Звонарев, ответственный за танковое подразделение, лично контролировал разгрузку.
— Сроки отправки? — спросил я, глядя на горы деталей и узлов.
— При наличии всего необходимого оборудования — два дня, — ответил Звонарев. — Но можно ускорить, если работать в три смены.
— Действуйте, — кивнул я. — Время работает против нас.
К вечеру второго дня подготовки неожиданно возникла проблема, которую я предвидел, но надеялся избежать. В штаб прибыл Степаненко, начальник особого отдела ОГПУ Читинского гарнизона. Высокий, худощавый человек с холодными глазами и неприятной привычкой прищуриваться при разговоре.
— Товарищ Краснов, — начал он без предисловий, — мне доложили о необычной активности в гарнизоне. Перемещение техники, подготовка какой-то операции. Как начальник особого отдела, я должен быть в курсе всех деталей.
Я понял, что столкнулся с еще одним представителем местной бюрократии, причем более опасным, чем Забродин. Степаненко мог серьезно осложнить подготовку, если решит, что его авторитет подорван.
— Товарищ Степаненко, — я жестом предложил ему сесть, — полностью понимаю вашу озабоченность. Действительно, мы готовим специальную операцию по прямому указанию Москвы.
— Какого характера операция? — Степаненко подался вперед. — И почему особый отдел не был проинформирован заранее?
Я решил действовать напрямую, понимая, что уклончивые ответы только усилят подозрительность чекиста.
— Взгляните на эти документы, — я протянул ему папку с полномочиями эмиссара и шифропечать. — Как видите, я действую с особыми полномочиями от ЦК партии и правительства. Операция имеет высший уровень секретности. Детали могу сообщить только лицам с соответствующим допуском.
Степаненко внимательно изучил документы, особо задержавшись на личной подписи Сталина.
— Впечатляет, — произнес он, возвращая папку. — Но это не объясняет, почему особый отдел не был уведомлен. Моя обязанность обеспечивать государственную безопасность в зоне ответственности.
— Вы абсолютно правы, товарищ Степаненко, — кивнул я. — И именно поэтому я планировал встретиться с вами завтра утром, после завершения первичной подготовки. Вот шифрограмма от товарища Менжинского, адресованная лично вам.
Я передал ему конверт, полученный перед отъездом из Москвы специально для таких случаев. Степаненко вскрыл печать и прочитал содержимое. Выражение его лица постепенно менялось, становясь все более почтительным.
— Прошу прощения за недоразумение, товарищ эмиссар, — наконец произнес он совсем другим тоном. — Разумеется, особый отдел окажет вам всестороннюю поддержку. Если потребуются дополнительные сотрудники для обеспечения безопасности или контрразведывательных мероприятий, они в вашем распоряжении.
— Благодарю за понимание, — я слегка улыбнулся. — Думаю, нам действительно потребуется содействие особого отдела. Особенно в части контроля за возможными японскими агентами в приграничной полосе.
Последующий разговор прошел конструктивно. Степаненко оказался опытным контрразведчиком с хорошим знанием обстановки в регионе. Его информация о японской агентуре дополнила данные Климентьева, создавая более полную картину.
Когда чекист ушел, я вызвал Александрова.
— Первые препятствия преодолены, — сообщил я. — Местные власти обеспечат полное содействие. Но нужно ускорить подготовку. Время сжимается.
— Понимаю, — кивнул Александров. — Что с планом выдвижения?
— Корректируем с учетом последних разведданных. Основная колонна выходит через три дня. Передовой отряд на сутки раньше, для разведки маршрута и подготовки промежуточных пунктов остановки.
Мы еще долго обсуждали детали предстоящего марша, расположение сил, порядок связи. Александров, как опытный военный, предложил несколько ценных идей по организации охранения колонны на марше и в местах стоянок.
Следующий день прошел в непрерывной работе. К полудню заработала закрытая линия связи с Москвой, специальный аппарат с системой шифрования, установленный в отдельной комнате штаба. Я лично проверил качество связи, переговорив с Ворошиловым.
