Лопухин недовольно поджал губы, но вынужден был согласиться:
— Хорошо. Какой у вас вопрос, товарищ…
— Бродский, Михаил Соломонович, аспирант кафедры политэкономии, — представился молодой человек. — Товарищ Лопухин, работая в библиотеке института, я случайно обнаружил подшивку американского журнала «Economic Review» за 1924 год. И меня крайне заинтересовала статья экономиста Келлера «Динамика экономических циклов в постиндустриальном обществе».
Лопухин слегка побледнел, но сохранил внешнее спокойствие:
— И что же вас заинтересовало в этой буржуазной работе?
— Дело в том, — Бродский извлек из папки несколько листов бумаги, — что я обнаружил поразительное сходство между текстом Келлера и некоторыми фрагментами вашей диссертации 1926 года.
По залу пробежал взволнованный шепот. Лопухин побагровел, сжимая кулаки:
— Что за нелепость! Возможно, некоторое совпадение подходов, марксистская наука позволяет нам предвидеть ход мысли даже буржуазных теоретиков…
— Простите, товарищ Лопухин, — мягко, но настойчиво продолжил Бродский, — но речь идет не о совпадении подходов, а о дословном совпадении целых абзацев. Позвольте продемонстрировать.
Он поднял руку, и один из его товарищей-аспирантов начал раздавать членам совета заранее подготовленные листы с параллельными текстами, фрагментами статьи Келлера и диссертации Лопухина.
— Как вы видите, товарищи, — продолжал Бродский, — совпадения очевидны не только в основных положениях, но и в формулировках, примерах, даже в стилистических оборотах. Единственное отличие, что статья Келлера содержит прямые ссылки на других западных экономистов, которые в тексте товарища Лопухина отсутствуют.
Члены совета внимательно изучали розданные материалы. Лица становились все более мрачными. Профессор Зинченко, старейший член совета, известный своей принципиальностью, надел пенсне и особенно внимательно сравнивал тексты.
Лопухин пытался овладеть ситуацией:
— Товарищи, это недоразумение! Возможно, некоторые формулировки действительно схожи, но это объясняется объективностью научных выводов. К тому же, моя работа содержит марксистский анализ, полностью отсутствующий у Келлера!
— Позвольте не согласиться, товарищ Лопухин, — вмешался Бродский, доставая из папки еще один документ. — Вот заключение переводчика о точности перевода статьи Келлера. Как видите, совпадения не могут быть случайными. Они систематичны и охватывают около сорока процентов текста вашей диссертации.
Профессор Зинченко снял пенсне и, поднявшись, медленно произнес:
— Товарищи, я изучил представленные материалы. И вынужден с прискорбием констатировать, это не научная дискуссия, это обыкновенный плагиат.
В зале поднялся шум. Лопухин, окончательно потеряв самообладание, вскочил со своего места:
— Это провокация! Я требую проверить происхождение этих якобы американских журналов! Возможно, они фальшивые, подброшенные врагами! И этот аспирант, — он указал дрожащим пальцем на Бродского, — явно действует не в одиночку!
Бронштейн, сохраняя внешнее спокойствие, постучал карандашом по столу, призывая к порядку:
— Успокойтесь, товарищ Лопухин. Подлинность журналов будет проверена, как и все остальные обстоятельства дела. Но предварительный анализ действительно указывает на серьезные заимствования.
— Возможно, я использовал некоторые формулировки из зарубежных источников, — неохотно признал Лопухин, понимая, что отрицать очевидное бессмысленно. — Но это была не основная часть работы! И мои выводы полностью оригинальны!
Бронштейн нахмурился:
— Товарищ Лопухин, для советского ученого, тем более марксиста, недопустимо заимствовать чужие идеи без соответствующих ссылок. Это противоречит не только научной этике, но и партийной честности.
Он обвел взглядом притихший зал:
— Предлагаю создать комиссию для проверки всех научных работ товарища Лопухина на предмет плагиата. В состав комиссии включить профессоров Зинченко, Марголина, Фридланда, а также доцента Коржавина и… — он помедлил, — аспиранта Бродского, проявившего научную принципиальность.
