Никогда не изображай эмоции – тебя сразу расколют. Опирайся на подлинные – это надёжнее всего.
Ну а если уж совсем дело плохо и эмоций ни подавить, ни скрыть, ни употребить в дело – они накрыли тебя, и ты растерялась? Тогда смейся! Через силу хохочи. И ищи решение. Время у тебя будет – пока звучит смех, а он не должен звучать слишком долго.
И ещё: эмоции – хороший индикатор, первый помощник интуиции. Почему человек вызывает отвращение, почему пугает невинная вроде ситуация, чем так притягательно определённое место на земле? Ищи причину. Эмоция – твоя подсказка, твой суфлёр в обоих мирах и на всех уровнях реальности.
Эмоции не играют тобой – они тебе служат!..
Теперь и после работы мне не было покоя: присутствие Ульриха в гостинице сделало мою вечернюю жизнь гораздо более насыщенной.
Ульрих и прежде в безапелляционной форме давал мне задания: читать газеты и книжки, которые специально приносил. Но теперь он ещё и по вечерам вспоминал о своём долге наставника и обсуждал со мной прочитанное. Для этого мы усаживались в удобных, глубоких креслах в холле гостиницы, по которому гуляли жестокие сквозняки, заказывали по чашке кофе и разговаривали – порой допоздна. Мимо проходили постояльцы, в том числе высокопоставленные. На посту у двери – охранники, тут же, за стойкой, – администратор. Служебное рвение Ульриха было у всех на виду.
Чтение моё строилось в широком диапазоне – от низкопробных газеток до статей в научных журналах. К счастью, Ульрих ещё увлекался немецкой романтической поэзией. Поэтому я получила возможность читать и её. Ульрих, конечно, давал мне читать современных поэтов-нацистов, но больше по душе ему самому были Гёте, Шиллер.
Всё у фашистов было как-то запутанно с запрещением книг и авторов. Книги то жгли, то снимали по ним фильмы, авторов то поносили, то их цитировали первые лица рейха. Ульрих – от греха подальше – предупредил меня, чтобы я ни с кем не обсуждала прочитанных книг:
– Мы с вами имеем право ознакомиться с тем, что не доступно простым обывателям: мы допущены к тайным знаниям! Но не надо афишировать наших привилегий.
Так что о стихах мы говорили негромко и не демонстративно. Ульрих иной раз исполнял любимые произведения вслух – тихо, но энергично… Я осваивала немецких классиков с удовольствием.
В подражание классикам, мой наставник сам писал стихи – складные, но очень уж много в них было понапихано рунической символики, образцовых «арийцев», высокопарных выражений, германских богов вкупе с неприятно памятными мне валькириями и самого безудержного пафоса. Ульрих искренно считал свои вирши назидательными и вдохновляющими; публиковал их в журналах и газетах для юношества.
Я подобрала несколько удачных словечек, которыми и жонглировала, чтобы не обидеть дорогого наставника: «потрясена», «восхищена», «тронута», «это так глубоко!» и, наконец, «Да вы не хуже Гёте!». Счастье, что графоманом в полной мере Ульрих не был, не выпекал стихи противнями, над каждым произведением работал подолгу. Вполне оставалось время перевести дух.
* * *
Вскоре Ульрих объявил, что отделением получено срочное задание форсировать исследования по «величайшим» реликвиям: Копьё, Чаша, Меч.
Срочность вполне понятная: с наступлением зимы фашисты совсем завязли в Сталинграде. Лишь значительно позже узнала, что в это время наши уже начали их окружать. Да и надежды на покорение Кавказа у них таяли. Судьба сражения склонялась в нашу пользу. Потребность в иррациональном чуде, которое исправит ситуацию, вернёт успех, многократно возросла среди склонных к мистицизму представителей высших кругов рейха.
Ульрих собрал большой круг, а меня, уверовав в мои из ряда вон выходящие возможности, на сей раз пригласил медиумом.
Я спросила с подлинным беспокойством:
– Вдруг глубокоуважаемые спириты устроят мне обструкцию? Шутка ли: девчонка, выскочка получила такое ответственное задание!
