Хождение Восвояси (СИ) - Багдерина Светлана Анатольевна

– Пресвятые титьки Мимаситы!..

– Заклинание скорости Янамото!

– Аккумуляция по Амбари Сусеки!

– Амбари-швамбари!

– Ловите его!!!..

Девять вамаясьцев, двое лукоморцев и один амулет Тишины вскочили на ноги и бросились в погоню, отчаянно жалея, что не могут последовать за беглецом по пробитому им ходу.

Что бы ни глаголили им предчувствия, реальность превзошла все ожидания. Когда преследователи выскочили на поверхность [264], первое, что им бросилось в глаза, был сундук. На бреющем полёте он прошел над головами спешно залегшего отряда так, что волосы шевельнулись на затылке, и зубодробительный раскат грома сотряс Запретный город, срывая черепицу и листву.

– С дуба падали листья ясеня…

Ослепительная паутина молний прочертила ночное небо, заставив побледнеть даже луну – это амулет Грома пронесся над ними, мечась и кувыркаясь, как Янамото Навернуси, изобретший истребитель восьмого поколения.

– Мы должны его поймать! – выкрикнул Икота, приподнимаясь на четвереньки.

– Хорошо, что рабочие и охрана разбежались… – пробормотал кто-то рядом с Лёлькой.

Она подняла голову и увидела в полушаге от себя Нерояму. Словно затылком почувствовав шевеление, он обернулся и строго уставился на детей.

– И все здравомыслящие люди поступили бы мудро, если б тоже бежали отсюда немедленно.

"Он нас… не видит… пока… Почувствуй себя… единой с природой… укройся больше…" – торопливо прошептал голос Тихона в ее голове. Лягух уже не сидел у нее на загривке, а бессильно свисал с плеч, как гламурный воротник после неудачной химчистки, держась на честном – не исключено, что волшебном – слове.

– Я тучка, тучка, тучка… а вовсе не княжна… – беззвучно прошевелила губами девочка первое, что пришло в голову, медленно сдавая назад, чтобы в порыве заклинательского пыла маг не двинул ей или Ярику кулаком по лбу. Нерояма озадаченно нахмурился, поднял ладонь и покачал головой:

– Ай-яй-яй. Кажется, дождик начинается…

Раскат грома и пучок молний размером с гигантский веник последовали тут же, заставляя чародеев снова броситься наземь. Но надо было отдать им должное: даже в горизонтальном положении времени они не теряли. Бормоча и сталкиваясь лбами, маги ползали, раскладывая по вытоптанной до последней травинки земле какие-то камни, ажурные узлы из разноцветных шнуров, черепаховые панцири и прочие странные предметы, втыкали в пересечения линий благовонные палочки и чертили взмахами ритуальных вееров, украшенных жемчугом и опалами, что-то похожее на солнышко, каким рисовала его Лёлька года в два.

Сундук времени тоже не терял. Спалив всю растительность на горе, он врезался в ее склон – и комья обожженной земли полетели во все стороны, накрывая волшебников и их чертежи. Земля содрогнулась, будто пьяно икнула.

– Нагулялся и просится обратно? – без особой надежды предположил Ярик.

Сундук, то ли подтверждая, то ли опровергая его домысел, сделал круг над беседками, обступавшими Мишаню, в треске молний и ломаемого дерева снося все крыши вместе со столбами, и снова врезался в гору, вышибая фонтаны раскалённой земли. Запахло палёным камнем. Факелами вспыхнули сакуры на склонах. Ночные небеса стал затягивать черный дым, заставляя любопытную луну подмигивать со скоростью нервного тика.

Исподтишка подобравшись к краю солнцеграммы, княжна занесла было над ней руку, чтобы стереть или что-нибудь подрисовать, но в последний момент засомневалась.

– Тихон. Эй, Тихон! Можно?..

Тот не отвечал несколько секунд, и девочка уже было подумала, что он не слышит, или уже не может говорить, но слабый шепот всё же коснулся ее сознания:

"Ненавидит… свою тюрьму… Покончит с ней… займется людьми… Ненавидит… людей…"

– Тогда нельзя? – уперлась Лёлька в ожидании точных и недвусмысленных инструкций. Лукоморской народной самодеятельности ей хватило внизу.

"Поймать… Не могу дотягиваться… чтобы закрывать… Надо ближе…"

Кажется, в кои-то веки, их цель совпала с направлениями трудов вамаясьцев.

