Системный Творец III (СИ) - Сорокин Александр Сергеевич

На первый взгляд, все выглядело превосходно. У нас обоих были уникальные, мощные классы, открывавшие фантастические перспективы. Орн сиял, как ребенок, получивший самую желанную игрушку. Его мечта, его призвание были наконец-то признаны и усилены самой Системой. Я искренне радовался за него. Видеть этого седого, много повидавшего человека таким… одухотворенным дорого стоило.

Но по мере того, как первый восторг угасал, в комнате повисла тяжелая, невысказанная мысль. Она витала в воздухе, касаясь нас обоих своим ледяным дыханием. Мы переглянулись, и в глазах Орна я увидел то же самое понимание, что и в своих.

Мы находились вне закона.

Империя Санкталия, могущественная и безжалостная, под страхом смерти запрещала наши классы. Аррас и его «Коготь» не стали бы разбираться в нюансах. Для них мы были ересью, которую нужно выжечь каленым железом.

В тишине старого дома, залитого мягким светом утренней зари, мы позволили себе забыть о тяготах. Мы просто радовались. Я — за Орна, за его сбывшуюся мечту, за то, что он выстоял в аду и обрел себя. Он — за возможность творить так, как всегда мечтал, но даже не смел надеяться.

Вскоре силы окончательно покинули старика. Его веки отяжелели, голова склонилась к столу. Мы молча поднялись. Орн, едва держась на ногах, доплелся до кровати и рухнул на нее, мгновенно погрузившись в глубокий, заслуженный сон.

Я еще какое-то время сидел за столом, глядя на его спящее, разгладившееся лицо. В нем не было ни усталости, ни страха — лишь глубокий, детский покой. Затем я тоже поднялся, потушил светильник и прилег на свою постель. Сон пришел быстро и был безмятежным.

А утром, едва первые лучи солнца коснулись подоконника, я уже был на ногах. Оставив Орна досыпать свой счастливый сон, я тихо вышел из дома, поправил топор за поясом и твердым шагом направился на тренировку к Каэлу. Впереди был новый день. День боли, пота и тяжелой работы. День, приближающий меня к Силе.

Глава 9

Утренний воздух был прохладным и свежим. Я направлялся к плацу у северной башни. Здесь, казалось, совсем недавно Каэл и его отец начинали ломать мое хилое тело, закладывая первый, самый болезненный камень фундамента. Сейчас же меня охватило странное чувство легкой ностальгии. Прошедшие недели сжались в плотный, тяжелый слиток опыта, отдаляя ту пору настоящей пропастью.

Плац был пуст, если не считать двух фигур в его центре. Высокий и поджарый Каэл, как всегда, стоял в своей фирменной, слегка расслабленной стойке, но на этот раз его поза была неестественно напряженной. Рядом с ним, широко расставив ноги и скрестив на могучей груди руки, стоял его отец, капитан Горст. Они о чем-то говорили, и даже на расстоянии было видно, что разговор им обоим не нравился. Каэл жестикулировал, его лицо, обычно скрытое маской холодной сосредоточенности, исказили эмоции. Горст же слушал, не двигаясь, как утес, о который разбиваются волны, и его молчание было красноречивее любых криков.

Я замедлил шаг, не желая вторгаться, но несколько обрывков фраз долетели до меня.

— … не понимаю, отец! Это мой шанс! — голос Каэла срывался, в нем слышалось юношеское отчаяние.

— Шанс на что? На славную смерть? Я уже говорил… — ответ Горста был глухим и тяжелым, как удар тупым лезвием.

— Ты говорил! Но ты не видишь! Все меняется! Макс…

— Макс — это исключение, которое лишь подтверждает правило! Я не позволю…

Они обернулись одновременно, словно по команде, заметив мое приближение. Разговор оборвался, повиснув в воздухе недосказанностью. Каэл резко отвел взгляд, сжав кулаки, а капитан тяжело вздохнул, и его плечи на мгновение по-стариковски обвисли.

— Макс. — кивнул Горст в знак приветствия. Его голос вновь обрел ровный, командный тон, хотя в глазах оставалась тень нерешенного спора.

— Капитан. Каэл. — ответил я, подходя ближе.

Каэл лишь коротко кивнул, избегая зрительного контакта. Атмосфера была настолько напряженной, что казалось, ее можно было потрогать.

— Что ж, приступим. — без лишних предисловий объявил Горст. — Нечего терять время.

