Пария (ЛП) - Райан Энтони

Искать путь по лагерю – дело непростое, а подчас и опасное, особенно с грузом ротных книг учёта, как у меня. В воздухе висела тяжёлая смесь дыма и вони конского дерьма, от которой у меня зудело в носу и слезились глаза. По пути пришлось помесить немало грязи между подвод, лошадей или вооружённых всадников. Никому из них явно не было дела до любых пеших на пути, а некоторые даже весело смеялись, глядя на очередного несчастного, растянувшегося в грязи. Меня удивило, какой беспорядок царил в этом лагере – различные скопления палаток ставили через произвольные промежутки, не пытаясь организовать нормальные проезды. Такими же грязными и неорганизованными выглядели и обитатели лагеря, во всяком случае те, с которыми я столкнулся в поисках знамени Ковенанта.

– Слышь, затянуться есть чем? – крикнул мне один оборванец из кучки особенно грязных палаток. Флаг над ними был мне не знаком, как и его акцент – резкий, запинающийся скрежет, происходивший, как я узнал позже, из восточных частей королевства. Он носил кожаную куртку, подбитую ржавым железом, и не брился уже много дней. В роте Ковенанта просящие давали мужчинам отращивать бороду семь дней, а потом тех, кто не мог содержать её в порядке, заставляли сбривать. А ещё я не сомневался, что клинок-просящая Офила избила бы меня до крови, высунься я наружу с засохшей грязью на лице.

– В нашей роте это запрещено, – крикнул я в ответ. – У меня есть монеты на бренди, если у тебя найдётся.

– Ой, иди на хрен. – Он махнул рукой, уже потеряв интерес, и отвернулся. – Во всём этом говённом лагере ни бутылки не найти.

Я пошёл дальше, стараясь держаться обочин грязных тропинок, и высматривал в лесе знамён знак Ковенанта. Когда я проходил мимо небольшой рощицы, мой взгляд привлекло любопытное зрелище. По неизвестным причинам между этими деревьями и окружающими палатками осталось довольно большое пространство, однако под ветвями высокой берёзы одиноко стояло коническое укрытие.

Похоже, его соорудили из переплетённых изогнутых веток, а щели заткнули смесью листьев и мха. Перед укрытием на маленьком огне дымился котелок, за которым следила тощая женщина в землисто-зелёном плаще. И хотя укрытие выглядело необычно, именно женщина приковала мой взгляд, и не красотой, а мешком из грубой ткани на голове. Сзади из-под мешка на плечи ниспадали длинные светлые волосы, а лицо – как я увидел, когда она повернулась посмотреть на меня – оставалось полностью скрытым.

На мешке имелись две маленькие ромбовидные дырочки. За ними всё скрывалось в тени, но я ощущал всю глубину её пристального взгляда. Она почувствовала мой взгляд на себе, в этом я не сомневался, но как – оставалось загадкой. Она привстала с табуретки, повернула ко мне лицо, и моё сердце забилось чаще. Мешок сморщился, когда она склонила голову. Жест не казался особенно хищным, но всё равно мне стало неуютно и захотелось оказаться где-нибудь в другом месте. И всё же я мешкал, не в силах отвести взгляд от чёрных ромбов её глаз. Настолько притягательных, что я не заметил хлюпанье сапог за спиной.

– Что, привстал у тебя на Ведьму в Мешке? – поинтересовался знакомый голос. – Это зря. Как я слышал, зрелище под той тряпкой настолько мерзкое, что лишает мужиков всякого рассудка.

Повернувшись, я оказался перед коренастым человеком в серо-чёрном мундире, с седеющими волосами. Его рука крепко держала рукоять меча, висевшего на поясе, хотя лицо оставалось приветливым.

– Сержант Лебас, – сказал я, и стрельнув глазами влево-вправо, убедился, что он не один. За его спиной я узнал ещё двоих охранников из Рудников, и их лица казались куда менее доброжелательными.

Как раз в таких случаях страх у меня испаряется. Исход этой встречи не вызывал сомнений, так что отсутствие неопределённости не оставило места для паники, и мои ладони не вспотели, как было бы, если б я всего лишь мельком заметил в толпе лицо этого человека.

– Элвин Писарь, – ответил Лебас, наклонив голову.

– Она действительно ведьма? – спросил я. Указывая на женщину с закрытой мешком головой, я не пытался выиграть время, а просто удовлетворял любопытство.

