Четвертое крыло (ЛП) - Яррос Ребекка

Одна из целей этих басен — научить детей опасности слишком большой власти. Никто не хочет стать венином; это чудовища, которые прячутся под нашими кроватями, когда нам снятся кошмары. И уж тем более мы не хотим пытаться управлять магией без дракона. Но на то они и детские сказки на ночь. Так почему же мой отец оставил мне эту загадочную записку и спрятал ее внутри книги?

"Как ты думаешь, что он хотел тебе сказать?" спрашивает Ксаден.

"Я не знаю. Каждая басня в этой книге о том, что слишком большая власть развращает, так что, возможно, он считал, что кто-то из руководителей развращен". Я смотрю на Ксадена и шучу: "Я бы не удивилась, если бы однажды генерал Мельгрен сорвал маску и показал, что он ужасный венин. От этого человека у меня всегда мурашки по коже".

Ксаден усмехается. "Ну, будем надеяться, что это не так. Мой отец говорил, что венины выжидают время в Барренсах и однажды придут за нами — если мы не будем есть овощи". Он смотрит в окно слева от себя, и я понимаю, что он вспоминает своего отца. "Он сказал, что однажды в королевстве не останется магии, если мы не будем осторожны".

"Мне очень жаль…", — начинаю я, но когда он напрягается, я решаю, что смена темы — это то, что ему действительно нужно. "Итак, с каким беспорядком нам следует разобраться в первую очередь?"

"У меня есть идея, как провести нашу ночь", — говорит он, складывая еще одну стопку одежды на мою кровать.

"О?" Я оглядываюсь и замечаю, как темнеют его глаза, когда он смотрит на мой рот. Мой пульс тут же учащается, мысль о том, чтобы прикоснуться к нему, посылает через меня прилив энергии.

Не влюбляйся в меня…

Его слова прошлой ночью резко контрастируют с тем, как он смотрит на меня сейчас.

Я делаю шаг назад. "Ты сказал не влюбляться в тебя. Ты передумал?"

"Абсолютно нет". Его челюсть напрягается.

"Верно." Я не ожидала, что это будет так больно, как сейчас, и это часть проблемы. Я уже слишком эмоционально вовлечена, чтобы отделить секс, каким бы феноменальным он ни был. "Вот в чем дело. Я не думаю, что смогу отделить секс от эмоций, когда дело касается тебя". Ну, черт, теперь я это сказала. "Мы уже слишком близки для этого, и, если мы снова встретимся, я в конце концов влюблюсь в тебя". Мое сердце заколотилось от поспешного признания, я ждала его ответа.

"Не влюбишься". В его глазах вспыхивает что-то похожее на панику, и он скрещивает руки. Клянусь, я вижу, как он строит защиту против собственных чувств. "Ты не знаешь меня по-настоящему. Не в самой моей сути".

И чья это вина?

"Я знаю достаточно", — мягко возражаю я. "И у нас было бы все время в мире, чтобы разобраться в этом, если бы ты перестал вести себя как эмоциональный трус и просто признал, что ты тоже влюбишься в меня, если мы будем продолжать в том же духе". Он ни за что не сконструировал бы это седло, не потратил бы столько времени, обучая меня драться и летать, если бы не чувствовал чего-то. Ему тоже придется бороться за это, иначе ничего не получится.

"Я совершенно не намерен влюбляться в тебя, Сорренгайл". Его глаза сужаются, и он выверяет каждое слово, как будто я могу воспринять это как-то иначе.

Черт. Это. Он впустил меня. Он рассказал мне о своих шрамах. Он приготовил для меня целый арсенал. Ему не все равно. Он так же вовлечен в это, как и я, даже если он дерьмово это показывает.

"Ой." Я поморщилась. "Ну, очевидно, что ты не готов признать, к чему все идет. Так что да, я думаю, нам лучше согласиться, что это была всего лишь одноразовая вещь". Я заставляю себя пожать плечами. "Нам обоим нужно было выпустить пар, и мы это сделали, верно?"

"Верно", — соглашается он, с опаской на лбу.

"Так что в следующий раз, когда я увижу тебя, я буду вести себя так же спокойно, как ты сейчас, и притворюсь, что не помню, каково это, когда ты скользишь во мне". Теплый и твердый. У него действительно невероятное тело, но он не имеет права диктовать мне, что делать с моим сердцем.