— Как обстановка, товарищ Краснов? — голос наркома звучал с легкими помехами, но вполне разборчиво.
— Подготовка идет по плану, товарищ нарком, — доложил я. — Возникли некоторые затруднения с местным руководством, но все улажено.
— Отлично. Докладывайте ежедневно в это же время. При необходимости можете запрашивать дополнительные ресурсы или людей.
— Понял, товарищ нарком. Что с международной обстановкой?
— Напряженная. Японцы активизировались на всех направлениях. Усилили группировку в Корее, перебросили дополнительные части в Маньчжурию. Лига Наций обеспокоена, но как обычно, ограничивается дипломатическими нотами.
После разговора с Ворошиловым я связался с Лужковым, чтобы уточнить детали по «Катюшам».
— Бронебойные головки готовы, — сообщил главный конструктор. — Пятьдесят штук отправлены спецрейсом. Прибудут завтра к вечеру. Проникающая способность впечатляющая, броня до тридцати миллиметров пробивается на расстоянии до километра.
— Именно то, что нужно для японских бронеавтомобилей, — одобрил я. — А что с дальнобойными снарядами?
— Тоже отправлены. Тридцать штук. Дальность увеличена до шести с половиной километров, но точность ниже. Подходят для обстрела укрепрайонов и аэродромов.
К вечеру я собрал всех руководителей подразделений для финального инструктажа.
— Товарищи, — начал я, разворачивая карту на столе, — через двое суток выступает передовой отряд. Задача — разведка маршрута, подготовка промежуточных пунктов остановки, обеспечение скрытности продвижения основных сил.
Я указал на отмеченные на карте пункты:
— Здесь, здесь и здесь будут оборудованы заправочные пункты. Сюда заранее доставят горючее, воду, продовольствие. Особое внимание — маскировке. Никаких следов нашего присутствия после убытия.
Александров, возглавлявший охрану и безопасность, дополнил:
— На всех этапах маршрута выставляется боевое охранение. Система паролей меняется ежедневно. Радиосвязь только в экстренных случаях, с обязательным шифрованием.
Мы еще долго обсуждали каждую деталь предстоящего марша, отрабатывая возможные ситуации и действия при непредвиденных обстоятельствах. К полуночи план был окончательно утвержден.
Поздно вечером, когда основная работа была завершена, ко мне в кабинет зашел Архангельский. Геолог выглядел задумчивым.
— Леонид Иванович, — начал он, присаживаясь в кресло, — меня не покидает ощущение, что вы знаете гораздо больше, чем говорите. Не только о нефтяном месторождении, но и о многом другом.
Я внимательно посмотрел на своего соратника. Архангельский был не только блестящим специалистом, но и проницательным человеком.
— Что конкретно вас смущает? — спросил я.
— Ваша уверенность, — ответил он. — Вы действуете так, словно заранее знаете, что и где произойдет. Мы уже обсуждали это. Но, тем не менее, я вынужден сообщить, что меня не покидают странные чувства.
Я помолчал, обдумывая ответ. Архангельский был одним из самых доверенных людей в моей команде. Мы прошли вместе не одну экспедицию, делили опасности и трудности. Но даже ему я не мог раскрыть всю правду о своем происхождении.
— Андрей Дмитриевич, — наконец ответил я, — каждый человек имеет свои методы анализа информации. Я использую комплексный подход, сопоставляя множество факторов. Иногда это позволяет предвидеть развитие событий с высокой точностью.
Архангельский покачал головой:
— Нет, Леонид Иванович, дело не только в анализе. Это что-то большее. Иногда мне кажется, что вы пришли из другого времени, из будущего, и точно знаете, что должно произойти.
Эти слова заставили меня внутренне напрячься. Слишком близко к истине.
— Интересная гипотеза, Андрей Дмитриевич, — я позволил себе улыбнуться. — Но боюсь, реальность более прозаична. Просто опыт, интуиция и хорошая информационная сеть.
Геолог не выглядел убежденным, но решил не настаивать.
