Ведьмин кот (СИ) - Арнаутова Дана "Твиллайт"

— Да не все ли вам равно? — пожал плечами Фильц с возмутительным равнодушием. — Он ведь урожденный, верно? Ни Мария Герц, ни Сухоручка ему дар не передавали, контракта он не заключал, значит, получил силу при рождении, а инициация случилась то ли при переходе в наш мир, то ли от потрясения, когда его чуть в жертву не принесли. Поздновато, конечно, но всякое бывает, может, дело как раз в его высоком ранге — сила дольше копилась и созревала. В лицензии запишите его пока артефактором — на основании созданной руки! А там как проявится что-нибудь еще, так дополните. Инициация-то у него прошла?

— Я чувствую его силу, но не могу понять, с чем она связана, — признался Видо. — Вы снова правы, живой артефакт — это данность, с которой уже можно иметь дело. К тому же артефакторов обычно не боятся, и даже если начнутся новые выплески, это не вызовет у окружающих страха. Зато всем будет понятно, почему он меня сопровождает — проходит испытание перед присягой в Ордене и выслуживает рекомендации. Даже не обязательно представлять его как моего кофешенка, если это покажется герру Ясенецкому недопустимым или неприятным.

— Ну так давайте позовем и спросим…, а вот и он — легок на помине! — обрадовался Фильц, когда после стука дверь допросной распахнулась, и предмет их разговора появился на пороге с подносом, на котором дымилась пара кофейных чашек и стакан глинтвейна — явно для Фильца.

… — Ходить за вами хвостом, варить кофе и рассказывать всем желающим, как в дикой Московии медведей запрягают в кареты? — уточнил Ясенецкий, выслушав их, и преспокойно заявил: — Запросто!

— Но… раньше вы отказывались, — несколько растерялся Видо. — Не поймите превратно, я чрезвычайно рад, что вы согласились! Просто не понимаю, что с вашей точки зрения изменилось в моем предложении?

— Степень пользы, которую способно принести мое присутствие, — сообщил Ясенецкий. — Вы же сами сказали, что мы едем выяснять обстоятельства чьей-то смерти. Раз вы берете меня с собой, значит, вам нужна помощь, а что еще я могу, кроме как обеспечивать вас приличным кофе и отвлекать на себя излишне любопытных болтунов, пока вы станете работать? Ну а если это нужно, с какой стати я буду упираться копытами и отказываться делать то, что и так делаю здесь, в капитуле?

Фильц хмыкнул с непередаваемым ехидным удовлетворением. Видо, практически слово в слово услышав то, что несколько минут назад говорил секретарь, едва не поперхнулся. Порадовался, что этого не случилось, потому что поперхнуться таким кофе было бы кощунством!

Безумно ароматный, источающий запахи корицы, карамели и еще чего-то пряного, праздничного, а главное, идеально сладкий и густой — он как будто сам проскальзывал в горло, и Видо с трудом заставлял себя не осушить чашку одним махом, словно жадный ребенок. Да только ради такого кофе стоит…

Он прищурился, едва не застонав от наслаждения, и Ясенецкий, поймав его взгляд, слегка улыбнулся — понимающе и одобрительно, совершенно без насмешки, просто как человек, отлично выполнивший какое-то дело и по праву этим довольный.

— Вы совершенно правы, — признался Видо, сделав очередной глоток. — Ваша роль, в основном, будет состоять в отвлечении внимания.

«А еще, — подумалось ему, — я очень надеюсь, что вы сможете совершить для меня чудо. Вы уже совершили одно, доказав, что можете устоять перед соблазнами Той Стороны. Не поддались на посулы и угрозы фамильяра, помогли мне, а тем самым спасли нас всех. С моей стороны в высшей степени недостойно требовать еще чего-то, особенно после того, как я с вами поступил. Но я все же надеюсь на помощь, которую вы мне пообещали. Кажется, больше мне надеяться просто не на что. Конечно, Господь привел вас в этот мир не ради моего спасения, не настолько я самонадеян, чтобы так думать. Но кто может постичь все Его замыслы? Вдруг там и для меня нашлось место, когда Он определял вашу участь?»

