Пария (ЛП) - Райан Энтони

– Твой отец позволял простолюдину тебя бить?

– Разумеется. Именно так это и происходит. Рыцарями становятся, мастер Писарь, а не рождаются. Задницу моего отца в детстве секли не раз, так зачем щадить мою? Пойдём. – Он развернул свою лошадь, демонстрируя, как я сейчас понимал, завидное мастерство, поскольку животное словно танцевало от его прикосновения. – Попробуем ещё раз.

Всего потребовалось пять дней мучительных уроков, прежде чем меня можно было счесть способным ехать на лошади хоть сколько-нибудь долго. Несколько успокаивало терпение Эвадины, позволившей так долго продолжать уроки, поскольку это значило, что она не хотела, чтобы я сгинул в диких землях гельда. Однако её отношение ко мне оставалось вежливо-властным, и мне дозволялось находиться в её присутствии ровно столько времени, сколько требовалось на внесение нужных записей в ротные журналы. Поначалу я переносил её холодность дружелюбно и лишь усерднее занимался писарскими обязанностями. Но дни шли за днями, а её настроение не теплело, и во мне невольно разрасталось чувство обиды. Теперь наши счёты сведены, так что же я ей должен?

Вдобавок к основам верховой езды Уилхем ещё взялся обучать меня рыцарским приёмам сражения.

– Алебардой с седла не помашешь, – сказал он, бросив мне меч в ножнах, который, как я видел, просящая Офила носила на спине после Поля Предателей. Наши боевые священники не обшаривали трупы в поисках монет или ценностей, но их сдержанность не распространялась на упавшее оружие. По неизвестным мне причинам она, видимо, согласилась расстаться со своим трофеем, что меня удивило, потому что даже я видел, насколько это хороший клинок.

– Я в жизни мечом не пользовался, – сказал я Уилхему, с восхищением, но и с сомнением бросив взгляд на клинок, который я вытащил из ножен. Металл был чистым и по большей части блестящим, хотя тут и там встречались мутные участки, а на лезвии – неровности от попыток сточить последствия битвы. Невезучий благородный владелец явно был человеком опытным, и к тому же богатым.

– Оно и к лучшему, – ответил Уилхем. – Значит, не придётся избавлять тебя от вредных привычек.

И вот, каждый день перед тем, как забраться в седло, он обучал меня владению мечом, и это оказалось сложнее, чем я ожидал. Я быстро понял, что меч – это больше, чем просто удлинённый тесак. Чтобы хорошо им биться, требовалось одновременно искусство и физическая сила, а не ярость и напор, которые так хорошо послужили мне в моей единственной битве. Немалая часть моего начального обучения ушла на выработку особого соответствия мышц и сухожилий, необходимого, чтобы им размахивать – для этого я пытался повторить различные удары, которые показывал Уилхем. Тут стала очевидной причина атлетичности его фигуры, когда он будто бы без усилий и плавно несколько раз элегантно взмахнул своим мечом. Я же от попыток повторить только вспотел, и мои мышцы заныли.

– В седле держи его одной рукой, а на земле – двумя. И никогда не забывай о важности толстой рукавицы. – Уилхем проиллюстрировал свои слова, выставив меч горизонтально напротив груди – одной рукой в кольчужной рукавице держа за рукоять, а другой сжимая клинок. – А вот так меч становится дубинкой. – Он выставил одну ногу и поднял клинок над головой. – А теперь копьё. – Он сместил ноги и продемонстрировал удар, остановив острие в дюйме от моего лица. – А потом булава. – Шагнув вперёд, он поднял оружие и крутанул – медный цилиндр навершия замер прямо перед тем, как размозжить мою челюсть.

Он улыбнулся, когда я дёрнулся и отступил назад.

– Попробуй. А потом посмотрим, сможешь ли вытащить его, сидя в седле.

Из-за тренировок по верховой езде и владению мечом мне лишь за день до нашего отъезда удалось пойти в библиотеку короля Эйрика, только чтобы получить отказ в доступе к тамошним сокровищам.

