Любимыми местами в городе стали парки. А обязательные маршруты я старалась прокладывать так, чтобы часть пройти по Унтер-ден-Линден: мне нравилось сочетание простора, уходящей вдаль перспективы и больших деревьев с ветвистыми кронами.
Кроме того, я с удовольствием, когда была возможность, заглядывала в церкви. Готическая архитектура – даже в её упрощённом немецком варианте – с первого раза покорила моё сердце: эти стрельчатые окна с витражами, эти своды, которые устремлены ввысь, много простора и света. В церквях было тихо, пусто, мерцали толстые свечи, иной раз повезёт – услышишь звуки органа. Тут практически полностью нивелировалось давление фашистского эгрегора, и можно было вдохнуть полной грудью.
Ещё в свободное время я ходила по магазинам. Жалованья, полученного за первый же месяц, хватило на приобретение кое-каких необходимых вещей осеннего гардероба, обуви.
Главное – я купила радиоприёмник! Теперь по вечерам я с волнением слушала официальное немецкое радио и старалась намыть из потоков совершенно неуёмной лжи крупицы правды про «Восточный фронт». Навострилась быстро: правда вылезала, как шило из мешка, в виде недомолвок и противоречивых сообщений. А я ещё применяла нейроэнергетические методы считывания информации. Дела на Кавказе и под Сталинградом у немцев были не так хороши, как им хотелось представить, потому что наши держались насмерть. И всё же немцы продвигались. Всё медленнее, всё тяжелее. Чувствовалось, что они вязнут, как в прошлом году в это же время начали вязнуть под Москвой. И всё же они ещё двигались вперёд.
Снова и снова возвращалась неприветливая мысль. Наши воюют, наши стойко держатся и, возможно, скоро переломят ситуацию и погонят врага так же, как прошлой зимой. А я-то что делаю? Зачем я торчу тут? Ни богу свечка, ни чёрту кочерга! Наверное, я с ещё более острым нетерпением ждала бы, когда со мной выйдут на связь, если бы мысли о своих не были искусственно притуплены карантинными блокировками.
Пользуясь педагогической страстью Ульриха ко всяческим разъяснениям, я зацепилась за разговор о военных событиях последнего времени и задала вопрос:
– Отчего же мы только изучаем да ищем всякие древности? Неужели среди нас нет оккультистов, способных на боевое колдовство? В Тибете я слышала рассказы о великих ламах, способных остановить целую армию…
На лице Ульриха появилось ошалелое выражение, однако он взял себя в руки и ответил степенно:
– Не будьте такой легковерной, дорогая ученица! Но… Хайке, ваш потенциал поразителен! Вы угадали… Сейчас… Сначала ответьте: вам когда-нибудь приходилось общаться не с умершими, а с потусторонними существами?
– Приходилось немного.
Шаманы дали нам в Школе пообщаться с несколькими духами, которых сумели приручить.
– Очень хорошо. Сегодня вы приглашены на особенный спиритический сеанс. Ничему не удивляйтесь, ничего не бойтесь, делайте, что скажет ведущий, что будут делать все. Идёмте, я отведу вас.
– Так что же я угадала?
– Вы всё узнаете на месте.
Ульрих сообщил об особенном сеансе торжественно, но с некоторой долей растерянности, как будто не был уверен до конца, как отнестись к этой чужой затее.
Ни много ни мало – он сопроводил меня на шестой этаж! Что-то будет? Оказалось, что у Ульриха – мой пропуск. Едва дежурный согласился пропустить меня, как Ульрих достал из кармана чёрную повязку и аккуратно завязал мне глаза. Повязка оказалась совершенно непроницаемой.
– Я ухожу. Работайте на совесть! – сказал мой куратор.
Рядом со мной оказался другой человек, который повёл меня за собой каким-то извилистым путём. По дороге я считывала: высокий, крупный, слишком полный; женат, дети – не меньше трёх; оккультист с хорошо открытыми каналами и плотно прикрытой «крышечкой» на Сахасраре, на макушечной чакре то есть; любит свою работу; убеждённый фашист; культивирует тёмную энергию… Пока ничего интересного… Мы пришли.
