– Я поняла… – Я опустила голову и раздосадованно ковырнула носком сабатона утоптанный снег, мне оставалось лишь признать наличие рационального зерна в словах наставника.
Все же меч – всего лишь орудие, все зависит от моих рук. Хотелось бы еще самой в это верить…
Армия строилась в колонну, повозки выкатывались на дорогу. Альвин подвел к нам коней и подставил сцепленные в замок ладони, помогая мне сесть в седло.
Короткие лающие команды сопровождали движение войска. Мы приступили к последнему маршу перед прибытием в Алую крепость.
Глава 10
О налаживании контактов и возвращении домой
Что бы там ни говорил Харакаш о необходимости договориться с собственным оружием, мне все равно было не по себе. Хотя бы от мыслей о том, что пробудило это подобие эмпатических способностей у божественного оружия. Да и не было у меня опыта уговоров различных магических артефактов, а уж если учесть, кто именно приложил свою божественную ручку к его созданию…
В очередной раз я убрала пальцы, зависшие в воздухе, от рукояти меча, так его и не коснувшись. Едущий по правую руку от меня Харакаш лишь вздохнул и вернулся к беседе с графом об особенностях морской рыбалки. Как оказалось, Бернард был большим любителем порыбачить, а мастер меча по воле судьбы многое мог про это рассказать. Впрочем, сейчас все сводилось к эпичной истории про то, как тогда еще юный островитянин со своими товарищами оказался в лодке, лодка оказалась снабжена гарпуном, а гарпун оказался в спине какой-то дюже живучей твари, что таскала их за собой едва ли не несколько дней, невзирая на собственные раны.
Вздохнув, я подвинула перекинутый через седло клинок и покосилась в другую сторону, туда, где ехал Альвин.
Мой телохранитель имел столь озадаченное и сосредоточенное лицо, что я решила не отвлекать его бесполезной болтовней – о чем бы тот сейчас ни думал, это явно было важно и требовало какого-то серьезного умственного напряжения. А мне же… Мне просто хотелось оттягивать процесс «общения» с собственным оружием так долго, насколько это возможно. Проще говоря – я боялась меча до дрожи в коленях, но другое оружие мне было по статусу не положено.
Еще раз стрельнув взглядом в обе стороны, я убедилась, что до меня никому дела нет, и, глубоко вдохнув, положила ладонь на рукоять клинка.
Как и в прошлый раз, в начале никаких изменений не произошло. Возможно, это было связано с тем, что рука была в перчатке. Конечно, в прошлый раз это не помешало божественному оружию послать мне целую гамму чувств касательно «казни», но там и ситуация была…
Отголосок от оружия пришел внезапно, так, что я едва сумела сдержаться и не отдернуть ладонь, испытывая глупое отвращение к мечу. Харакаш был прав – это оружие, и оно создано для убийства, так что ожидать от него миролюбия и бабочек весьма странно. Оно закономерно откликается на то, для чего было создано, – на убийства.
Сосредоточившись, я снова обратилась к мечу, пытаясь уловить идущие от него эмоции, но воспоминаний об убийстве комтура, очевидно, надолго не хватило. Скрипнув зубами и мысленно перебрав более-менее цензурные эпитеты, я задумалась – каждый раз вызывать в памяти события прошедшей «милости» – так у меня крыша поедет раньше, чем я до своего ненавистного жениха добе…
Оп! Я почувствовала легкую дрожь под рукой и постаралась зафиксироваться на мысли об Аримане, но закономерно перешла на свои воспоминания о драконьей морде во снах, а потом – о гигантской змее и женщине-змеюке. Дрожь под ладонью не утихала, меч посылал мне настойчивый сигнал «к действию», его лихорадило, будоражило, и он рвался в бой!
Еще пару мгновений подержав эти воспоминания в голове, я осторожно убрала ладонь и выдохнула. По спине градом катился пот, рубахи под стеглом липли к телу, а дыхание было таким, словно я только что пробежала в доспехах стометровку. Почему-то «общение» с мечом давалось тяжело не только в эмоциональном плане, но и в физическом.
Едва только прикосновение с оружием было разорвано, как чужие эмоции исчезли из моего сознания, словно бы их там и не было. Порывисто вздохнув, я аккуратно огляделась. Ничего вокруг не изменилось, только история про четырех островитян, оказавшихся посреди океана, подходила к своему завершению.