– Тебе здесь не место, южанин, – сказал мне самый крупный из двух охранников на входе. Они с напарником разительно отличались от остальных солдат в этом городе тем, что оба были прилично одеты и хорошо вооружены. Ливреи у них тоже были не такими, как у герцогских воинов, и включали в себя белую перевязь, расшитую угловатым шрифтом, который украшал здесь так много зданий и статуй. Они держались настороже, и один взгляд на суровые, решительные лица сказал мне, что любые попытки подкупа будут бессмысленными. Похоже, этот город серьёзно относился к защите своих книг.

– Здесь пропускают только горожан с хорошей репутацией и учёных с пропуском, подписанным советом старейшин, – сказал мне крупный охранник в ответ на вежливый вопрос, почему я не могу войти. Он прищурился и подозрительно нахмурился. – Ты ведь учёный?

– Писарь, – ответил я. – Из роты капитан-стремящейся Эвадины Курлайн, если точнее.

Он чуть смягчился, но только совсем чуть-чуть.

– Всё равно, войти нельзя, – сказал он, многозначительно положив руку на меч. – А теперь уходи, и в будущем держись окрестностей святилища. Не все такие добрые, как мы.

Я не из тех, кто преследует безнадёжные цели, а потому вежливо склонил голову, развернулся и спустился по широким ступенькам, ведущим к дверям библиотеки. Либо строителей не заботили удобные пропорции, либо эту лестницу породила эпоха, когда люди были значительно выше, поскольку требовалось хорошенько сосредоточиться, чтобы пройти по ступеням, не грохнувшись на задницу. Я настолько сконцентрировался на успешном спуске, что не заметил, как рядом остановилась стройная фигура.

– А я-то думала, тебе нет дела до старых слов на старой бумаге.

Я остановился, повернулся и увидел юную женщину со светлыми волнистыми волосами, типичными для большинства здешних женщин. Её пронзительно-синие глаза, смотревшие на меня, сияли весельем и узнаванием. Она была в простом коричневом платье под серой шалью, но, как и охранники библиотеки, носила белую перевязь на груди.

– Вижу, ты обманул палача, – продолжала она. – А теперь ты последователь Помазанного Капитана. Удивительная судьба для того, кто однажды насмехался над верованиями наивной девочки.

Упоминание палача и блеск весёлой укоризны в её глазах нужным воспоминанием развеял мою озадаченность. Та ночь в лесу, после того, как Декин убил мечом аскарлийца, та ночь, когда я встал между Эрчелом и его жертвой.

– Беррин, – сказал я.

– Значит, помнишь. – Её улыбка расплылась ещё шире. Она спустилась на одну огромную ступеньку ниже и подошла ко мне, глядя мне в лицо. – Ты не совсем такой, каким я помню. Твой нос, кажется, был тогда намного прямее.

– Это так. – Я формально поклонился. – Элвин Писарь из роты Ковенанта.

– Писарь и солдат? Ты и тогда был странным, а сейчас, похоже, стал ещё страннее. А что сталось с вашим вожаком – с тем бородатым здоровяком? Мне всегда казалось, что я о нём ещё услышу.

«Его звали Декин. И я смотрел, как он умер за свои амбиции».

– Среди живых его уже нет, – сказал я. – А его легенда в каком-то роде продолжает ходить на юге.

Она вежливо шевельнула плечами.

– Скейнвельд тоже получил славу, о которой мечтал, когда мы вернулись в гельд. Мои прежние товарищи сочинили отличную историю о его храбрости и смерти от южного чудища. А меня от этого стало тошнить. И когда они начали последнее восстание, я не захотела в нём участвовать.

– Значит, больше никаких Скард-райкенов? – спросил я. – Никаких альтваров?

– В жизни наступает такой момент, когда нужно отбросить детские представления, или придётся жить дураком. Ну, или тебя привяжут к булыжнику и сбросят во фьорд, где нынче и лежат Скард-райкены.

Она помолчала, обернувшись на вход в библиотеку.

– Сказали отвалить, да?

– Я всего лишь бедный писарь, который хочет развить свой разум. К несчастью этой причины, видимо, недостаточно, чтобы позволить мне войти. – Я присмотрелся к её перевязи и странным письменам, вышитым на ткани. – Как я понимаю, это какой-то знак отличия?

– Лента Знаний означает, что я верный служитель совета старейшин и бесценной Библиотеки Эйрика, их самого священного сокровища. Я работаю здесь, во всяком случае в то время, когда проверяю счета разных торговцев, чтобы они наверняка платили все подати.