Хозяйка Красного кладбища - Гущина Дарья

Я поболтала флягу – тёплая, наполовину полная, – и протянула её ищейцу:

– Держи для начала.

Сажен приник к фляге и моментально выдул весь чай.

– Спасибо… – выдохнул он.

– Пошли, накормлю, – я первой устремилась к дому.

И язык чесался расспросить о поисках и сходе, но ищеец выглядел очень уставшим – и очень голодным. Даже на Яря с нездоровым интересом посмотрел, хотя прекрасно знал, что птица (и дичь) из моего помощника примерно такая же, как из меня – старший смотритель. Я похлопала по карманам куртки, нашла мешочек с сушёными гадами, повернулась и отдала его Сажену. Тот немедленно смолотил «сушёнку» и слегка взбодрился.

«Домой зовём?» – свистнул Ярь.

Вопрос вопросов… Я ещё ни разу не приглашала Сажена в дом. Ищеец же. А вдруг очередной его след на наши тайники укажет? С запретом он застрянет в той комнате, в которую проник, и дальше не пройдёт. Даже от того сундука (или шкафа), ради которого вломился в дом, отойти не сможет (проверено Чёрным кладбищем). А без запрета… Дом открыт – броди, изучай…

А вот и он, кстати, – сияет красной, обвитой плющом звездой.

– Рдян, не парься насчёт меня, – Сажен словно мои мысли читал. – Не пригласишь – не обижусь. Мне силд Дивнар в прошлый раз очень доходчиво всё объяснил. Просто дай пожрать, хоть на крыльце, я не гордый.

– Вот как ты это делаешь? – я повернулась к ищейцу. – Как понимаешь, о чём я думаю?

– Это несложно, – он поравнялся со мной и улыбнулся. – Во-первых, ты очень открытый человек, у тебя всё на лице написано. А во-вторых, намерения. Без следов и поисков они тоже считываются довольно просто. Хотя если бы не тайники Чёрного кладбища, сути я бы не понял. Подумал бы, что ты чего-нибудь стесняешься.

А я убралась накануне. Даже Мстишка оценила. Стесняться нечего.

– Слева за домом есть летняя беседка, – указала я. – Подожди там. Дождь же. Ярь, прогрей беседку. Саж, иди за ним.

Помощник медленно, чтобы ищеец успевал, полетел к деревьям, среди которых и пряталась очередная ракушка – глубокая и полая, со столом, лавками и очагом. И конечно, с плющом занавесью. А я забежала домой и, чтобы долго не возиться, сунула в уменьшательную сумку котелок с супом, чайник, ложки, чашки, хлеб, печенье и на всякий случай «сушёнку». Потом вспомнила голодный ищейский вид и накидала сыра, хлеба, зелени и ещё «сушёнки».

Так, надо не забыть знаки в святилище проверить… Сажену придётся открывать «мост» до северных ворот – и тогда обратно «мостом» сразу в «гнездо». Сил должно хватить – я весь день посохом не пользовалась, только вечером немного.

Беседку к моему приходу привели в порядок всю – ни пылинки, ни соринки, ни листочка. Сухо, тепло и светло – в очаге плясали стайки огоньков, а под потолком парил сияющий Ярь. По крыше мягко стучал дождь, и Сажен, убаюкиваемый, откровенно зевал в кулак – вот-вот уронит взъерошенную голову на стол и заснёт.

Я отодвинула плющевый занавес и начала выгружать на стол еду, попутно прогревая её наговорами. Ищеец учуял ужин и моментально проснулся. Вооружился ложкой, взял котелок и безо всяких тарелок и приличий выхлебал суп в считанные минуты. Даже по дну опустевшего котелка поскрёб.

Говорю же, очень голодный всё съест.

Ярь весело засвиристел и отправился на облёт, а я разлила по чашкам чай, пододвинула к себе мешочек с «сушёнкой» и села напротив ищейца, который никак не мог наесться.

– Откуда ты такой? – спросила я сочувственно.

– Мы же не от земли питаемся, как вы, местные, – пояснил Сажен. – Ищейские чудеса – это сила амулета плюс сила человека. Когда вы ходите «мостами», то ничего не тратите – ни силы, ни времени, а мы тратим силу. Так, как если бы на своих двоих бегали. И срезанным путём мы ходим так же. Времени тратим меньше, а сил – столько же. Поэтому тебе и приходится иногда откуда-нибудь меня забирать. Даже на почту сил не хватает. И когда работы много, мы зверски голодные. Спасибо.

– Ещё? – я посмотрела на стремительно исчезающее печенье. – Дома ещё есть.

