Вечером, вернувшись в гостиницу, я отправил телеграмму Орджоникидзе: «Первый этап внедрения Уралсиб успешен. Поддержка местного руководства обеспечена. Начали практическую работу на Нижнетагильском комбинате. Продолжаю по графику. Л. Краснов.»
Глава 7
Госплан
Московский воздух пах зимой, хотя на календаре еще осень. Мелкий снег, падающий с бледного утреннего неба, не задерживался на мостовых, но уже украсил крыши домов тонким белым покрывалом. Город просыпался медленно, тяжело, как огромный механизм, которому требуется время, чтобы набрать обороты.
Из окна служебного автомобиля я наблюдал за пробегающими мимо зданиями московского центра. После интенсивной уральской поездки столица казалась иной, суетливой, бюрократической, далекой от реального производства.
Здесь, в кабинетах Госплана, ВСНХ и других учреждений, принимались решения, определявшие жизнь заводов и фабрик по всей стране. Без согласования с этими московскими штабами индустриализации любая инициатива на местах была обречена.
Автомобиль остановился у массивного здания Госплана на Охотном ряду. После успешного старта эксперимента в Урало-Сибирском регионе настало время согласовать нашу систему с общегосударственным планированием.
— Товарищ Вознесенский уже прибыл, Леонид Иванович, — доложил Головачев, сверяясь с записной книжкой. — Ожидает в комнате для совещаний на третьем этаже.
— А Куйбышев?
— Должен подойти к одиннадцати. Также подтвердили участие Струмилин, Берзин и представитель Наркомфина Левин.
Тяжелые двери Госплана распахнулись, пропуская нас внутрь. В вестибюле группа сотрудников в строгих костюмах оживленно обсуждала последние данные по угольной промышленности.
Кто-то возбужденно размахивал руками, пытаясь доказать точность каких-то расчетов. По широкой мраморной лестнице спускался седовласый мужчина с портфелем, туго набитым бумагами.
Храм планирования, средоточие экономической мысли молодого советского государства, работал на полных оборотах.
В просторной комнате для совещаний на третьем этаже меня встретил Николай Алексеевич Вознесенский. Молодой экономист склонился над разложенными на столе диаграммами и графиками, делая пометки карандашом. Увидев меня, он поднялся, поправляя очки на переносице.
— Леонид Иванович! — его глаза загорелись энтузиазмом. — Я подготовил всю теоретическую базу согласно вашим указаниям. Проработал три варианта интеграции наших экспериментальных предприятий в общую систему планирования.
Я пожал ему руку и осмотрел разложенные на столе документы.
— Отлично, Николай Алексеевич. Нам предстоит непростой разговор с Валерианом Владимировичем. Куйбышев человек системы, для него любое отклонение от привычных методов планирования равносильно ереси.
— Я подготовился к возможным возражениям, — Вознесенский развернул большую схему, изображающую связи между планом и хозрасчетом. — Вот основная идея — двухуровневая система показателей.
На схеме четко разделялись две группы показателей, обязательные и рекомендательные. Вознесенский постучал карандашом по верхней части схемы:
— Обязательные показатели остаются незыблемыми: объем производства в натуральном выражении, фонд заработной платы, номенклатура стратегической продукции. По ним отчетность ведется в обычном порядке, никаких отклонений.
— А в рекомендательные что включаем? — спросил я, изучая нижнюю часть схемы.
— Себестоимость продукции, качественные показатели, расширенный ассортимент, распределение ресурсов внутри производственного процесса, — Вознесенский перечислял пункты, отмечая их на диаграмме. — Здесь предприятия получают оперативную самостоятельность в рамках общего плана.
Двери открылись, и в комнату вошел Станислав Густавович Струмилин, один из старейших советских экономистов, высокий сухопарый человек с аскетичным лицом и пронзительным взглядом.
— Здравствуйте, Леонид Иванович, — он пожал мне руку. — Наслышан о вашем эксперименте на Урале. Интересная концепция, хотя и не лишенная противоречий.
