Заклинатели войны (СИ) - Голотвина Ольга

Разводя руками пряно пахнущие ветви черноягодника, девушка едва не наступила на человека. Одного взгляда хватило, чтобы понять: это не ловушка.

Немолодой мужчина был обнажён. Ран на теле Айри не увидела, только свежие царапины и ссадины. Бедняга полз напролом сквозь кусты: вон за ним виден след – по мху, по смятой траве, по придавленным, сломанным ветвям.

Он поднял на девушку мутные глаза – никакого удивления, только страдание. И выдавил из себя странное слово, похожее на мычание.

– Что? – переспросила Айри.

Мужчина снова замычал. На этот раз Айри поняла: «Помоги!» Слово прозвучало странно, искажённо, но это было именно оно. Да и о чём ещё мог просить незнакомец?

Вспыхнуло воспоминание, обожгло сердце девушки. Последние слова отца: «Завтра, ещё Номо не успеет подняться к полудню, ты встретишь человека, которому настой будет нужнее, чем мне...»

Отец порой действительно провидел будущее.

Айри склонилась над незнакомцем:

– Лежи тут. Никуда не ползи. Сейчас помогу.

Она побежала к дороге, ловко отводя от лица ветви черноягодника, норовившие её хлестнуть.

Да, придётся извести на этого найдёныша настой. Дотащить его до повозки не хватит сил. А бросить его в лесу... после того как в глаза посмотрела... Нет, это уже не получится.

Дура Айри, дура, дура! Такая же дура, как Плясунья с её крохотным мозгом! Вон она, Плясунья-то: уселась прямо в упряжке, вертит головой, пытается понять, где находится. А её хозяйка связалась с незнакомцем, который вот-вот помрёт!

Подхватив флягу с жидкостью, за которую вчера были отданы все семейные накопления, Айри ринулась назад.

При виде девушки человек попытался подняться на руках. Не получилось, рухнул лицом в мох. С трудом поднял голову. В глазах сквозь боль горела надежда.

Айри села рядом на мох:

– Вот, пей! Это даст тебе силу.

Человек и со второй попытки не смог приподняться. Девушке пришлось положить его голову к себе на колени и влить настой в приоткрытый рот. А потом сидеть и ждать, не снимая найдёныша с колен и гадая: что за чудо ей попалось?

Мужчине уже за сорок. Явно вайти: волосы русые, прямые. Глаза тоже не чёрные, а серые. Но главное – нет утолщённых век, из-за которых шаутис дразнят «жабоглазыми». Самой-то Айри даже нравились эти валики из кожи, в которых пряталось прозрачное «третье веко». Они придавали шаутис вид мудрый, немного усталый. Девочке когда-то тоже хотелось иметь такую прозрачную плёнку, которая прикрывает глаза, когда ныряешь.

И ещё цвет кожи. Такую светлую Айри до сих пор видела только у некоторых алонкеев. Найдёныш бледен, как дохлая рыбка-утрянка. И ухоженный он какой-то, пузцо круглое – явно не из нищей шатии.

Может, его ограбили до нитки и бросили в лесу?..

Ой, не похоже! Бедняга еле жив. Били его? А где следы побоев, покажите-ка! Вот эти царапины и порезы, да? Ха-ха!..

Ждать пришлось недолго. Снадобье и впрямь стоило заплаченных за него денег, до последнего «малька».

Мужчина открыл глаза. Глубоко вздохнул, явно прислушиваясь к своим ощущениям. Осторожно сел. Бросил быстрый взгляд на Айри – и поменял позу, уселся чуть отвернувшись. Надо полагать, чтоб девушка не видела его причиндалы. Да во имя всех богов! Можно подумать, там у него что-то редкостное, чего у прочих мужиков не имеется!

И заговорил...

Вот тут ему удалось удивить Айри!

Медленно, но очень точно, с интонациями Айри, он повторил:

– Лежи тут. Никуда не ползи. Сейчас помогу. Вот, пей. Это даст тебе силу.

Замолчал, вслушиваясь в звучание этих слов, будто припоминая что-то. А затем повернул шею, как только смог, чтобы смотреть Айри в лицо, не меняя позы. И спросил:

– Рис? Фетти? Аркон? Тайрен?

Ни про какой Рис Айри сроду не слыхала. Про Тайрен знала, не дурочка из глухомани! По Аркону они с отцом даже постранствовали.

Да, вопрос был странным. Неужели человек не помнит, на каком он острове?

