Виктор Федоров
Память Небытия
Пролог. Срочная доставка
Смотреть на сборище циркачей ему мешало солнце. Выбраться из допросных закутков было приятно, но небесное светило било по глазам, заставляло щуриться, рассеивало внимание. В обычные свои будни он двигался во тьме, спешным шагом перетекая из одного мрачного переулка в другой. В помещениях, куда его закидывала судьба и долг службы, зачастую окон не было вовсе. А если и были, то за ними висела непроглядная тьма, изредка отступающая под напором лунного света и мерцания звезд.
Другими словами, Гораций считал себя человеком ночи. И любил тень. Сам был тенью.
Однако сегодня очередной изгиб судьбы напополам с долгом привел его сюда: на отполированную множеством задов скамью в уголке небогато обставленной комнаты. Иные обители замка поразились бы, узнав, какое непрезентабельное помещение было зажато меж шикарно обставленными залами и бархатными коридорами этажей.
Каменные стены не несли на себе никаких украшений, а обстановка больше напоминала комнату для общения с душевнобольными. Гораций никак не мог отделаться от подобного ощущения, даже спустя множество визитов. Стол с одинокой свечкой, ныне не горящей, да пара стульев, хозяйский и гостевой. Поле битвы для столкновения двух умов. А некогда грубо стесанные доски (а теперь зеркально-гладкие), выполняющие роль скамеек, тянулись по бокам помещения, словно место для стражи и врачевателей, наблюдающих за разговором.
Сегодня роль праздного наблюдателя выпала ему. Тонкие губы едва не искривились в ироничной усмешке, но Гораций сдержал порыв. Личина была в новинку, обычно он стоял по центру комнаты, никогда не садясь, словно не желая принять правила игры. Стоял, чеканя слова, глядя на хозяина кабинета и борясь с мыслью, что если в комнате и есть душевнобольной, то вот он: сидит, сцепив руки, на колченогом стуле, на который без слез было не взглянуть. Иного объяснения подобному насилию над собой у Горация не было. Нет-нет, а на лице начальника проступала мучительная гримаса, но был тому причиной неудобный стул, изнурительный подъем по лестницам столичного замка или груз забот на плечах – оставалось загадкой.
Тем удивительнее было существовать в этой комнатушке на рассвете, чего давно не случалось. Пусть близость к земле не позволяла отнести кабинет к «высоким этажам», бьющему в оконный проем солнцу это ничуть не мешало. Проказливые лучи стелились по скамье, перебегали на стены и лупили по глазам, что тоже было в новинку. В новом антураже фигура начальника, скрюченная за пустым столом, выглядела будто черный колтун, горстка изломанных углов, темнеющих на фоне окна.
Сидя в уголке комнаты, наконец-то вровень с хозяином кабинета, Гораций поймал себя на мысли, что по утрам Черная мантия выглядит куда более устрашающе, чем в покровах ночи. То было неправильное сосредоточение темноты. Иррациональное. Притягивающее к себе взгляд и затмевающее все вокруг. Жаль лишь, что надоедливые лучики все же находили обходной путь до его век, мешая в полной мере рассмотреть сборище гостей.
К слову о них. Пара фигур колыхалась чуть в стороне, на том же самом месте, где обычно стоял Гораций. Сам он вынужденно забился в угол, следуя немому приказу, а теперь не мог как следует рассмотреть визитеров: их силуэты так же темнели на фоне света, заполняющего комнату. А на противоположную скамью Тень всеми силами старался не смотреть. Он едва не скосил взгляд в ту сторону, но вместо этого раздраженно почесал тонкими пальцами ладонь, моргнул и перевел взгляд на начальника, словно ища успокоения в привычной черноте. Глубоко вздохнул, услышал тихий смешок по левую руку, сжал зубы. Казалось, сидящая там девица видит его насквозь. Собравшись с силами, вновь покосился на стоящих гостей.
Циркачи как они есть. Ворвавшиеся в мир теней и начавшие нести околесицу. Околесицу, которая, как он понимал, может оказаться правдой. И от этого на душе было гадко.