– …Гребли посменно, без остановки, почти седмицу. Тварь начала вонять уже на второй день, но мы приманивали на ее куски острозубок, ловили и ели их. Дома нас уже и живыми не чаяли увидеть. Терпеть не могу мясо острозубок! – Харакаш и Бернард рассмеялись, потом их разговор плавно свернул в область кулинарии, окончательно перестав быть для меня интересным.
Короткий, брошенный на Альвина взгляд показал, что мой оруженосец все еще не вынырнул из своих тяжелых дум.
Повесив перевязь с мечом обратно на пояс, я открыла седельную сумку и вытащила молитвенник. Хорошо, что хватило мозгов не оставить в сундуке, а то я бы совсем с ума сошла от скуки и собственных мыслей…
Некоторое время я провела, переворачивая разворот с рисунком на полях во все стороны, но поняв, что с утра ничего не изменилось и эта загадка мне по-прежнему не по зубам, принялась изучать «песни», играющие роль этакого «ключа» к использованию Ато. И если до сего момента я просто читала их как художественный объект, то сейчас то ли от пережитых потрясений мои мозги заработали по-другому, то ли просто мыслительный процесс в подсознании вышел на более высокий уровень, но меня живо заинтересовал один интересный факт. Вся «Песнь Принятия», которой я «самообучилась» от комтура, состояла из одного слова, тогда как в руках у меня была целая книжечка, где самая короткая песнь была представлена целой фразой. И «Песни Принятия» тут, ожидаемо, не было – я специально пролистала весь молитвенник в ее поисках.
Получается, есть еще какие-то песни? Или это какое-то собственное творение комтура?
Понимая, что все ответы на эти вопросы я смогу получить только в Алой крепости (по крайней мере, надеялась на это), я снова вернулась к изучению песенника-молитвенника, выискивая там что-то максимально безопасное для первой пробы. Ситуация осложнялась тем, что сборник в моих руках не содержал инструкций и пояснений, будучи явно рассчитан на достаточно опытного владельца, который будет использовать его как… «Как религиозный атрибут, наверное? Наверняка комтур знал каждую букву наизусть, но тем не менее перечитывал, как некоторые истово верующие перечитывают евангелие, стремясь найти в нем что-то… Что?» Я задумалась над прозвучавшими в голове мыслями. Будучи человеком, далеким от церкви и даже от собственной «народной» религии, я никогда не понимала, зачем читать то, что ты знаешь уже наизусть? В надежде найти что-то, что ускользало от взгляда до этого? Или ища какой-то знак? Может быть, люди находят утешение в читаемых строках как в памятном письме от дорогого человека?
Переведя взгляд на аккуратно прошитые ручным швом, чуть состаренные от времени бумажные листы, собранные в книгу, я попыталась представить, что мог значить этот молитвенник для Ханса.
Мысли, так или иначе, возвращались к смерти храмовника, вызывая неприятный ком в груди и тошноту – уж больно живо вставало перед глазами воспоминание парящей на морозе рассеченной человеческой плоти.
«Ты ведь верил Ей и в Нее до самого конца! Почему все так сложилось, почему ты вдруг сам назвал наивысшую меру наказания… И есть ли другие способы божественной кары вообще? Кому я служу на самом деле и насколько жестокие порядки в Ее культе? Ох…» – От этих мыслей я почувствовала особенно острый приступ тошноты и порывисто вздохнула, привлекая внимание Альвина.
– Ваше высочество? Вы… вам дурно? – Оруженосец что-то видит в моем выражении лица, достает из своей седельной сумки кожаную фляжку, открывает и протягивает мне. – Выпейте, станет легче.
Во фляге оказывается вино – не особо крепкое, но я все равно делаю не больше полутора глотков, памятуя о слабостях этого тела.
– Спасибо, Альвин. – На холоде почти не ощущается вкус напитка, но его кислинка бодрит. В голове действительно чуть проясняется, желудок успокаивается. Вернув фляжку владельцу и проехав пару мгновений в молчании, я заметила внимательные и обеспокоенные взгляды, которые телохранитель кидает в мою сторону, и решила пользоваться случаем.