Предложение было принято единогласно. Лопухин сидел, опустив голову, с лицом человека, понимающего, что его научная карьера висит на волоске.
Более того, под угрозой оказалось и его положение в комиссии Кагановича. Теоретик, уличенный в плагиате из буржуазных источников, вряд ли мог оставаться авторитетным обвинителем в идеологическом споре.
Бродский, сохраняя сдержанное выражение лица, собрал бумаги и незаметно вышел из зала. В коридоре его ждал Глушков, скромно стоявший у окна с видом случайного посетителя.
— Ну что? — тихо спросил он, когда Бродский приблизился.
— Все прошло даже лучше, чем планировалось, — так же тихо ответил молодой аспирант. — Лопухин частично признал вину, а еще создана комиссия для проверки всех его работ. Меня включили в состав.
— Отлично, — Глушков удовлетворенно кивнул. — Теперь нужно подождать публикации в «Литературной газете», и репутация Лопухина будет окончательно уничтожена.
Они вышли из здания института на морозный воздух. Москва жила своей обычной жизнью, по улицам спешили прохожие, грохотали трамваи, сновали редкие автомобили.
— Что дальше? — спросил Бродский, когда они отошли на безопасное расстояние от института.
— Дальше работаем по плану, — ответил Глушков.
Москва куталась от зимнего холода. В окнах домов зажигались огни, а над крышами поднимался дым из печных труб. Но за этой мирной картиной скрывалась напряженная борьба, от исхода которой зависело будущее не только экономического эксперимента, но и всей страны.
Глава 19
Инфоповод
Редакция «Экономической газеты» располагалась в старинном трехэтажном здании на Страстном бульваре. Когда-то здесь находилась контора крупного промышленника, а теперь одно из ведущих экономических изданий страны. Зимний вечер уже опустился на Москву, когда я поднимался по широкой мраморной лестнице, пытаясь упорядочить мысли перед важной встречей.
Федор Семенович Соколов, главный редактор «Экономической газеты», встретил меня у порога редакционного кабинета. Высокий, сухощавый, с аккуратно подстриженными усами и проницательным взглядом, он производил впечатление человека, привыкшего принимать решения и нести за них ответственность.
— Рад видеть вас, Леонид Иванович, — он крепко пожал мою руку. — Проходите, коллеги уже собрались.
В просторном кабинете, отделанном темными дубовыми панелями, за длинным редакционным столом сидели несколько человек, ключевые сотрудники газеты. Под массивной люстрой с бронзовыми завитушками, чудом сохранившейся с дореволюционных времен, стол был завален гранками, вырезками и подшивками экономических материалов.
Соколов сделал широкий жест в сторону присутствующих:
— Позвольте представить вам редакционную коллегию. Яков Наумович Гринберг, заведующий промышленным отделом, — кивок в сторону пожилого человека с быстрыми умными глазами и седой бородкой, — Антонина Павловна Звягинцева, заведующая отделом статистики и экономического анализа, — миниатюрная женщина средних лет с неподвижным сосредоточенным лицом слегка кивнула, — и Дмитрий Аркадьевич Левитан, наш ведущий обозреватель по вопросам народного хозяйства, — молодой человек с живыми глазами и растрепанной шевелюрой приветственно поднял руку.
Я кивнул каждому, усаживаясь в предложенное кресло.
— Товарищи, — начал я без предисловий, — ситуация с нашим экономическим экспериментом достигла критической точки. Против промышленного НЭПа развернута полномасштабная идеологическая кампания, подкрепленная актами саботажа на экспериментальных предприятиях.
— Мы следим за этой ситуацией, товарищ Краснов, — кивнул Гринберг. — «Правда» публикует по три-четыре критических материала в неделю. Обвинения в «правом уклоне» и «возрождении капитализма» стали уже привычными.
— Что особенно печально, — добавила Звягинцева, — эти обвинения совершенно игнорируют реальные экономические результаты вашего эксперимента. Мы изучали последние отчеты Путиловского завода и Нижнетагильского комбината. Цифры впечатляют.