Торопливо выстроившись на коленках у кончиков лучей, чародеи втянули головы в плечи, словно при нападении взбесившегося сундука это могло помочь от расплющивания или испепеления, вытянули вперёд и вверх свои кристальные бруски, образовывая солнышко – испуганное, чумазое, в подпалинах на дорогом шелке кимоно и соприкоснулись. Солнцеграмма ожила васильковым светом – сперва робко, потом всё ярче и уверенней, и вот уже из брусков, тоже сияющих лазурью, стал подниматься голубоватый дымок.

– Горят? – Ярик опасливо потянул сестру за рукав.

– Перегрелись? – недоуменно сдвинула брови Лёлька.

Сундук, не замечая изменений, увлеченно долбил Мишаню с противоположной стороны, рассчитываясь, похоже, за каждый проведенный в неволе день.

Лягух молчал, как подобает воротникам, и девочка на всякий пожарный попятилась – и бросилась наземь, роняя брата: амулет Грома вернулся, скрежеща багровыми молниями. Но чародеи, вместо того, чтобы бросить всё и попытаться быстро вырыть окоп, а лучше погреб, выкрикнули "Вассё!" – и дымок, собиравшийся всё это время в мутный ком, внезапно пыхнул и превратился в сеть. Сияющей кометой взвилась она навстречу сундуку, промахнулась, кинулась в погоню, но, не пролетев и нескольких секунд, поблекла и опустилась на землю, белесая и бесформенная, как прихворнувшая медуза. Пучок молний из брюха сундука добил её и рассеял в ночи.

Вторая попытка – когда чародеи откопали себя из-под опаленной щебенки и на скорую руку восстановили солнцеграмму, закончилась так же.

"П… прим… ма… нить…" – как ветерок от взмаха крыльев комара прошелестел голос Тихона после третьей неудачи.

– Приманить? Как? На что? – прошипела девочка, пока Ярик шепотом отплевывался от набившейся в рот земли. Но лягух молчал.

Как приманивают спятившие с ума – или с добра, что у них внутри – заколдованные сундуки, Лёка не знала, но справа от нее только что выбрались из воронок целых девять человек, для которых это было профессией. Оставалось только подсказать им правильный курс действий и самоустраниться почивать на лаврах. Ухватив Яра за руку – для верности – она подползла на четвереньках к ближайшему чародею, не опознаваемому под слоями грязи и пыли и бранящемуся как извозчик, и загробным голосом промычала:

– Примани сунду-у-у-ук, учении-ик Ве-ечного-о-о!

– Ч-чего? – споткнулся маг на половине самого заковыристого на этот вечер проклятья в адрес амулета Грома, его создателей, создателей его создателей, их богов, кумиров, коз, собак и даже тараканов. Оглянувшись по сторонам и не приметив никого, кроме коллег, он помотал головой, вытрясая попавшие не по адресу звуки, и повернулся к солнцеграмме.

– Пахудэй-сан! Примани! Сундук! Кому говорят! – четко повторила девочка и, убедившись по округлившимся без всякой пластической магии глазам вамаясьца, что безраздельно завладела его вниманием, повторила: – Сундук приманить надо!

– К-кто… это… с-сказ-зал?

– А ты разве не догадываешься? – загадочно вопросила княжна, усиленно стараясь сообразить, кто бы посреди выжженного полигона мог молвить советы в спину первым ученикам человеческим голосом. – Подумай хорошенько…

Огорошенное выражение лица волшебника сменилась недоуменным, потом – "а я сошел с ума, а я сошел с ума, ах, какая досада", и когда Лёлька уже собиралась ползти к следующему вамаясьцу, обругав этого телепенем контуженным, он приподнялся на колени и воззвал к коллегам:

– Я понял! Я прозрел! Благородные сенсеи! Уважаемые ученики! Просветление постигло меня скоропостижно!.. если можно так выразиться…

– А если нельзя? – оторвался от подновления солнцеграммы Кошамару, недовольный прерыванием.

– Если нельзя, я буду молчать, – поник Пахудэй с видом мученика перед костром.

– Говори, – нетерпеливо взмахнул веером Тонитама.

– Благодарю, о сенсей! Услышьте вы первым, что солнцеликая Мимасита только что обратилась ко мне! Она посоветовала сундук приманить!