И, конечно, Варвара Загорская, невысокая решительная женщина с короткой стрижкой, талантливый инженер-моторист, при виде которой невольно екнуло сердце.
Отдельно от всех держался Борис Ильич Вороножский, эксцентричный химик с взлохмаченными седыми волосами, создатель уникальных катализаторов для нашего топлива. Он что-то нашептывал пробирке, которую держал у губ. Работу в Институте нефти и газа химик совмещал с деятельностью на автозаводе.
При виде меня все оживились.
— Леонид Иванович! — Варвара подошла с папкой чертежей. — У нас потрясающие результаты по расходу топлива в новой модификации «Полет-Д»!
— Потом, Варвара Никитична, — я улыбнулся, невольно вспомнив наш недолгий роман прошлого года. — Сначала общее совещание.
В просторном кабинете Бойкова мы расположились вокруг длинного стола. Я достал из портфеля документы.
— Товарищи, наш эксперимент получил официальное одобрение Сталина, — начал я, и по комнате пронесся гул удивления. — Горьковский автозавод становится опытной площадкой для внедрения «промышленного НЭПа» в масштабах всей страны.
— То есть то, что мы делали полуофициально, теперь легализовано? — уточнил Звонарев.
— Именно. Теперь нам нужно систематизировать все наши новации и подготовить детальную документацию для распространения опыта.
Я разложил на столе схемы и графики.
— Давайте пройдемся по ключевым моментам, — я постучал карандашом по первой схеме. — Система материального стимулирования рабочих. Валериан Степанович, поделитесь результатами.
Бойков встал, поправляя пиджак на крупном животе:
— Мы разделили всех рабочих на три категории по квалификации. Базовая ставка плюс сдельная оплата. Дополнительно премия за экономию материалов и отсутствие брака. В результате производительность труда выросла на сорок два процента за четыре месяца.
— Сорок два! — воскликнул я. — Отличный показатель. Нестеров, что по техническим инновациям?
Главный инженер подошел к схеме:
— Главное достижение — система управления качеством. На каждый узел персональное клеймо сборщика. Брак теперь легко отследить до конкретного рабочего. Плюс межоперационный контроль.
— А как с хозрасчетом между цехами? — спросил я.
— Внедрили полностью, — ответил Бойков. — Каждый цех теперь как отдельное мини-предприятие. Внутренние расчеты ведем в условных единицах, «производственных рублях». Цех может «заработать» дополнительные средства на премирование или даже улучшение условий труда.
— Это самое интересное, — я подошел к доске и начал чертить схему. — Фактически, мы создали внутренний рынок на предприятии. Литейный цех «продает» детали механическому, тот — сборочному. У каждого свой лицевой счет, свой бюджет.
— И это здорово мотивирует руководителей среднего звена, — добавил Нестеров. — Мастера и начальники цехов теперь заинтересованы не просто выполнить план, а сделать это с минимальными затратами и максимальным качеством.
В этот момент в кабинет заглянул запыхавшийся молодой рабочий:
— Товарищ Бойков! На конвейере представители РКИ, Рабоче-крестьянской инспекции!
Директор завода обеспокоенно посмотрел на меня:
— Это странно. Обычно нас предупреждают о проверках заранее.
— Похоже, наши успехи кому-то не дают покоя, — я усмехнулся. — Что ж, пойдемте встретим проверяющих. Заодно покажете мне конвейер в действии.
Мы спустились вниз и направились в главный сборочный корпус. Гигантское помещение с высокими потолками заполнял рокот моторов и лязг металла. По движущейся ленте конвейера перемещались кузова грузовиков «Полет», на каждой станции рабочие добавляли новые детали и узлы. Система, вдохновленная фордовскими заводами, но улучшенная нашими инженерами.
Возле пульта управления стояли трое мужчин в строгих костюмах, с папками и блокнотами. Увидев нашу группу, старший из них, лысоватый человек с колючим взглядом, шагнул навстречу:
— Глебов, Рабоче-крестьянская инспекция. Внеплановая проверка соблюдения трудового законодательства.
