Между добром и злом. Том 4 (СИ) - Кири Кирико

— Почему? — слегка опешив, спросила она.

— Мы расследовали одно дело. Серийный убийца. Убивал людей одного за другим. Сначала мы не могли понять, кто это делает, раз за разом заходили в тупик. А потом мы вышли на неё. Так получилось, что её настиг первым мой напарник. Она прицелилась в него, я в неё, он тоже в неё. А потом…

— Ты выстрелил.

— Она выстрелила. В моего напарника. Я выстрелил в неё.

Кондрат совсем ничего не испытывал по этому поводу, дело было давнее и свой он уже отпереживал. Но вот что касается Дайлин, то она считала, что нашла разгадку такой нелюдимости своего напарника. Кое-что она уже знала, кое-что слышала от других, но сейчас Кондрат окончательно собрал всю картину воедино.

— А тот напарник был твоим наставником, да?

— Да.

— Как получилось, что он попал под пулю?

— Потому что она не стала стрелять в меня, — пожал он плечами.

Наверное, это было больно понимать, что человек, которого ты убил, не хотел тебе зла, но по лицу Кондрата сказать было что-либо вообще сложно.

— Зачем она убивала? — негромко спросила Дайлин.

— Мстила. За обиды, за унижения, за то, что пострадала из-за этого её семья.

— Я… сочувствую.

— Не стоит. Она переступила закон, я выполнял свой долг.

— И ты никогда не задумывался, что она имела…

— Моральное право? — взглянул Кондрат на Дайлин, и та кивнула. — Думал. Много что думал. Те, кого она убила, были совсем не ангелами, но заслужили ли они смерти? Та же самая проблема, как и везде, непонятно, белое это или чёрное.

— Серое.

— Серое… — хмыкнул он. — Люди обожают это слово. Да, можно назвать серым, но правда в том, что он переступила закон. Имела моральное право или нет, она убивала людей без суда и следствия. А потом убила представителя закона.

— И ты совсем ничего не чувствуешь по этому поводу?

— А что я должен чувствовать? Что мог, уже прочувствовал во всех интерпретациях. Ничего не осталось.

Дайлин не знала, что сказать. Его рассказ тянул на какой-нибудь роман о запретной любви, чести и предательстве. Наставника пристрелила та, которую он любил и потом собственноручно убил. Жуть. Красивая, даже романтичная, но жуть. Не удивительно, что он теперь такой, там любой нормальный человек бы стал холодным.

— А почему интересуешься? — спросил Кондрат, прислушиваясь к тому, как мимо проезжает очередной поезд.

— Да просто… — пожала она плечами. — Слушки разные ходят, что ты жену ищешь. Или тебе ищут.

— Мне ищут?

— Ну ты знаешь правила специальной службы. Или ты находишь, или тебя выгоняют.

— Тогда меня должны выгнать.

— Это если ты не окажешься ценным сотрудником, — усмехнулась она. — Тогда заработают другие механизмы и глядишь, тебе уже самому кого-нибудь найдут.

— Как это они себе представляют? Мистер Брилль, вы должны жениться на этой девушке? Так что ли? И всё из-за правил?

— Думаю… да, так, — согласно кинула Дайлин. — И да, из-за правил, которые и делают структуру надёжной. Тебе же вроде уже рассказывали, почему так.

— А если уйду? — предположил Кондрат.

— А ты действительно думаешь уйти? — поинтересовалась она.

— Нет.

— Ну тогда и смысла предполагать такой исход нет.

Какое-то сумасшествие с этим браком. Не служба расследований, а агентство по подбору жён, доведённое до абсурда и какой-то неловкости. Кондрат, конечно, не собирался лезть в чужой монастырь со своим уставом, однако его такое несколько напрягало.

День уже давно перевалил за вечер и близился к ночи. Количество поездов не падало, и среди них казалось будет непросто найти нужный, особенно когда они иногда запаздывают, однако Сенштейн был уверен, что они его не пропустят. Во-первых, примерное время, во-вторых, он будет единственным, что замедляется.

Собственно, так и вышло.

Сенштейн первый всех растолкал.

— Слышите, — кивнул он в сторону леса. — Приближается поезд.

— Точно наш? — слегка сонно спросила Дайлин, которая уже начал дремать, укутавшись от надоедливых насекомых.