– Ничего не бойтесь! Я поддержу вас.
Спириты помнили, как я представила им не учтённого, не замеченного ими магистра ордена тамплиеров, и скрепя сердце дали девчонке право вызвать его. Пока круг, взявшись за руки, сосредотачивался, я подумала о том, что предсказание магистра сбылось необычайно скоро. Все почувствовали близкое присутствие, а я увидела мысленным взором продолжение так увлекшей меня в предыдущий раз истории.
Бритоголовый рыцарь с отрешённо-суровым лицом подошёл вплотную к лежавшему на земле юноше, приподнял копьё и стал медленно водить остриём над беззащитно распростёртым телом. Время будто остановилось. Лицо рыцаря оставалось застывшим, точно каменным. Находившиеся во дворе затаили дыхание. Незаметно и плавно копьё скользнуло вниз у макушки лежавшего, и рыцарь ровным голосом объявил:
– Чист.
Присутствовавшие на едином дыхании издали радостный клич.
Магистр спокойно сказал, обращаясь к юноше:
– Можешь встать.
Тот, ничего и не знавший, и не заметивший, бодро вскочил на ноги.
Теперь магистр посмотрел на рыцаря:
– Ты готов побрататься с ним?
Рыцарь ответил всё так же бесстрастно, но из его голоса и лица ушло напряжение.
– Готов.
– Ты, – опять обратился магистр к парню, – готов побрататься с этим человеком?
Парень, в отличие от рыцаря, немало удивился, но ответил твёрдо:
– Готов.
Действие переместилось в белокаменное здание с абсолютно чистыми, лишёнными рисунков и украшений стенами. Узкие проёмы арок и перекрытия терялись далеко в вышине. С высоты, не известно из какого отверстия, падал ровный, ясный золотисто-белый свет. Видимо, то был храм. Люди в белых накидках плотно окружили две фигуры…
Бритоголовый рыцарь – сейчас копья при нём не было – и парень, проходивший посвящение, встали спина к спине. Юноша молчал, а бритоголовый шёпотом читал молитву. Вокруг него проступала широким эллипсом золотистая аура. Потом проступила – золотистым эллипсом поменьше – аура молодого человека. Два контура свечения пересеклись, и сияние усилилось. Образовалась общая очень широкая аура. Энергия двух людей проникала друг в друга, смешивалась. Красивый процесс закончился полным разделением двух контуров и их возвращением в прежние границы. При этом с юношей осталась немалая часть энергии рыцаря, а рыцарь забрал с собой часть энергии новенького. Это энергетическое братание было, надо полагать, не менее крепко, чем братание кровью.
Теперь многоступенчатое посвящение в рыцари окончилось, и новенький стал полноправным членом ордена. Чудной вышел рыцарь: без права даже прикасаться к любому виду оружия. Однако в ордене таких набрался целый отряд…
«Мой» магистр приглянулся спиритам больше, чем тот, которого они сами вызывали прежде, хотя тот давал им гораздо больше ответов, которые им приятно было выслушивать, и пищи для интерпретаций.
Вот о том речь в первую очередь и пошла, когда настало время задавать вопросы духу: какой же из магистров более великий и более «настоящий»? Ответ оказался прост. Орден тамплиеров имел «двойное дно». Можно сказать и по-другому. Он состоял как бы из двух концентрических кругов: внешнего и внутреннего.
«Внешний круг» представлял собой влиятельную, сильно разветвлённую организацию, в которую стремились попасть самые богатые и самые знатные европейцы. Орден обладал своей армией, своими финансами, существенно превосходившими казну государств, строил фантастической красоты храмы. Но финансисты не были бы так успешны и власть имущие – так удачливы, если бы их не снабжали готовыми рецептами успеха и не оказывали им тайной поддержки. Всё это исходило от «внутреннего круга» ордена – организации в полном смысле сакральной и эзотерической.
Истинные посвящённые – рыцари «внутреннего круга» – владели подлинными могучими реликвиями, обладали настоящими сверхспособностями, совершали научные открытия. Они изобрели изумительную готическую архитектуру, они открыли рецепты обогащения посредством финансовых операций – без грабежа, насилия и обмана.