— Валериан Бойков, директор завода, — представился Бойков, пожимая протянутую руку. — Чем можем помочь?
— Поступили сигналы о нарушениях в системе оплаты труда, — сухо ответил Глебов. — Необоснованная дифференциация зарплат, создание нетрудовых доходов…
Я выступил вперед:
— Леонид Краснов, директор-распорядитель «Союзнефти» и куратор этого предприятия. Все внедренные здесь системы оплаты труда санкционированы постановлением СТО №487 от 14 октября 1931 года.
— Какое постановление? — Глебов выглядел озадаченным. — У нас нет информации…
— Совершенно секретно, — я многозначительно понизил голос. — Специальный экономический эксперимент по указанию товарища Сталина. Вот документы, — я достал из портфеля копию постановления с гербовыми печатями.
Инспектор изучал бумаги с нарастающим замешательством. Его коллеги нервно переглядывались.
— Я должен проверить эти сведения в центральном аппарате, — наконец сказал он, возвращая документы.
— Проверяйте, — кивнул я. — А пока предлагаю показать вам наши достижения. Возможно, вас заинтересует рост производительности труда на сорок два процента? Или снижение себестоимости продукции на двадцать процентов?
Цифры произвели впечатление. Инспекторы заметно смягчились.
— В Москве действительно говорят о каком-то эксперименте, — пробормотал младший из них. — Товарищ Куйбышев упоминал на последнем заседании госплановской коллегии…
Мы продолжили экскурсию по заводу. Я специально задерживался возле рабочих мест, беседуя с рабочими:
— Как вам новая система оплаты?
— Отличная система, товарищ начальник! — ответил немолодой сборщик, не отрываясь от работы. — Раньше получал шестьдесят рублей, теперь выходит все девяносто, а то и сто. За сентябрь, скорее всего, получится еще больше!
В механическом цехе молодой токарь с энтузиазмом рассказывал:
— У нас теперь соревнование между бригадами. Доска показателей висит на видном месте. Моя бригада три недели держит первенство по качеству обработки. Премия в прошлом месяце вышла двадцать пять рублей!
Инспекторы РКИ делали пометки в блокнотах и хмурились все меньше. Когда обход закончился, Глебов сухо заявил:
— Мы изучим полученную информацию и направим запрос в центральное управление для подтверждения законности эксперимента.
После ухода проверяющих Бойков вытер пот со лба:
— Как думаете, Леонид Иванович, кто их прислал?
— Догадываюсь, — я помрачнел. — У нас много оппонентов на самом верху. Но пока Сталин на нашей стороне, они могут только кусать локти.
Мы продолжили осмотр. В инструментальном цехе Руднев и Циркулев с гордостью демонстрировали уникальные станки собственной конструкции:
— Точность обработки до пяти микрон! — восторженно объяснял Руднев. — Нигде в мире такого не делают!
В лаборатории Вороножский колдовал над пробирками:
— А вот мой новый катализатор, Николаус Третий! — он бережно поднял колбу с голубоватой жидкостью. — Увеличивает октановое число бензина на двенадцать единиц! Теперь двигатели будут работать как швейцарские часы!
День близился к вечеру, когда мы вернулись в кабинет Бойкова для подведения итогов.
— Все работает даже лучше, чем я ожидал, — признал я, разглядывая графики производительности. — Теперь нам нужно документировать каждый аспект внедрения. Я направляю к вам группу экономистов для изучения опыта.
— А если проверки продолжатся? — спросил Нестеров.
— Будем действовать по обстоятельствам. Самое важное — не останавливать эксперимент. Слишком многое поставлено на карту.
Варвара, сидевшая рядом, тихо спросила:
— Леонид Иванович, а если не получится? Если эксперимент признают неудачным?
Я посмотрел на нее, решительную женщину-инженера, пробившую себе дорогу в мужском мире машиностроения, и ответил:
— Получится, Варвара Никитична. Мы не имеем права на провал. От нас зависит не только судьба завода, судьба всей страны.