В студии – так называли помещения шестого этажа, в которых проводились оккультные практики, – было темно, хоть глаз коли. Чувствовалось присутствие людей, обнаружился на ощупь стул. Рядом, справа, двинул стулом мой проводник. Когда глаза привыкли, проступил круг, составленный из дюжины сидящих фигур, а посередине – стол с единственной, очень толстой, свечой. Фитиль был так глубоко утоплен внутрь восковой воронки и так тускло мерцал, что ни лиц, ни фигур людей не разглядеть. Воск не просвечивал, как это бывает обычно, поэтому я решила, что свеча – чёрная.
Брр!
Ни приветствий, ни разговоров между сидящими в кругу. Никакого протоколиста. Медиума не назначали, следовательно, каждый в равной мере должен будет служить проводником. Ведущего тоже не представили.
Двенадцать человек на ощупь взялись за руки. Слева мне досталась будто и не ладонь, а лягушачья лапка, влажная от холодного пота. Справа – крупная, рыхлая, уже знакомая кисть, тоже прохладная, но хотя бы сухая. Оба соседа – а это, несомненно, были мужчины – сильно волновались перед началом сеанса. С чего бы? Я собралась мысленно посканировать соседа слева и других участников «слепого» сеанса, но не успела.
– Херфьётур, приди! – произнёс повелительный голос.
Всё-таки есть ведущий.
Моего поверхностного знакомства с Эддой было достаточно, чтобы иметь представление о валькириях, в том числе об одной из самых могущественных – Херфьётур, чьё имя приблизительно переводится как «путы войска».
Группа вслед за ведущим повторила призыв. Я – со всеми. Голоса звучали глухо и взволнованно. Среди них – минимум ещё один женский. Быстрое и глубокое вхождение в транс походило на спуск по эскалатору. Круг заполнился сумеречной энергией, и стало не по себе. Но волков бояться – в лес не ходить. Надо было нырять в этот тёмный омут…
В общем хоре я повторила:
– Херфьётур, приди!
Впервые в моём опыте круг взывал не к духу умершего человека, а к потустороннему существу.
Дух, который звали спириты, пробудился, но ещё не пришёл в движение. Образ могучего существа из древних германских легенд почему-то не оживал перед мысленным взором. Я только почувствовала бешеный, злой напор незнакомой, чужой силы, готовой поглотить и уничтожить всякого, кто окажется на её пути. Лишь позволь этому заметить твоё существование, как откроется доступ ко всему, что составляет твою жизнь – к самым дорогим тебе людям, к самым неприкосновенным глубинам твоей души.
Я имею достаточную подготовку, чтобы вступить в противоборство с этой силой. Но сейчас нельзя. Придётся и дальше призывать дух валькирии вместе со всеми. Если б можно было всего лишь механически повторять слова! Но не получится. Я в трансе, как и все. Попытка словчить приведёт к единоличному выходу из транса, что равносильно выходу из круга: остальные сразу почувствуют, ритуал будет испорчен и разрушен, а доверие к моим способностям – подорвано.
– Херфьётур, приди!
Ну вот, свершилось: она… оно… это заметило меня. Весь круг и лично меня. Закрыться бы, защититься. Но ни один человек из группы не делает этого. Хотим добиться одержимости духом Херфьётур, которая, как мне помнится по песням Эдды, на заре времён имела привычку ткать материи из кишок неудачливых воинов? Только не хватало! Но делать нечего: я не должна ничем выделяться среди остальных медиумов. Придётся открыться воинственной и кровожадной твари и принять её в себя, как все. Ох, как же не хочется! Не многим лучше, чем принять в себя самого дьявола.
Я чуть было не выскочила из транса, но заставила себя вернуться: я обязана продолжить игру!
Неожиданно ведущий медиум начал произносить слова заклинания, а остальные – повторять:
– Пусть этот славный день нашего торжества воссияет и продлится вечно!
Заклинание было длинным, красиво составленным и сильным. Похоже, современное. Я потом выяснила, что оно было написано недавно на основе заклинаний «Снорриевой Эдды» и жуткой «Песни валькирий» из исландской саги. Круг просил валькирию помочь немцам поразить врагов рейха.