Ищеец стянул из корзинки кручёную соломинку и смутился:

– Да нет, Рдян, хватит. Это я так… по привычке, – он встряхнулся и посмотрел на меня серьёзно: – О смерти Жалёны никто не знает. Её родни на Сонных островах нет. Когда я читал следы, кровных почти не ощущал. Если где-то кто-то есть, то очень дальний – и далеко от нас. Здесь только друзья и их дети-внуки. Ещё есть вариант близнеца, воспитанного в храме Небытия, но этих ребят не отследить. Они с изменённой кровью, со всех сторон защищённые и неприкасаемые. Перед смертью Жалёна со всеми разругалась, а своё имущество завещала Нижгороду. Та самая дочь подруги считала себя обязанной забрать прах, но не сильно-то этого хотела. Обиделась люто. Я осторожно узнавал, не переживай. В Управу не доложат.

Сажен вытянул из кармана расстёгнутого плаща кривой кувшинчик:

– Это её прах, и кувшин она тоже сделала сама. Нашёл на южном побережье, за Нижгородом. В море. С утяжеляющим наговором. Через седмицу бы уже не достали – прах ушёл бы слишком глубоко в землю. Повезло. И это точно она, хочешь – верь, хочешь – нет. Но на всякий случай, Рдян, не сообщай пока в Управу. Шорох поднимется – у Жалёны пара хороших домов, пара мастерских и лавок. Найдут завещание, начнётся опись, и это вспугнёт нашего шутника.

Я кивнула, остро ощущая своё – от кувшина тянуло свежим тленом Красного кладбища. Она или не она, но прах точно отсюда. Покойник пошёл прахом на Красном кладбище. Я взяла кувшин, перевернула и убедилась: да, метка кладбища на месте, на донышке – тонкая красная полоса, видимая лишь нам.

– В таком виде, уже прахом, Жалёну отсюда и унесли, – я поставила кувшин на стол. – Праху месяца два-три, край – полгода. Здесь она пошла прахом и упокоилась в собственноручно сделанном кувшине, который кто-то унёс с кладбища и бросил в море. Заметая следы? Чтобы никто не понял, что порчу использовала не силда Жалёна, а некто, вхожий в её склеп?

– И хорошо следы замёл, сволочь, – Сажен помрачнел. – Покойника использовал. Покойник пришёл, забрал и бросил в море. Это единственное объяснение тому, почему мы не чуем следы чужих рук. Вообще. Кто может использовать покойника, Рдян?

– Никто, – я нахмурилась. – Человека – никто. Покойника сразу помечает и притягивает кладбище – либо то, которое он выбрал загодя, либо произвольное. А вот звери… – я вспомнила недавний разговор с Зорданом. – Звери-помощники – другое дело. Если зверь при человеке долго, если набрался от него дополнительных сил, то и мёртвым он останется при хозяине. Верность и хозяйская сила будут сильнее зова кладбища. Такого зверя даже пометить невозможно – ни заранее, ни вообще. Полагаю, что и через защиту кладбища зверь проскочит, особенно через простую дневную. Людей же здесь держат метки. И следов мёртвые звери не оставляют. И ты как опытный ищеец об этом знаешь.

– Знаю, – безрадостно отозвался Сажен. – Но вдруг ты знаешь больше… А зверь может открыть склеп?

Я покачала головой:

– Нет. Склеп может открыть либо покойник – и только свой, либо кровный родственник, либо смотритель. Но я, как ты понимаешь, склеп силды Жалёны не открывала. Какие ещё новости?

– Вероятно, порча – всё-таки дело рук Жалёны, – ищеец взял из корзинки последнее печенье. – И монеты принадлежали ей – она брала их в руки много раз, и при жизни тоже. На них много следов, и все оставил один и тот же человек. И почерк наговоров на монетах – как у Жалёны, мы сравнили с её старыми работами. Практически один в один.

Я догрызла «сушёнку» и озвучила очевидное:

– Шутник очень хорошо знает ищейство, Саж. Со всех сторон прикрыл себя покойниками. Это давний план – очень давний и продуманный. И с Жалёной шутник уговорился ещё при её жизни, да? Что на остальных кладбищах?

– С Первого по Четвёртое всё тихо, подозрительные склепы сейчас под надзором, но в их тайниках ничего с порчей нет. И на Восьмом, и на Седьмом порчи с водой были, но монет уже не найти, – ищеец глотнул чаю. – Промежуток между порчами один и тот же – около двух лет. Склепы с известными тебе номерами подчищены по всем правилам – одинокие упокойники сами пошли прахом, их захоронили, а склепы с тайниками скрыли. Теперь до них не добраться, пока земля сама не отдаст своё. И только на Шестом кладбище и у тебя что-то не сложилось – упокойники не пошли прахом, и их пришлось изымать тайком. Почему, кстати?