— Да, как раз по времени, и он… — Сенштейн прислушался. — Да, он замедляется. Идёмте.

Пешком они направились в сторону станции. Красться приходилось без света практически в абсолютной темноте, где приходилось ориентироваться исключительно на свет со станции и главного локомотива. Тот пыхтел где-то впереди, и явно притормозил — другие попросту пролетали мимо, обдавая округу свистком, когда этот тихо пыхтел на всю округу, катясь вперёд.

— Твою мать… — тихо выругался Цертеньхоф, оступившись. — Долго нам ещё?

— Ты сам видишь.

— Ничего не вижу.

— По свету.

Тихо перешёптываясь, они крались вперёд на свет, который редкими лучами пробивался через листву между стволов деревьев. К тому моменту, как они подошли ближе, откуда можно было увидеть станцию, поезд уже набирал ход, быстро покидая место преступления.

Кондрат вглядывался в слабо освещённый перрон на котором виднелась пара ящиков и ни одного человека.

— Что скажешь, наши? ­— спросил его Цертеньхоф.

— Ящики не преступление. Надо знать, что в них. Подождём немного. Возможно, они выведут нас к новому месту складирования оружия.

— Я вообще удивлён, что они решили прятать оружие на мельнице. Там же постоянно люди.

— Самое лучшее место для того, чтобы что-то спрятать — у всех на виду, — ответил Кондрат. — Все там ходят и никто не подумает, что что-то важное спрячут у них прямо над головами.

На станцию вышел один из мужчин. Ни Кондрат, ни Дайлин его не узнали и на молчаливые вопросы напарников лишь пожали плечами. Возможно, это был осмотрщик-сцепщик, который отсутствовал в прошлый раз. А может они кого-то пригласили со стороны. Тот со скучающим видом поправил ящики, огляделся по сторонам и, казалось, пробежался взглядом прямо по ним, но отвернулся и закурил.

— Ждём, — прошептал Цертеньхоф.

Через несколько минут двое неизвестных притащили на станцию ещё два ящика, после чего ушли вдоль железной дороги, скрывшись в темноте. Из них двоих Кондрат узнал только грузчика со станции, а вот второй… казался смутно знакомым, но он никак не мог ухватиться, где его видел.

Люди собирали ящики ещё на протяжении пятнадцати минут после того как поезд ушел и в сумме набрали десять ящиков. Или сто двадцать ружей. Внушительное количество даже по меркам незаконной торговли. Они складировали их прямо на перроне, не сильно заботясь о безопасности, слишком уверовав, что никому не будет до этого дела.

Шесть человек, из которых Кондрат узнал двоих — начальника станции и грузчика. И ещё один был смутно знакомым. Они о чём-то беседовали, после чего один подогнал телегу прямо к перрону, и они быстро перегрузили их внутрь.

— За конями, — прошептал Цертеньхоф. — Надо проследить за ними.

— Не успеем, — ответил Сенштейн. — Пока бегать будем, они уже уедут. Сейчас эти свалят и берём остальных.

— А если они не знают нихрена?

­А действительно, вдруг они даже не знают, кто к ним приезжает? Просто небольшие посредники, выступающие в роде перевалочного звена?

В этой ситуации каждый подумал, что можно было лошадей подогнать поближе, но не дай бог на перроне услышали бы ржание. Ситуация тут же бы изменилась в худшую сторону. Да, они вооружены, но лучшая перестрелка та, которой не состоялось. А теперь надо было быстро бежать через тёмный лес обратно, чтобы броситься в погоню, но всем было понятно, что пока они вернутся, те успеют по сто раз уехать.

И пока Сенштейн с Цертеньхофом спорили, а Кондрат думал, что делать, Дайлин неожиданно шагнула вперёд, воспользовавшись моментом, когда все, абсолютно все, отвернулись.

Её даже остановить не успели. Лишь Кондрат схватил её за рукав, но та легко вырвалась и шмыгнула вперёд. Он слышал, как Цертеньхоф выругался сквозь зубы, но сейчас они ничего поделать не могли, разве что наблюдать и молчать, чтобы не выдать девушку. А та, пока все остальные смотрели в другую стороны лёгким беззвучным шагом подбежала к повозке и просто шмыгнула вперёд. Обернись в этот момент любой из них, и всё было бы кончено, однако…