средневековых алхимиков, пытавшихся извлечь золото из всего, что их окружало. Думаете, для них основной целью было банальное получение драгоценного металла? После ряда неудач до них очень быстро доходила пренеприятная истина, что без собственного совершенствования и порой очень болезненного перерождения внутреннего «я» во что-то качественно иное и более высокое, традиционными способами ничего сделать невозможно. Что это за новое «я», и каким оно должно стать в итоге – вот в чём главная загадка. Материальная и духовная сферы нашего бытия наглядно сливались воедино и доказывали, что они исконно неразделимы, и никакое развитие их по отдельности просто невозможно. Большинство бедняг-алхимиков так и остались чудаковатыми и неудачливыми экспериментаторами, трудов и стараний которых никто не оценил и уже вряд ли оценит. А они и не пытались никому ничего доказывать, потому что доказательство ничего, по сути дела, не меняло. Это было лишь попыткой жалкого оправдания своего существования. Главное, что происходило с ними, – внутреннее перерождение, которым мало кто из окружающих интересовался. От них требовали лишь пошлого золота…
Пытаюсь опять ухватиться за словечко, как за соломинку, и спрашиваю:
– Я как-то ещё могу объяснить интересы тех, кто требовал от них золота, а какова практическая ценность этих духовных перерождений? Не для них самих, а для окружающих?
Бартини вздыхает и, словно очередной раз не расслышав моего вопроса, продолжает:
– Что же это за перерождения такие, и почему они никогда не были доступны любому желающему? Это – прежде всего переход на новую ступеньку проникновения в иные миры. Постижение истин более высокого уровня. Генезис, так сказать, нашей мыслительной деятельности. Потому и не каждому было подобное доступно, как и не каждому жизненно нужно… Вот что такое настоящее золото алхимиков…
Всё меньше понимаю его, хотя чувствую, что рассказанное им выстрадано, тысячу раз обдумано, но… опять возвращаюсь к началу: почему он всё-таки выбрал меня для своих откровений? Тот ли я собеседник, который ему в действительности нужен?
– Простите, Роберт Людвигович, – впервые называю его по имени, – мне пора возвращаться в моё время. То, что вы говорите, безумно интересно и требует длительного и неторопливого обдумывания, но у меня этого времени сейчас нет. Я хотел бы всё-таки вернуться к своему первому и самому главному вопросу: для чего я вам понадобился? Вы хотите передать через меня какое-то послание? И потом… я хотел бы что-то конкретное узнать о сыне. Вы же не раз упоминали о нём…
На долгие минуты Бартини замолкает, лишь сидит на своём стуле, откинувшись на спинку и прикрыв глаза. Кажется, он снова погружён в размышления, меня не слышит и даже не смотрит в мою сторону.
– Прежде чем расстаться с вами, я хотел бы рассказать ещё о некоторых вещах, – наконец, произносит он. – Вы готовы ещё немного послушать?..
Молча киваю головой.
– …Я бываю в вашем времени так же, как и в любом другом времени прошлого и будущего. Более того, признаюсь откровенно, что никому ничего передавать не требуется, ведь любое послание до нужного человека я могу донести сам, без посредников. Неудача с посещением Ильи, в принципе, ничего не меняет… По роду деятельности я слежу за развитием авиации и космонавтики, и некоторые идеи, которые без особой огласки можно реализовать у нас сегодня, заимствую из разработок моих последователей, которым предстоит родиться ещё, может быть, через десятилетия. А мои сегодняшние коллеги каждый раз удивляются, почему я как бы падаю в обморок на несколько часов в самые неподходящие моменты и потом самостоятельно, без посторонней помощи, прихожу в себя. Для них моё поведение – чудачества талантливого авиаконструктора. Или какая-то непонятная болезнь. Возвращаюсь же с новыми идеями и проектами, которые уже без меня доводят до ума мои коллеги-конструкторы, что искупает, по всеобщему мнению, все мои «причуды»… Это, так сказать, внешняя сторона моей деятельности. Остальное же, связанное с проблемами Времени и «Стражами», то есть то, в чём состоит моя настоящая жизнь – секрет для окружающих, и знать об этом никому не обязательно. Тут мне действительно потребовалась некоторая ваша поддержка… Чтобы было понятней, я, наверное, всё-таки задержу вас ещё ненадолго и расскажу в нескольких словах о школе «Атон», которая у меня была когда-то, хоть рассказ этот напрямую и не связан с тем, о чём хочу вас попросить… Просто информация к размышлению.
– «Атон»? Какое-то, по-моему, древнеегипетское слово…
– Атон – так древние египтяне называли солнечный диск. Он считался у них воплощением великого бога Ра, его видимым телом. Вероятно, он-то и был самым первым мистиком, перешагнувшим грань, разделяющую видимый мир и миры, имеющие бесконечное количество измерений… Много раз уже мы с друзьями собирались и обсуждали эти вопросы. А кто-то из них в шутку даже назвал наши посиделки школой Атона… Но так было раньше. Сегодня всё потихоньку умирает, и такие наши встречи просто уже невозможны по весьма объективным причинам.
– И кто же эти ваши друзья?