Началась тренировка. До боли знакомая рутина: изматывающая разминка, силовые упражнения, от которых горели мышцы, отработка стоек и перемещений. Каэл руководил процессом с мрачной, почти злобной сосредоточенностью. Он был строг, как всегда, но сегодня в его строгости чувствовалась какая-то личная неприязнь, словно он вымещал на мне свою досаду. Капитан же оставался в стороне, погруженный в собственные мысли. Его взгляд был устремлен вдаль, но я ощущал его внимание каждую секунду. Он следил за каждым моим движением, и стоило мне хоть немного сбавить темп или выполнить упражнение не в полную силу, как его тихий, но весомый голос немедленно вносил коррективы. Халтуры он не терпел.

Наконец настало время спарринга. Мы с Каэлом встали друг напротив друга, сжимая в руках деревянное тренировочное оружие. Обычно эти схватки оборачивались для меня быстрым и болезненным уроком смирения. Каэл, прошедший годы тренировок и обладавший врожденными рефлексами, был на голову выше меня. Но сегодня что-то изменилось.

Первую его атаку, резкий выпад в шею, я не просто парировал, а увидел ее начало еще до того, как напряглись его мышцы. Мое Боевое Чутье, отточенное в аду Великого Леса, тихо щелкнуло в сознании, и тело послушно среагировало, уходя с линии атаки и ставя блок. Деревянные клинки соприкоснулись с глухим стуком.

Каэл замер, словно пораженный молнией. Секунда замешательства — и он вновь ринулся в атаку. На этот раз была стремительная, виртуозная серия их трех ударов, куда более сложная. И снова я успевал. Мое тело не просто реагировало — оно опережало его движения. Скорость, обретенная после всех испытаний, теперь была не абстрактной цифрой в статусе, а реальным ощущением. Мышцы отзывались мгновенно, ноги несли меня по плацу легким, уверенным шагом, дыхание оставалось ровным.

Я не просто оборонялся, а видел мельчайшие бреши в его защите — мимолетные, почти неуловимые прорехи, на которые раньше мне не хватало ни скорости, ни смелости обратить внимание. В один из моментов, когда его меч, увлеченный инерцией после мощного рубящего удара, на мгновение застыл чуть дальше обычного, я сделал короткий выпад вперед и нанес точный контрудар. Деревянное лезвие моего топора легко коснулось его груди.

Мы замерли. Каэл уставился на точку касания, его лицо исказилось от изумления. В глазах читалось непонимание. Я и сам был слегка шокирован. Комплексное развитие навыков — Путь Закаленного Тела, Боевое Чутье, уроки Вальтера по разрушению шаблоном — все это сплелось воедино, создав новую картину. Я стал сильнее, увереннее и обрел гармонию.

— Продолжаем. — пробормотал Каэл, и в его голосе впервые прозвучала оскорбленная гордость.

Сын капитана бросился в атаку с удвоенной яростью, пытаясь задавить меня скоростью и силой. Но чем свирепее был натиск, тем больше ошибок он совершал. Его движения, всегда такие отточенные, теперь были искажены гневом, а гнев — плохой советчик в бою. Я парировал, уворачивался, и мои ответные удары снова находили цель. Один, второй, третий раз. После череды поражений Каэл отскочил, отшвырнул деревянный меч, и тот, пролетев несколько метров, с сухим треском ударился о стену башни. Его лицо пылало.

— Вот видишь⁈ — он не смотрел на меня, его взгляд был прикован к отцу. — Очередное доказательство! Он тренировался меньше меня! В разы меньше! А теперь… он…

Каэл не смог подобрать слов, лишь с силой сжал кулаки, и его пальцы побелели. Так вот о чем они спорили! Каэл, видя мой прогресс, рвался пройти Инициацию, жаждал получить Системную силу, что так быстро преобразила меня. А капитан, познавший на своей шкуре, что Инициация — не легкая прогулка, а битва на смерть, не хотел отпускать своего единственного сына.

Я стоял, переводя дыхание, и чувствовал себя неловко. Где-то в глубине души, в той части, что хранила воспоминания о моей прошлой, взрослой жизни, я понимал капитана. Он видел истинную суть Инициации и знал, какую цену придется заплатить за обретение силы. Как любой отец, Горст пытался уберечь своего ребенка от этой мясорубки. Но я понимал и Каэла. Ему было семнадцать. В нем бушевал гормональный шторм, жажда самоутверждения, стремление доказать отцу и всему миру, что он уже не мальчик, а воин. Тот факт, что я, его недавний ученик, которого Каэл с легкостью укладывал на лопатки, теперь мог сражаться с ним на равных, а порой и одерживать верх, лишь подливал его юношеский максимализм. Это был весомый, неоспоримый аргумент в его внутреннем споре. Сомневаюсь, что капитану удалось бы переубедить Каэла. Логика и доводы разбивались о скалу юношеского пыла.