Память Небытия - Федоров Виктор Александрович "переводчик"

– И что дальше?

– Подождем. – Отец откинулся на спинку стула – казалось, тот обязан скрипнуть под весом северянина, но Рик не услышал ничего. Наоборот, тишина стала такой оглушительной, что сдавила виски.

Он почувствовал, что тело словно плавится под взглядом отца, а его физическая оболочка просто не способна существовать в непосредственной близости от человека, который эту оболочку породил. Кости начало ломить так, как если бы он провел ночь на древесных корнях. Не в силах противиться порыву, он поднял руку и ощупал собственное лицо. Полученные раны были где-то далеко отсюда, но физиономия пылала болью, будто она осталась с ним навсегда. Даже ладони горели, а ноздри внезапно забились вонью гниения и немытого тела. Пахнет так он сам, Рендалл, или это сквозняк принес запахи прямо в комнату – понять было невозможно. Отец торжественно ухмыльнулся, недоумение Рика его явно забавляло. Усиливало контроль над ситуацией.

Рик попытался напрячь мышцы, склонился вперед, как всегда делал, сознавая, что нужно совершить тот самый, последний рывок. Сколько их уже было? И присутствие отца ничего не изменит, Рендалл не властен над его волей к жизни. Даже если у этой дорожки есть четко очерченный исход.

Все детство, как Рик помнил, Рендалл занимался тем, что творил человека, не сдерживаемого ничем. Ни моралью, ни предрассудками. Который должен был стать одним из тех, кто движется вперед, подминая под себя все вокруг. Правда, по задумке отца Рик стал бы рабом, марионеткой в руках тех, кто указывает направление и цель.

Но Рикард никогда не собирался быть инструментом для исполнения чужих желаний. Вот только… Раз так, почему он оказался на этом стуле?

Рендалл удовлетворенно улыбнулся.

Мышцы свело, судорога набросилась на тело, как дикий зверь выпрыгивает из засады. Рик без сил откинулся назад, больше не пытаясь подготовить атаку. Какой в ней смысл, если все закончится так, как и всегда? Казалось, на его голову надели шлем, который становился все меньше и меньше, сдавливая голову похлеще проклятого ошейника, к удавке он хотя бы привык. Можно отнять надежду, имущество, близких, но куда страшнее, когда у тебя пытаются забрать последнее, что осталось, – память. Рик с ужасом осознал, что даже не помнит, как давно они сидят вот так: два северянина, связанных между собой сильнее, чем можно было представить.

«Отец-то мой, вот только я сам не свой».

Рик замер, отягощенный грузом собственного бессилия. Подражая ему или же насмехаясь, отец сделал ровно то же самое по другую сторону стола. Так они и сидели, глядя друг на друга, – две пары северных глаз, неподвижных и пылающих холодом в полумраке. Между ними мерцал огонёк свечи, слабо колыхаясь и становясь всё тусклее. В конце концов, пламя дрогнуло в последний раз и окончательно потухло, погрузив комнату во тьму.

Глава 8. У нас проблема

Эдвин открыл рот, чтобы ответить, но не нашел слов. Было бы легко опровергнуть мысль торговки, если бы он сам не считал ее довольно правдивой. Так он и шел, не поднимая головы, пока из пучин тяжких раздумий его не вырвал мальчишка, пронесшийся мимо и весьма невежливо задевший его плечом. Размахивая чем-то, похожим на яркую шапку, он скрылся за поворотом быстрее, чем Эдвин успел спохватиться. В панике он запустил руку в карман, с облегчением понял, что медальон на месте.

Жест не укрылся от внимания спутников. Бася покосился на него, и даже в безучастном взгляде серого плаща Эдвин разглядел намек на иронию, из-за чего почувствовал себя полным дураком. О сохранности безделушки можно было не беспокоиться, она защищала сама себя получше, чем мог это сделать отряд вооруженных стражников, что уж говорить о самом Эдвине. Интересно, будь мальчишка карманником, как быстро он повалился бы на землю, визжа и стеная? Стычка с Отто наглядно продемонстрировала: у медальона только один владелец. Великая привилегия и одновременно худшее бремя.

