– Скажите, Ульрих, вот я могу многое видеть на расстоянии: людей, что они делают, чувствуют, как относятся друг к другу. Я порой и не хочу, а вижу; стен как будто и нет. Но в этом здании стены… есть… Не знаю, как сказать… Стены есть как будто и для мысли, и для ощущения… Они особенные? Тут колдовство?
– Хайке, сознайтесь, вы любопытничали?! Стыдитесь!
Как я и рассчитывала, возмутился Ульрих для порядка. На самом деле он светился от удовольствия и не мог этого скрыть. Ему нравились мои таланты, и моё дозированное нахальство тоже нравилось: у немцев ценится напористость, бесцеремонное поведение их мало смущает. Дисциплина, конечно, превыше всего. Но я же – дикарка, к дисциплине он меня приучит: у меня для этого отличная наследственность!
Ульрих сам был талантливым медиумом. С ним работать было легко и удобно: он мог понять с полуслова, он мог спокойно передать инициативу в ведении сеанса, подстроиться – лишь бы на пользу делу. Мы, как правило, сходились в ощущениях от сеанса и интерпретациях, а если вдруг у нас оказывались разные мнения, то в обсуждении мы приходили к выводу, что они лишь дополняют друг друга.
Ульрих, человек амбициозный, страшно возгордился тем, что стал наставником «тибетского самородка». Не только мои успехи в работе, но и мои способности он готов был приписать своим стараниям.
– Не сердитесь, Ульрих! Ничего я не любопытничаю. Я же говорю: я просто слышу и вижу – это происходит само собой, не нарочно. Не всегда, но часто. Но тут, в нашем здании, я всё время чувствую глухие стены. То есть стены на улицу почти нормальные, а внутри – глухие полы, глухие потолки… Как мне не переживать?
Собеседник улыбнулся, вполне удовлетворённый лукавым объяснением. Он и сам слукавил бы точно так же в подобной ситуации: сказав чистую правду, но поменяв в ней все акценты.
– Всё верно, Хайке. Надо не переживать, а гордиться.
Гордиться – это, как я поняла, одно из ключевых духовных упражнений жителя Третьего рейха, особенно представителя любой элиты: властной ли, военной ли, интеллектуальной или, как мы, эзотерической.
Я смотрела на Ульриха, невинно похлопывая белёсыми ресницами: мол, объясняй дальше, а то я пока не поняла, чем гордиться-то… в данном случае.
К достоинствам Ульриха относился, помимо прочего, явный учительский дар: он готов был объяснять всё, что знал сам, долго, вдохновенно и понятно.
– Мы работаем не в обыкновенном здании, дорогая ученица, а в чуде инженерной мысли. Тут каждая стена – совместное достижение немецких физиков, химиков и оккультистов!
Глаза мои расширились, и ресницы захлопали быстрее. Неужели целое здание отделано экранирующими материалами?! Как же мы в таком случае что-то слышим и видим в рамках решения собственных задач?!
– Тут стены, потолки, полы, крыша – всё отделано особым материалом, который не пропускает сквозь себя тонкие энергии. Он задерживает движение самой мысли, представляете?!
– Материал? Задерживает мысль?! Не даёт видеть невидимое?! Вы меня разыгрываете.
– Ничуть. Именно так.
Во время обучения в Школе-лаборатории от нас не скрывали, что при Наркомате обороны прежде существовало целое подразделение, которое изучало биофизику телепатии и занималось опытами по экранированию телепатической связи. Нам объясняли: не только человек может выстроить экран из тонких энергий; экран может быть и материальным. У нас использовались особые сплавы металлов. Однако экран не пропускал движение нейроэнергетических волн в обе стороны.
– Как же духи проходят к нам? Как фрейлейн Линденброк занимается ясновидением?
– В этом и состоит великая мудрость наших учёных!
Теперь я уставилась на собеседника не мигая. Ну давай, наставничек, расскажи, как устроены экраны, и мы с тобой ещё погордимся непревзойдёнными достижениями науки Третьего рейха!
