Пять королевств Ирландии - Стефенс Джеймс

Сначала была безмолвная ночь, медленно текли минуты — где нет перемен, там нет и времени. Не было ни прошлого, ни будущего, а только отупляюще-бесконечное настоящее, способное растворить в себе разум.

Потом взошла луна, и ее бледный свет пробивался сквозь бегущие по небу облака, почти нереальный, скорее ощущаемый, чем видимый, кажущийся лишь памятью о когда-то виденном свете.

Но глаза Финна были глазами хищника, привыкшего выслеживать добычу во тьме и улавливать малейшее движение. И в этот раз он увидел не фигуру, а лишь ее движение, ощутил присутствие чего-то, что чернее окружающей тьмы, а спустя мгновение — услышал шаги великого сида.

И тут же Финн склонился к копью и сорвал с него ткань.

Затем из темноты донеслись другие звуки — чистые, волнующие ноты прекрасной мелодии, такой чудесной, что не хотелось слышать ничего, кроме нее. Музыка иного мира! Дивный напев сидов! Она зачаровывала разум и вела его за собой, усыпляя волю и заставляя забыть обо всем.

Но Финн склонил чело к наконечнику волшебного копья, тем самым сохранив свой рассудок и чувства ясными и готовыми к битве.

Музыка затихла, и Аллен выпустил изо рта чудовищный язык голубого пламени. Но Финн, как видно, тоже знал толк в магии и выбросил вперед свой заколдованный плащ, поймав им пламя. И ужасный огонь ушел в землю на двадцать шесть пядей. С тех пор место, куда ударил огонь, называют Долиной Плаща, а возвышение, на котором стоял Айллен, — Ардом Огня.

Можете себе представить удивление Айллена мак Мидна, когда он увидел, как его огонь ловит и направляет в землю невидимая рука! А уж испугался он, как может испугаться только маг, который, видя неудачу своих заклинании, догадывается о более могучей противостоящей ему силе.

Ведь он все сделал правильно! Он сыграл на флейте и тимпане, а от их звуков все должны были уснуть! Однако кто-то сумел повернуть пламя…

Айллен собрал всю свою ужасную силу и выпустил новый язык голубого пламени. Огонь сорвался с его уст с ревом и свистом, пронесся и… исчез.

Пришельца из Волшебной Страны охватил ужас. Он развернулся и побежал прочь от этого страшного места, боясь даже подумать о могучем сопернике, должно быть, преследующем его. Так, должно быть, чувствует себя волк, решивший завалить теленка и наткнувшийся на стадо быков.

От страха Айллен забыл, что находится не в своем мире, а в мире людей, где тяжело двигаться и давит даже воздух. В своем собственном мире он бы, несомненно, убежал от Финна, но это был мир Финна, его родная стихия, и летающий бог не мог превозмочь пут земли. Финн догнал Айллена у самых ворот в Волшебную Страну и в последнее мгновение пустил копье.

На Айллена неожиданно опустилась ночь. В глазах его потемнело, рассудок помутился и угас, и не осталось ничего… Он умер, как только острое лезвие Биры пронзило его спину. Финн отсек его прекрасную голову и направился обратно в Тару.

Да славится Финн, смертный, принесший смерть богу и мертвый ныне!

На рассвете он вошел во дворец. В то утро все проснулись рано, желая видеть разрушения, устроенные разгневанным божеством, но вместо этого увидели улыбающегося Финна с головой Айллена в руках.

— Так чего же ты хочешь? — вопросил Ард-Ри.

— Я хочу то, на что имею право, — произнес Финн, — я хочу вести за собой Фианну Ирландии.

— Выбирай, — обратился тогда Конн к Голлу, — либо ты немедленно покидаешь Ирландию, либо ты вложишь свою руку в руку этого героя и признаешь его власть!

Голл сделал то, на что решится не всякий, и сделал он это, ничуть не уронив достоинства.

— Вот моя рука, — сказал он.

И, протянув руку, заглянул в юные, но суровые глаза своего нового Вождя.

Мать Ойсина

Глава 1

Наступил вечер, и люди Фианны решили окончить охоту. Отозвав собак, они спокойной и тихой поступью направились домой. Спокойствию этого вечера было суждено продлиться лишь до завтрашнего утра, и собаки уже предвкушали шумную радость грядущей охоты.