Но дети дороги привыкли скрывать удивление. Циркачке встречались и не такие чудны́е люди. С невозмутимым видом она ответила:

– Фетти.

Мужчина глянул на неё серыми глазами, из которых исчезло страдание:

– Как твоё имя, девочка?

Этой фразой он сказал о себе очень много. Кем бы он ни был, он не бродяга. У детей дороги за этот вопрос можно и в морду схлопотать. Хуже этого – только начать расспрашивать встречного путника о его прошлом. Спросить надо учтиво: «Как велишь тебя звать?» И пусть собеседник сам назовёт любое имя или кличку, что придёт ему в голову.

А этот – чужак. Не знает обычаев дороги.

Но скрывать девушке было нечего. Она ответила ровно:

– Айри Шарго. Циркачка.

– Ты здесь с цирком? Как это... с труппой, да?

Может, и надо было кивнуть. Но мужчина не казался опасным (а уж на опасность у бродяжки было неплохое чутьё). Поэтому она не стала врать:

– Одна.

– Одна? – удивился мужчина. Явно хотел задать ещё парочку таких же глупых вопросов, но сдержался и спросил о другом: – Куда ты держишь путь?

– В Энир.

– В Энир... – Найдёныш устремил взгляд куда-то мимо лица Айри. – В Энир... Девочка, мне очень надо в Энир. Возьми меня с собой. Сейчас я не могу тебе заплатить. Потом смогу.

Он правильно выговаривал слова. Правильно строил из них фразы. Но в этом было что-то... что-то неправильное.

И с каждым его словом Айри всё глубже погружалась, словно в болото, в непонятную и явно опасную историю. Зачем ей странный незнакомец?

Но отец не бросил бы этого человека у обочины.

– Не голым же тебе идти сквозь кусты, – мрачно сказала Айри. – Сейчас принесу одежду.

Она снова сходила к тележке, убедилась, что Плясунья всё ещё сидит на дороге, и достала из сундука-сиденья цирковой наряд отца.

Когда вернулась – обнаружила, что найдёныш сумел подняться на ноги и стоит, держась за ствол белой пальмы. Увидел Айри – встал боком, вплотную к стволу. Застенчивый, сожри его муравьи!

Впрочем, при виде принесённой одежды он забыл про застенчивость.

– Так одеваются на Фетти? – изумлённо спросил он, приняв из рук Айри пёструю куртку и широченные штаны с подшитой на заднице подушкой.

Айри ответила злым взглядом. Помолчала несколько мгновений, но сдержаться не смогла. Сказала звонко:

– Мой отец был уличным шутом. Он в этом выступал. У него была лишь одна приличная рубаха. И одни штаны. Его в них вчера похоронили. А я...

К глазам подступили слёзы. Циркачка отвернулась.

– Прости, Айри Шарго, – послышался сзади мягкий голос. – Ты права. Это одежда. Сейчас я оденусь...

Нарядившись в шутовской костюм, незнакомец кое-как выбрел на дорогу.

– Садись в тележку, – угрюмо приказала Айри.

– Но... как? – Её новый спутник неуверенно оглянулся через плечо на свой зад, ставший чересчур объёмным.

– Сдвинь подушку набок. И садись на сундук.

– Понял. Сейчас. Меня зовут Майс.

Как будто Айри его об этом спрашивала!

Девушка сняла с Плясуньи колпачок и заставила страусиху подняться на ноги. Та раздражённо попыталась клюнуть хозяйку, промахнулась и зашагала по дороге. Айри шла рядом и приглядывала, чтоб голенастая дура не свернула на обочину попастись.

Незнакомец помалкивал, и Айри была этим довольна. Её не тянуло к беседе.

Впрочем, она заговорила первой, когда тележка очутилась на высоком пригорке. Дорога спускалась, огибая рощицу, и вновь выныривала из-за деревьев. Глазастая циркачка углядела впереди двух всадников, что ехали навстречу тележке. Мелькнули – и скрылись за рощицей.

Айри остановила Плясунью.

– Слушай, найдёныш. Я в твою жизнь не лезу, как сказал карась щуке. Только спрошу: если встретим стражников – сможешь им объяснить, кто ты и откуда?

– Не хотелось бы, – поспешно откликнулся Майс.

– Навстречу едут двое верховых. Если это стражники, то ты – немой.

– Понял... Думаешь, поверят?

– А чего не поверить? У моего отца такой номер был: немой деревенский дурень. Он плясал, прыгал, корчил рожи. И все верили... Вон, они вывернулись из-за рощи, видишь?