Мысли переметнулись на недавние события. Те, кто хотел обманом изъять медальон у Лиса, явно не рассчитывали, что вещица уже привязана к Эдвину. Теперь же Принц, как он сам предпочитал себя называть, точно оповестил об этом всех заинтересованных лиц. И потому их дальнейшие шаги невозможно было предсказать. До этого они явно намеревались прикончить Сэта, заодно похоронив всех причастных. То, что Принц учинил на верхушке башни, не оставляло сомнений: он мог бы попытаться – и даже с неплохими шансами на успех. Забрал бы медальон и мог делать с ним… Все, что эти люди собирались с ним делать. Лишь появление Лиры со спутниками заставило его переиграть партию, отойдя в тень.

Теперь же Эдвин не мог взять в толк, что будет дальше. Попытаются приложить его камнем по затылку и умыкнуть в качестве походной сумки, в которой лежит медальон? А потом? Запрут в каком-нибудь подвале, попутно заморив голодом, пока владелец не уйдет на ту сторону «по естественным причинам»?

Стоило подумать об этом, как на лбу выступил холодный пот. А ведь идея не хуже прочих, определенная логика в этом есть. Хотя… В начале осени он почти уверился, что неуязвим, пусть и не стал делиться подобными размышлениями со спутниками. Во всяком случае, для арбалетного болта, если тот один и воткнулся в бедро. Защитит ли безделушка от чего-то большего? А от истощения? Или же шепот, разобидевшись окончательно, подведет в самый неподходящий для этого момент, решив подобрать хозяина получше?

«Хочешь проверить?»

Нет, спасибо. Эдвин поморщился. Морить самого себя голодом он не собирался, облегчая тем самым задачу возможным тюремщикам. Куда лучше было бы им и вовсе не попадаться, а остаться без еды он всегда успеет, учитывая, что им предстоял поход куда-то совсем далеко отсюда.

Бася отодвинул в сторону какого-то слишком уж назойливого нищего, бедолага был смят толпой и исчез из поля зрения быстрее, чем успел попросить монетку. Эдвин горько хмыкнул: если чуть принарядиться, то для посторонних они с Ани будут выглядеть как важные персоны, сопровождаемые доблестным воином. Впрочем, даже пока он в походных обносках, это суждение недалеко от истины. И к слову о воинах…

С теми, кто желал заполучить медальон для каких-то своих дел, все было до омерзения просто: главное – не попасться. Он был им нужен. Под «он» вполне попадали они оба, и шепот, и сам Эдвин. А вот что касается тех, кто желал спасти Мир более радикальными способами…

«Для парня все кончено».

Слова Далии врезались в память. Будь ее воля, и она бы утащила его с собой в бездну – все что угодно, лишь бы проклятье медальона ушло в небытие. Вот только Мир это до конца не спасет, во всяком случае – если верить Лире. Молодые парни, под стать ему самому, так и продолжат седеть, угрозой нависая над Симфареей до конца времен, пока главный изначальный будет ждать своего часа в безделушке, более неподвластной никому из смертных. Никаких шансов, что без связи с медальоном кто-то сумеет преодолеть расстояние, разделяющее край впадины и ее сердцевину. А связь эта навеки оборвется, если его прикончат.

Так, стоп. Один момент. А какой толк в таком случае кому-то держать его в заточении, даже теоретически? Эдвин не мог увидеть, но почувствовал, как краски ушли с лица. Получается, его смерть, максимально насильственная, насколько возможно, выгодна всем. Ну, вообще всем, кроме Лиры. Паломница была единственной, кто хотел упокоить Годвина с концами. Всех остальных как будто бы вполне устроит его скоропостижная кончина. В случае Далии – в надежде, что появление новых кратеров удастся сдерживать до окончания времен. Если она и Веллестеран вообще в курсе, что кто-то начал устраивать катаклизмы намеренно, приближая конец.

В случае Принца и его нанимателей – можно было бы просто дождаться этого конца, сохранив медальон в безопасном месте, пока континент постепенно покрывается участками черной земли. Или же… Медальон им все же нужен в том состоянии, в котором он существует сейчас? Как узнать? Требуется ли им право владения, чтобы реализовать свои планы?