— Мы готовы значительно расширить торговый оборот, — ответил я. — Но для этого необходимы долгосрочные гарантии и стабильные отношения.
В ходе переговоров мы обсуждали конкретные проекты, но я внимательно наблюдал за поведением немецких участников. Было заметно, что многие из них неуютно чувствуют себя в новых реалиях. Особенно это касалось старых чиновников, помнящих веймарские времена.
К вечеру официальная часть завершилась, и я тайком отправился на назначенную встречу. Провести ее в гостинице невозможно. Пришлось играть в шпионов.
Тиргартен в сумерках выглядел таинственно. Старые дубы и липы шуршали молодой листвой, а редкие прохожие быстро исчезали в глубине парка.
У указанной аллеи меня ждал человек в темном пальто — Алексей Григорьевич Мышкин в роли «доктора Циммера». Его неприметная внешность и блестящие способности к конспирации делали его незаменимым в подобных операциях.
— Добрый вечер, товарищ Леонид Иванович, — тихо произнес он, указывая на скамейку под развесистой липой. — У меня есть интересная информация.
Мы присели, и Мышкин начал доклад:
— Ситуация кардинально изменилась после прошлогодних событий. Но это не означает, что оппозиции больше нет. Просто она ушла глубже и стала осторожнее.
Он достал из-под пальто конверт:
— Первый контакт — генерал Людвиг Бек, начальник генерального штаба. Блестящий стратег, но категорически против авантюр фюрера. Считает, что Германия не готова к большой войне.
— Надежен?
— Да. Он уже выражал недовольство политикой перевооружения. Был против ремилитаризации Рейнской области. У него есть сторонники среди офицерского корпуса.
Мышкин перелистнул страницу:
— Второй контакт — Карл Гордлер, обербургомистр Лейпцига. Консерватор, монархист, но ненавидит нацистов. У него связи в деловых кругах, среди дипломатов…
— А в партии есть недовольные?
— Есть, но они очень осторожны. Рудольф Гесс окружил себя людьми, которые недовольны радикализмом эсэсовцев. И еще… — Мышкин понизил голос. — Мартин Борман. Заместитель фюрера по партии. Формально преданный Гитлеру, но на самом деле строит собственную империю.
Я удивленно взглянул на него:
— Борман? Но он же правая рука Гитлера.
— Именно поэтому он опасен для фюрера. Борман постепенно концентрирует в своих руках все нити управления. Контролирует доступ к Гитлеру, фильтрует информацию. Наши источники сообщают, что он мечтает стать серым кардиналом, а затем и официальным преемником.
Это неожиданная информация. Борман всегда считался воплощением преданности фюреру.
— Что он хочет?
— Признание его права на власть. И экономическое сотрудничество в обход традиционных каналов.
Мы просидели в парке больше часа, обсуждая детали операции. План был рискованным, но имел шансы на успех. В отличие от прямого военного переворота, предлагалось использовать внутрипартийные противоречия и амбиции отдельных лидеров.
На следующий день началась самая деликатная часть миссии. Пока моя делегация посещала заводы «Сименса» и «АЕГ», я провел ряд тайных встреч с потенциальными союзниками.
Первая встреча состоялась в родовой усадьбе фон Нойратов в пригороде Берлина. Константин фон Нойрат, министр иностранных дел рейха, принял меня в своем рабочем кабинете. Этот аристократ старой школы, с седыми усами и элегантными манерами, явно тяготился сотрудничеством с нацистами.
— Товарищ Краснов, рад видеть вас в неофициальной обстановке, — сказал он, предложив место в кожаном кресле. — Надеюсь, наши переговоры будут плодотворными.
За чаем и традиционными немецкими пирожными мы говорили о международной обстановке, осторожно зондируя позиции друг друга.
— Европа находится в опасном положении, — заметил фон Нойрат. — Радикальные настроения нарастают повсюду. Необходима взвешенная, осторожная политика.
— Согласен, господин министр. Но зависит ли она от воли одного человека?