— Всякий эксперимент, Станислав Густавович, содержит противоречия, — ответил я с улыбкой. — Иначе это не эксперимент, а простое повторение известного.
Постепенно комната заполнялась участниками совещания. Появился Левин, представитель Наркомфина, невысокий полноватый человек с цепким взглядом бухгалтера, привыкшего замечать малейшие расхождения в цифрах. За ним Берзин из промышленного отдела, молодой человек с суровым выражением лица и аккуратно подстриженными усиками.
Ровно в одиннадцать дверь распахнулась, и в комнату стремительно вошел Валериан Владимирович Куйбышев, председатель Госплана СССР. Высокий, подтянутый, с характерной бородкой, он источал энергию и властность. Все присутствующие поднялись.
— Товарищи, прошу садиться, — произнес он, занимая место во главе стола. — У нас непростая задача — интегрировать нестандартную экономическую модель в единую плановую систему. Товарищ Краснов, вам слово.
Я взял со стола папку с документами и встал.
— Товарищи, — начал я, обводя взглядом присутствующих, — наш эксперимент по внедрению элементов хозрасчета и материального стимулирования успешно стартовал на Урале. Двенадцать крупнейших предприятий региона переходят на новую систему управления. Теперь нам предстоит решить главный вопрос, как сочетать хозяйственную самостоятельность этих предприятий с общегосударственным планированием.
Я кивнул Вознесенскому, и он приступил к презентации теоретической модели.
— Ключевая особенность нашей модели — двухуровневая система планирования, — объяснял он, иллюстрируя свои слова диаграммами и графиками. — Первый уровень обязательные показатели, которые устанавливаются Госпланом и неукоснительно выполняются. Второй рекомендательные показатели, где предприятия получают свободу маневра.
Левин недоверчиво хмыкнул, делая пометки в блокноте. Струмилин внимательно изучал схемы, слегка нахмурившись.
— Приведу пример, — продолжил Вознесенский. — Нижнетагильский металлургический комбинат получает твердое задание произвести сто тысяч тонн стали определенных марок. Это обязательный показатель. Как это будет сделано, с какими затратами кокса, руды, электроэнергии, рабочей силы, решает руководство комбината. Экономия ресурсов, повышение качества, расширение ассортимента поощряются материально.
— А если директор решит сэкономить на качестве? — резко спросил Берзин. — Выдать продукцию низкого сорта, но в большом количестве?
— Для этого существует система внутреннего рынка, — ответил я, вступая в разговор. — Предприятия-потребители отказываются принимать некачественную продукцию или применяют штрафные санкции. Директору становится невыгодно жертвовать качеством.
Куйбышев задумчиво постукивал карандашом по столу.
— Интересная концепция, товарищ Краснов. Но возникает закономерный вопрос, как интегрировать такой внутренний рынок в плановую экономику? Не получится ли, что ваши предприятия начнут играть по своим правилам, нарушая общий баланс?
— Для этого мы предлагаем создать специальный отдел в структуре Госплана, — ответил я. — Он будет координировать работу экспериментальных предприятий, следить за соблюдением плановых заданий и анализировать результаты.
— Фактически, вы предлагаете создать особый экономический механизм внутри плановой системы, — заметил Струмилин. — Это похоже на своеобразный госкапитализм под контролем Госплана.
— Я бы назвал это социалистическим хозрасчетом, — возразил Вознесенский. — Государственная собственность сохраняется, централизованное планирование остается основой. Мы лишь добавляем экономические стимулы для повышения эффективности.
Дискуссия разгорелась с новой силой. Левин из Наркомфина выражал опасения, что новая система разрушит единый механизм финансового учета. Берзин критиковал саму идею внутреннего рынка, считая его шагом назад к капитализму. Струмилин, напротив, проявлял сдержанный интерес, задавая глубокие вопросы о математическом моделировании новой системы.