Он идет вперед с ухмылкой, его взгляд греет каждый сантиметр моего тела. "А я просто притворюсь, что не помню ощущения твоих мягких бедер вокруг моих бедер или тех придыхательных звуков, которые ты издаешь прямо перед тем, как кончить". Он проводит зубами по нижней губе, и мне требуется вся моя сила воли, чтобы не втянуть эту губу в рот.

"И я проигнорирую воспоминания о твоих руках, вцепившихся в мои бедра, прижавших меня к шкафу, чтобы ты могла взять меня глубже, и о твоем рте на моем горле. Легко." Мои губы раздвигаются, когда я отступаю, и мое сердце подпрыгивает в лучшем смысле этого слова, когда он следует за мной, прижимая меня к стене.

Его рука лежит рядом с моей головой, когда он наклоняется ко мне, его губы кривятся в полуулыбке. "Тогда, я думаю, я буду игнорировать воспоминания о том, как горячо и скользко ты чувствуешь себя вокруг моего члена, и как ты кричишь о большем, пока все, о чем я могу думать, это как раздвинуть все физические границы, чтобы быть именно тем, что тебе нужно".

Черт. Он в этой игре лучше меня. Тепло обжигает мою кожу. Я хочу его ближе. Я хочу того же, что и прошлой ночью. Но я хочу большего. Его дыхание срывается с моих губ, и я не в лучшем состоянии.

К черту. Я могу получить его, верно? Я могу взять все, что он предлагает, и наслаждаться каждой минутой. Мы можем разнести в клочья все предметы мебели в этой комнате, а потом перебраться в его. Но где мы останемся утром?

Прямо здесь, оба желающие, и только один из нас достаточно смел, чтобы взять, а я заслуживаю большего, чем отношения, которые только на его условиях.

"Ты хочешь меня". Я кладу руку ему на грудь и чувствую, как колотится его сердце. "И я знаю, что это пугает тебя, хотя я хочу тебя так же сильно".

Он напрягается.

"Но вот в чем дело". Я держу его взгляд, зная, что он может сбежать в любую секунду. "Ты не можешь диктовать мне, что я чувствую. Ты можешь отдавать приказы там, но не здесь. Ты не можешь говорить мне, что мы можем трахаться, но я не могу влюбиться в тебя. Это нечестно. Ты можешь уважать только то, что я выбираю. Так что мы не будем делать этого снова, пока я не захочу рискнуть своим сердцем. И если я упаду, то это будет моя проблема, а не твоя. Ты не отвечаешь за мой выбор".

Его челюсть сжимается один раз. Дважды. А потом он отталкивается от стены, давая мне пространство. "Я думаю, это к лучшему. Я скоро заканчиваю школу, и кто знает, где я окажусь. Кроме того, мы с тобой скованы одной цепью из-за Сгаэйл и Таирна, что усложняет… все". Он отступает на шаг за шагом, расстояние больше, чем просто физическое. "Кроме того, со всем этим притворством, я уверен, мы в конце концов забудем, что прошлая ночь вообще произошла".

То, как мы смотрим друг на друга, говорит мне, что никто из нас никогда не забудет. И он может избегать этого сколько угодно, но мы будем оказываться здесь снова и снова, пока он не захочет признать, что это такое. Потому что если я что-то и знаю наверняка, так это то, что я влюблюсь в этого мужчину — если уже не влюбилась, — и он тоже на полпути к этому, осознает он это или нет.

Повернувшись к нему спиной, я подхожу к разбитым половинкам моей метательной мишени и подбираю их, прежде чем вернуться в комнату. "Я никогда не считала тебя лжецом, Ксаден". Я пихаю половинки ему в грудь. "Ты можешь купить мне новую, когда придешь в себя. Тогда мы выпустим пар". Я вышвыриваю отягчающего человека.

…

"Ты слышал, что король Таури празднует здесь День Воссоединения?" спрашивает Сойер, перекидывая ногу через скамейку рядом со мной во время обеда.

"Правда?" Я с усердием набрасываюсь на свою жареную курицу. С тех пор как я каждый день тренируюсь с Карром, мой аппетит напоминает бездонную яму. По крайней мере, он затаскивает меня на вершину горы всего на час в день, но все равно, к завтраку я уже проголодалась.