— И не вздумайте снова отказываться от жалованья кофешенка, — сварливо заявил Фильц, перекладывая бумаги на столе. — На этот раз я сам готов настоять, чтобы герр патермейстер выдал вам аванс, и прошу потратить его на должный гардероб. Младший граф Моргенштерн не может явиться в обществе со свитой, состоящей из дворника и деревенской ведьмы, нам придется сделать хотя бы попытку выдать вас за приличного человека.

— Заранее вам сочувствую, — сказал ведьмак так серьезно, что Видо не сразу заподозрил насмешку. — Боюсь, что делать из меня приличного человека в понимании вашего общества — сизифов труд. Но попробовать не откажусь и обещаю напрячь все свои способности к маскировке.

* * *

Далекий колокол ударил к вечерней молитве. Покидая допросную, Видо перекрестился и привычно зашептал слова «Милосердия Господня». В часовне лежало тело Клауса, приготовленное к погребению, так что идти туда для молитвы пока не следовало. Нельзя отпевать самоубийцу или молиться над его телом. В часовне же его разместили, чтобы Видо перед похоронами мог совершить над телом экзорцизм — предосторожность отнюдь не лишняя для того, кого погубила Та Сторона. Если бы нашлись доказательства, что Клаус действовал в помрачении рассудка, его могли бы признать невиновным в тяжелейшем грехе самоубийства, но, увы, отчаяние и утрата надежды на милость Господню таковыми обстоятельствами не являются. Напротив, они лишь утяжеляют грех, это как бросить оружие в бою с Той Стороной.

Видо вздохнул. Он боялся признаться себе, что участь Клауса пугает его куда больше обычной смерти. Смерть — лишь ступенька в объятия Господа, если ты был Ему верен и жил согласно Его заповедям. Но безумие… Это темная дорога, ведущая во тьму еще более кромешную, от которой может освободить лишь смерть, приходящая как милосердие Господне.

Он оглядел передний двор и заметил на крыльце главного здания сразу две фигуры. Капитан, стоя у перил, курил трубку, меланхолично разглядывая почти пустой двор, только караульные устроились на привычном месте. А рядом с фон Гейзелем прямо на верхней ступеньке сидел Ясенецкий и…

Видо присмотрелся и изумился. Когда ведьмак попросил выдать ему кое-что из личных вещей, хранящихся в капитуле, они с Фильцем не нашли для этого никаких препятствий. Видо полагал, что речь идет о книге или том странном устройстве из незнакомого материала, но Ясенецкий заявил, что учебник ему ни к чему, а коробочка под названием «ай-фон» требует чем-то ее заряжать, для чего нет никакой возможности. Зато забрал сумку, серебряное огниво и клубки пряжи, которые сейчас разноцветной кучей лежали у него на коленях!

— Я полагал, вы купили это для вашей бабушки! — удивленно сообщил Видо, подходя ближе. — Не подумайте дурного, в вашем занятии нет ничего предосудительного, просто оно… некоторым образом с вами не сочетается.

— Моя бабушка в качестве досуга предпочитает играть на рояле, а также в карты и «Доту», — наполовину понятно ответил ведьмак, ловко вывязывая крючком очередной ряд петель — сейчас нить в его руках была золотисто-желтой, словно сахарный леденец, но перед нею уже темнела мшисто-зеленая полоса. — Она виртуозно расписывает преферанс, а уж как она тащит катки — и тем, и другим залюбуешься! Но крючок и спицы, боюсь, она не держала в руках никогда в жизни.

— Кто же тогда вас учил? — вежливо удивился Видо. Рядом с Ясенецким стояла полупустая чашка кофе, из которой тянуло уже привычным вкусным запахом. Разве что пряностей в этом аромате Видо не заметил, кажется, кофе был чистым. — И… почему вы занимаетесь этим здесь? Не у себя, не в гостиной хотя бы… Просто… там было бы удобнее, разве нет?

Он вдруг смутился, показалось, что это естественное любопытство выглядит неучтиво и вульгарно. Вон, капитана такое соседство ничуть не удивляет, пыхает себе табачком… Впрочем, а что вообще способно удивить матерого вояку?

— У меня нет балкона, — так же непонятно пояснил Ясенецкий. Положил вязание на колени, поднял на Видо взгляд и дружелюбно сказал: — Я могу рассказать, но это займет несколько минут. Вы не против?