Двойка мужчин, нелепая парочка. Между собой ничуть не похожи, но скованы одной цепью, как мог бы выразиться уличный поэт. Такую же связь порой можно разглядеть в семейных союзах, продирающихся сквозь жизненные перипетии бок о бок уже с не один десяток лет. Эти двое в подобном союзе явно состоять не могли, но незримо подпирали друг друга, будто два сросшихся вековых дерева.
Почему не могли? Внешней схожести в них было – чайная ложка, да и то без горки. Оба рослые, поджарые, загорелые. Одежда простая, обувь припорошена пылью. Гораций с интересом подметил, что даже лица, пусть и чисто вымытые, словно покрыты тонким слоем переживаний и тревог, особенно у юнца.
Парень нацепил на голову нелепый чепец, больше напоминающий подшлемник. Щеки запали, губы потрескались, а оттого карие глаза выразительно блестели на лице. Болтал он мало, а когда открывал рот, казалось, что речь его доносится откуда-то издалека. Говор был припорошен легкой хрипотцой, и слова спотыкались о нее, будто голос поломался совсем недавно, а его обладатель еще не привык к этому. Несмотря на это, парнишка твердо стоял на ногах, всматриваясь в клокочущую за столом темноту.
Спутник его выглядел еще тверже – крепкая свая, навеки вбитая в землю. Руки он миролюбиво сложил на груди, но Гораций почти физически чувствовал исходящую с той стороны опасность. Припорошенные сединой каштановые волосы были неровно острижены, то же касалось и многодневной щетины, покрывающей острые скулы. За все время своего присутствия в комнате он шевельнулся всего пару-тройку раз, каждый их них сопровождался скрипом кожаного, покрытого заплатами и потертостями жилета.
Сейчас оба молчали, буравя взглядом хозяина кабинета. Кривое лицо Морна не выражало ничего. В воздухе звенела тишина, прерываемая лишь смешками и шелестом одежды с противоположной скамьи. Не удержавшись, Гораций все же бросил взгляд на нарушителя спокойствия. Нарушительницу. Пара циркачей заявились вместе с девчонкой. Или же она притащила их за собой – это как посмотреть.
Каким образом эти люди получили приглашение, оставалось неясным. Но если от пары мужчин веяло напряжением, опасностью и проблемами, к чему Гораций был в целом привычен, то поведение девицы выпадало из принятых в этом месте норм. И это раздражало.
Едва явившись на порог, она тут же шлепнулась на скамью, не выразив ни капли желания маячить по центру комнаты, аки деревце на пологом склоне. Забилась в темный уголок, лишив его, Горация, этой возможности и обрекая на противостояние с солнцем. Но уселась там, словно правительница во дворце, закинув ногу на ногу и без капли уважения шаря глазами по всем присутствующим.
Гораций вызвал у нее не больше интереса, чем вчерашние новости. Лишь изредка в уголке губ застревала усмешка, стоило ей бросить на него взгляд, будто девчонка прекрасно понимала, насколько Тень не в своей тарелке. На спутников своих смотрела с интересом, пусть и немного вскользь. Одновременно уставившись, но при этом отводя глаза, особенно от парня. Сложно объяснить, однако Гораций всем своим естеством чувствовал, что что-то не так в этой компании.
Куда более сильный холодок пробегал по его спине, когда девчонка удостаивала взглядом Морна. Казалось, лед и пламя сталкиваются, объединяясь в единую стихию, уважение клокотало в темных глазах напополам с неприязнью. Невероятный букет, словно жухлые могильные цветы свалили на прилавок вместе с только-только срезанными розами.
Тишина начала сдавливать виски – никогда на всей памяти Горация Черная мантия не думал над ответом столь долго. Живущий отдельно от остального лица рот искривился пуще прежнего, но уголки сложились в идеальную линию. Шрам на лбу будто побелел; если бы Тень не знал Морна достаточно долго, то мог бы подумать, что тот волнуется. Никак нет. Просто начальник уделял каждому вопросу ровно столько времени, сколько тот заслуживал. И затянувшееся молчание было знамением очевидного: из кабинета они выйдут в изменившийся Мир. Как всегда и было.