Итак, люди Фианны шли сквозь нежный золотистый сумрак вечернего леса, когда из чащи внезапно выскочила молодая лань, и от вечерней тишины сразу не осталось и следа. Закричали люди, залаяли псы, и началась погоня. Финн всегда обожал охоту и, прихватив верных Бран и Шкьолана [13], он быстро оставил позади своих спутников. В мире не осталось ничего, кроме Финна, двух его собак и гибкой, чудесной лани. Финн, псы, лань; случайные камни, через которые они перескакивали и которые огибали; одинокое дерево, сонно растущее у тропы; куст, дающий прохладную тень, как улей — мед; трава под ногами — все это бесконечно растягивалось, двигалось, ползло, летело, раскачивалось в бешеном ритме погони.

В самые дикие моменты своей жизни Финн ухитрялся задумываться, задумчив он был и сейчас. Обычно он понимал каждое движение своих любимых собак. Вот они дернули головами, вот насторожили уши, вот вильнули хвостами — все эти знаки были ясны ему, как родная речь. Но теперь, во время этой погони, он не мог понять ничего из того, что пытались сказать ему его псы.

Он впервые видел их столь азартно бегущими. Погоня почти полностью поглотила их, но они, вопреки обыкновению, не подвывали от нетерпения и не бросали, ища поддержки, взгляды в сторону хозяина.

Конечно, они оглядывались на хозяина, но такого взгляда Финн понять не мог. В собачьих глазах были вопрос и утверждение, и Финн не понимал, о чем его спрашивают и что ему пытаются объяснить. Снова и снова псы оборачивались на бегу и смотрели — нет, не на Финна — далеко назад, туда, где остались спутники их хозяина.

— Они ищут остальную свору, — сказал себе Финн. — Так вот почему они до сих пор не подали голоса! Ату ее, Бран, — закричал он, — голос, Шкьолан!

Псы обернулись и посмотрели на него уже совершенно непонятным взглядом. Лаять они отказывались, и только бежали в молчании все быстрее и быстрее, пока не слились в одно мчащееся серое пятно.

— Кажется, они не хотят, чтобы остальные псы присоединялись к этой травле, — удивленно пробормотал Финн, пытаясь понять, что же такое происходит в узких собачьих головах.

— Лань бежит быстро, — продолжал размышлять он, покрикивая „Ату!” гончим. — Пожалуй, даже слишком. И она, похоже, еще и бережет силы. Да так ее даже Бран не догонит!

Они мчались по прекрасной зеленой долине, когда лань неожиданно остановилась и спокойно легла на траву, и в глазах ее не было и тени страха.

— Вот это да! — пораженно вымолвил Финн. — Она ведь даже не устала. Тогда зачем ей понадобилось ложиться?

А Бран со Шкьоланом и не думали останавливаться. Они продвинулись еще на дюйм вперед — и вот уже они рядом с ланью.

— Легкая добыча! — с сожалением произнес Финн. — Взять! — выкрикнул он.

Но тут он снова застыл в изумлении — собаки не хотели убивать. Вместо этого они прыгали, играя, вокруг лани, облизывая ее морду, и тыкались носами в ее шею.

Тогда Финн соскочил с лошади, в правой руке сжимая занесенное для удара копье, а в левой — нож. Но ему так и не пришлось пустить их в ход — ведь лань начала играть с ним не хуже его любимых гончих. И когда в ладонь Финна тыкался мягкий теплый нос, тот не всегда знал, собачий он или олений.

И вот с такими странными спутниками он вернулся в Аллен Лейнстерский [14], и люди удивлялись, видя лань и двух собак, самозабвенно прыгающих вокруг Вождя, и не видя остальных охотников, ушедших с ним в тот день.

Когда же остальные охотники вернулись домой, Финн рассказал им об охоте, и все согласились, что эту лань убивать нельзя, а надо, напротив, холить и лелеять, сделав ее ручной ланью Фианны. А кое-кто из тех, кто помнил о волшебном происхождении Бран, говорил даже, что эта лань тоже происходит из сидов.