Фон Нойрат понял намек и внимательно посмотрел на меня:
— В дипломатии, товарищ Краснов, важно просчитывать различные сценарии. Включая самые неожиданные.
Наш разговор был полон недомолвок и иносказаний, но смысл ясен. Фон Нойрат готов поддержать более умеренную политику, если обстоятельства изменятся.
Вторая встреча проходила в секретной квартире в районе Шарлоттенбург. Меня ждал человек в штатском костюме — генерал Людвиг Бек, начальник генерального штаба сухопутных войск. Его суровое лицо с характерным скошенным подбородком выражало решимость и озабоченность.
— Ваше предложение интересно, товарищ Краснов, — сказал он без предисловий. — Но слишком опасно. После июньских событий любое неосторожное движение может стоить жизни.
— Понимаю ваши опасения, генерал. Но разве риск бездействия не больше?
Бек задумчиво потер лоб:
— Фюрер готовит Германию к войне. И не к маленькой, пограничной стычке. К большой европейской войне. Против Франции, Англии, возможно — России. Это безумие.
— А если бы он исчез?
— Сейчас это невозможно. Он окружен преданными людьми. СС охраняет каждый его шаг. Но если найдется человек из его ближайшего окружения…
Бек многозначительно замолчал.
— Есть такой человек?
— Возможно. Но ему потребуются гарантии. Международная поддержка. Новое правительство должно быть признано великими державами.
Мы обсудили детали возможного переворота. Бек предложил сценарий, при котором фюрер будет объявлен недееспособным из-за болезни, а власть перейдет к «Совету национального спасения» во главе с умеренными политиками.
Третья встреча состоялась в еще более экстравагантном месте — в частной ложе берлинской оперы во время представления «Кольца Нибелунгов» Вагнера. Мой собеседник — карл Гордлер, обербургомистр Лейпцига, настоял именно на такой встрече.
— Музыка помогает думать, — объяснил он, когда мы разместились в роскошной ложе. — А поведение публики скрывает наш разговор.
Гортлер, высокий элегантный мужчина с академической бородкой, представлял консервативную оппозицию режиму. Он мечтал о реставрации монархии и возвращении к традиционным немецким ценностям.
— Товарищ Краснов, я не коммунист, — прямо сказал он во время антракта. — Но я понимаю, что у наших стран есть общие интересы в предотвращении катастрофы.
— Какой именно катастрофы?
— Войны, которую готовит Гитлер. Этот человек одержим идеями величия, но не понимает, что ведет Германию к гибели.
Гортлер предложил свой план — переворот силами консервативных политиков и части генералитета с последующим возвращением к конституционной монархии.
— Кайзер Вильгельм уже стар, но у него есть внуки. Страна нуждается в стабильности, в возвращении к проверенным временем принципам.
К концу недели у меня сложилась картина сложной игры, в которой участвовали все ключевые фигуры рейха. Каждый строил свои планы, каждый готов на определенные шаги. Но объединить их в единую операцию представлялось крайне сложным.
Вечером последнего дня я встретился с Мышкиным в номере отеля. На столе были разложены карты, схемы, досье различных участников.
— Что думаете, Алексей Григорьевич? — спросил я. — Реально ли это?
Мышкин задумчиво потер подбородок:
— Реально, но очень сложно. Слишком много игроков, слишком разные интересы. Одно неосторожное движение — и вся конструкция рухнет.
— А если не действовать?
— Тогда через несколько лет мы получим войну. Большую, кровавую войну, которая уничтожит Европу.
Мы составили подробный план, учитывающий все варианты развития событий. Операция получила кодовое название «Нибелунги», в честь вагнеровской оперы, где происходили наши переговоры с Гордлером.
План предусматривал поэтапные действия:
1. Создание коалиции недовольных среди военных, партийных и государственных деятелей.
2. Ограничение доступа Гитлера к ключевой информации и изоляция его от принятия решений.
3. Провокация внутриполитического кризиса в подходящий момент.