– Между этажами установлен глухой экран. Но в стенах и крыше материал полупроницаем. Он составлен из множества, скажем так, крошечных воронок. В воронку можно налить воду лишь с одной стороны, верно же? Если её перевернуть и лить воду на узкую часть конуса, то просочится в лучшем случае лишь капля. Так вот, материал обращён раструбами воронок наружу…
– Поняла. Так мы вызываем и духа? А как же он уходит?
– Что вы, Хайке! Это совсем просто! Дух приходит и уходит через медиума. Медиум сам служит большой двусторонней «воронкой».
Итак, судя по всему, в разработках материального экранирования немцы сильно опередили нас. Печально. Зато теперь я смогу сообщить нашим технологический принцип…
Ещё полезная информация. Ясно, как преодолевается экран: через человека. Если ты установишь контакт с человеком, находящимся внутри, – получишь любую информацию, которая ему доступна. Лишь бы он не экранировался сам – на тонких уровнях.
Этим объясняются неустойчивые результаты, полученные в советских экспериментах по экранированию телепатической связи. Если оператор сосредотачивался на передаваемой информации, то не мог получить её: экран перекрывал. Если бессознательно сосредотачивался на личности передающего, на диалоге с ним – телепатия срабатывала как ни в чём не бывало. Это открытие тоже надо передать нашим.
Трудный вопрос: как передать то, что я узнала о секретной технологии? Какими образами телепатировать информацию, чтобы наши поняли, о чём вообще идёт речь? Время пока терпит. Надо думать, искать форму передачи и ждать. Когда наши убедятся, что в поспешном принятии меня в лоно «Аненербе» нет скрытого подвоха, разрешат выйти на связь. Это решение от меня никак не зависело – только от наблюдения со стороны.
– Спасибо, Ульрих! Теперь я не думаю о неудачах. Я восхищена и поражена!
Интересно, где ж у них работают боевые группы? Из-под такого экрана не повоздействуешь. А ведь какие жёсткие атаки приходилось отбивать нашему отряду слежения!
Ответ нашёлся позже, когда я задумчиво созерцала наше здание со стороны. Оказалось, что из крыши торчит множество штырей, а посередине едва виднелась вершина какого-то сооружения правильной пирамидальной формы. Что это всё, как не передающие антенны? Стало быть, воздействия у нас осуществляются на шестом этаже. Оно и по ощущению похоже. Вот это – дело. Это будет просто передать. Но пока я оставалась в глухом одиночестве: никакой связи с домом…
Проблематика оккультного отделения отнюдь не ограничивалась спиритическими сеансами. Сотрудники занимались научными изысканиями в оккультной сфере, мистическим поиском национальных корней. Корпели над древними источниками, трудами по мифологии и этнографии и делали подробные описания собственного мистического опыта. Всё это цементировалось схоластическими рассуждениями.
Считая себя настоящими учёными, публиковали статьи в закрытом альманахе фонда «Наследие предков», а также в популярных изданиях. Ульрих дал мне почитать свои статейки, написанные в соблюдение заповеди общества «Аненербе» о популяризации результатов исследований в доступной для широких масс народа форме. Все секретные сведения в этих статейках для непосвящённых были заменены оголтелой беллетристикой и его поэтическими опытами.
Эксперименты с применением точных приборов и вообще последних достижений науки, наверное, тоже проводились, но далеко в стороне от нашей конторы, расположенной в паутине улиц района Тиргартен…
Впоследствии выяснилось, что в соседней рабочей комнате сидит целая группа сотрудников оккультного отделения, которая анализирует результаты проведённых экспериментов и придумывает новые. Но исследованиям с помощью приборов и химических препаратов подвергались, оказывается, только заключённые концлагерей, обладавшие нейроэнергетическими способностями. По здешним меркам, было бы верхом неприличия превратить в «подопытных» оккультистов «Аненербе», которые считались белой костью…
И всё же теория теорией, но надо делать дело! Отделение вовсю занималось сверхчувственным поиском кладов: мистических артефактов и реликвий, рукописей и самых обыкновенных драгоценностей, припрятанных в стародавние времена. Сотрудники часами просиживали над старинными картами, планами – порой с маятником или водя рукой над линиями и штрихами. Изучали переводы старинных рукописей, стараясь вчувствоваться в их тайный смысл.