– Так говорят. – Лебас ухмыльнулся и пожал плечами. – Понимаешь, она же каэритка. Где проходят сборы, там и она со своими зельями, за хорошую цену. Лечит всё, от обвисшего члена до отравленных кишок. Но мне-то её услуги пока не требовались. – Улыбка почти слетела с его лица, а в глазах мелькнул суровый огонёк. – И вряд ли уже понадобятся тебе.

Я улыбнулся ему в ответ:

– Лорд Элдурм отправил вас на королевские сборы?

Тут всё притворное дружелюбие слетело с лица Лебаса, его кожа покраснела, ноздри раздувались.

– Семейство Гулатт больше не управляет Рудниками, и всё из-за тебя. – Костяшки его пальцев побелели на рукояти меча. – Всего один побег после всех этих лет, и король отобрал хартию у его светлости и продал другому аристократу с кошельком потолще. А теперь мы здесь, чтобы лорд Элдурм мог искупить свою честь в глазах короля. И через день-другой кто-то из нас уже будет лежать в грязи, и всё из-за тебя.

– Насколько я помню, у ворот каждое утро лежит куча народу.

– Куча никчёмного отребья, такого же, как ты. – Его ухмылка вернулась, и он шагнул вперёд, доставая меч из ножен. – Хотя мне следует поблагодарить тебя. Ты вот-вот сделаешь меня богатым…

В мгновения вроде этого судьбу человека может решить множество случайностей. Это может быть что-то простое, например, направление ветра или угол наклона солнца. Сейчас множество факторов в совокупности решало, переживу ли я эту встречу, и главным образом тот случайный факт, что сержант Лебас и двое его друзей не были настоящими солдатами – они были охранниками. Разница, может, и небольшая, но оказалась очень важной. Будь Лебас солдатом, а не человеком, который многие годы стращал и бил тех, кто не мог себя защитить, он бы двигался быстрее, или осторожнее. Но он атаковал как хулиган от рождения, который поддался гневу, и потому никак не мог увернуться от мешка с ротными книгами, которым я ударил его по уху.

Поворачиваясь, чтобы броситься в противоположную сторону, я мельком увидел, как изо рта сержанта вылетает кровь и несколько зубов, а его голова сильно дёрнулась, и коренастое тело свалилось. И, уже мчась в сторону рощицы, я услышал топот сапог его товарищей. Мне надо было проскочить между ними и бежать к самой оживлённой части лагеря, надеясь оторваться от погони среди палаток и солдат.

Мой курс неизбежно привёл меня к Ведьме в Мешке. Она стояла спокойно, и суматоха её никак не потревожила. И снова меня приковали чёрные ромбообразные дыры её глаз, и, казалось, время замедлилось, пока я бежал мимо неё. Всего на миг я заметил точку света, блеснувшую на тёмно-синем зрачке.

А потом я уже пробежал мимо неё, тяжело дыша и каждый миг ожидая свиста меча, но вместо этого вдруг услышал предупреждающий крик, после чего раздался звук резко остановившегося человека. Побежав чуть медленнее, я оглянулся через плечо и увидел, что один из охранников упал на колени, а второй на ногах, но тоже остановился. Они оба таращились на неподвижную Ведьму в Мешке, и их лица побелели от ужаса. Я понятия не имел, что именно вызвало такое внезапное прекращение погони, но не сомневался, что это связано с ней, хотя её поза совершенно не изменилась.

Человек на коленях отпрянул от неё: не с первой попытки, но всё же умудрился подняться на ноги и быстро побежал прочь. Его друг вёл себя сдержаннее: мрачно зыркал то на женщину, то на меня, размахивая от досады обнажённым мечом, ругался и бросал оскорбления в адрес Ведьмы в Мешке, хотя уходил при этом быстро. Когда я бросил на эту пару последний взгляд, они наклонялись, чтобы поднять обмякшего Лебаса и унести его прочь.

Я отвернулся и побежал дальше, чувствуя на себе взгляд Ведьмы в Мешке, пока не скрылся от неё в городе палаток.

Знамя Ковенанта я нашёл почти в центре лагеря, возле многоцветной группы хорошо охраняемых больших шатров. А самое высокое знамя над этим пёстрым скоплением представляло собой флаг, украшенный тремя белыми лошадьми на чёрном фоне. В обучении Сильды геральдика затрагивалась лишь краем, но всё же немного внимания ей уделялось, и знамя династии Алгатинетов я сразу опознал. Его размер и золотые кисточки по углам указывали на то, что это флаг самого короля Томаса, а не другого сосуда королевской крови рангом ниже.